Дашка тряхнула головой. Ветеринарша-неудачница размечталась о большой, но чистой. Тихонько хихикнула и заперла изнутри квартиру.

* * *

Едва Герман переступил порог родной клиники, как на него со всех сторон посыпались расспросы и выяснения причины его скорого возвращения. Соорудив дежурную фразу о том, что скучал без клиники и всех ее обитателей, он направился к великому и ужасному.

- Приветствую, ИванСаныч! – жизнерадостно возвестил Герман.

ИванСаныч поднял глаза от компьютера и внимательно посмотрел на вошедшего. Удивления или радости не выказал. Только чуть прищелкнул языком и глубокомысленно изрек:

- Твой Григораш в интенсивной терапии. Упился, идиот. Отек головного мозга. Вчера поступил.

- Вот достали эти… - Липкович выругался. – Я могу ковыряться в их мозгах за их деньги, но новые не вставлю!

- Ну раз уж пришел, так, может, поковыряешься? Этот экземпляр на вес золота. Еще угробит его наш орел Эгембердиев, а?

- Я официально в отпуске, - Герман расположился на диване и подхватил с тумбочки первый попавшийся журнал.

- И как он проходит?

- Плодотворно, - Герман с шумом перелистнул страницу.

- Поздравляю. А что тогда к нам, работягам, приперся?

- Вызывать чувство зависти. Но так уж и быть. Григораша возьму.

- Эгембердиев обрадуется, - хмыкнул великий и ужасный. О том, как Эгембердиев не любит брать «чужих» пациентов, ходили легенды. – Так что? В свое таинственное путешествие не поехал?

- Почему? Поехал. Уже вернулся.

- Ааааа… Кофе будешь?

- Нет, спасибо. Я попозже на кофе зайду. Пока к себе схожу, - Герман поднялся.

- Давай. Там твоя Нескородева с утра не в духах. Всех отправляет на общий анализ крови. Только и успеваю, что отлавливать и перенаправлять к Эгембердиеву.

- Да? Ну-ну… - многозначительно выдал Липкович и вышел от Ивана Александровича.

Кабинет встречал его тишиной и нестертой пылью на рабочем столе. Единственное, что напоминало о том, что он отсутствовал неделю. В остальном все осталось, как было. Будто бы вся жизнь не полетела в совершенно неожиданном направлении, да еще и на скорости, явно превышающей установленную ПДД.

Сначала в дверь сунулась острая мордочка медсестрички с сакраментальным вопросом:

- Герман Валентинович, а хотите я вам чаю принесу?

Потом медсестра была вытеснена Юлькой.

- Спасибо, Наташик, я сама! – сообщила бывшая и вошла в кабинет.

- С чего вдруг? – удивился Герман.

Дверь захлопнулась, а Юлька уже выливала остатки воды из чайника в поддон от фиалки на окне. Улыбка на ее лице была ангельской. А значит, великий и ужасный прав – не в духах.

- Что ж, по-твоему? Я не могу уже тебе и чаю заварить? – поинтересовалась она. – Или ты теперь даже чай из моих рук не примешь?

- Да я-то приму. Не пойму, тебе оно зачем? Заняться, что ли, нечем? – Герман стер со стола пыль и сел в рабочее кресло.

- Считай, что я тебя поздравить пришла. Мне твой отец звонил. А ему – Лев Борисович. Впервые за сколько там лет? Три? Пять? Хотя ради таких новостей…

Юлька многозначительно посмотрела на Германа и наполнила чайник из бутыли.

Когда Герману стала ясна причина явления Юльки, он довольно улыбнулся и откинулся на спинку кресла.

- Я рад, что ты оценила.

- Значит, правда?

- Правда. Отец вообще говорит только правду, когда это не касается работы. Одно из его домашних хобби.

- Круто! – усмехнулась Юлька. И нажала на кнопку электрочайника. Тот браво зашумел, а она устроилась на стуле возле него. – Это какая-то старая любовь возродилась или новое чувство? Мы всего неделю не виделись.

- Расспросы – это вместо варенья к чаю? – рассмеялся Герман, внимательно следя за Юлькой.

Он не верил ни своим ушам, ни глазам. Она всегда утверждала, что не ревнивая. Но, если подумать, повода для ревности у нее и не было никогда. В отличие от сегодняшнего дня.

- Ну, варенья же действительно нет, - пожала она плечами. – И мне, правда, любопытно. Может, у тебя давно уже был запасной вариант, а я не знала. Не то, чтобы в сложившихся обстоятельствах это было плохо, но… Гера, это неделя! Ты женился за неделю!

- Я женился за неделю, - повторил он за Юлькой. – Чайник закипел.

- Закипел, - кивнула она, обернулась к шкафчику и, не вставая, достала из него заварник. Насыпала туда чай и залила кипятком, продолжая при этом болтать. – Пойми меня правильно, Гера. Между нами все кончено, но это не значит, что я за тебя не волнуюсь. Я очень волнуюсь! В твоем состоянии легко было наделать ошибок, и в этом моя вина. Потому ответь мне, пожалуйста, на единственный вопрос – это у тебя серьезно?

- Ты готова предположить, что я могу быть легкомысленным? – Герман снова рассмеялся.

- Я готова предположить, что ты мог свалять дурака!

- Ты ошибаешься, у меня все очень серьезно.

Кажется, она даже в лице изменилась. Оно стало обиженным, почти серым, что так не вязалось с ее обычной лучезарностью. Не произнося ни слова, придвинула поближе чашку и насыпала в нее сахару. Еще немного помолчала, изучая серебристую крышку заварника. А потом выдала:

- А вообще, я рада! Тем лучше, если так. А то уже запереживала, вдруг это все… назло мне. Как видишь, я была права. Теперь у нас точно есть повод остаться друзьями и не париться из-за всего.

- Мир не вертится вокруг тебя.

- К счастью, он достаточно многообразен, - ответила она, быстро наполнила чашку, встала со стула и поставила ее перед ним. – Не знаю, есть ли у тебя лимон. Но за неделю он мог высохнуть. Кстати, девушка, которая за неделю соглашается выйти замуж за столичного мужчину на иномарке – в наше время такая редкость! Но главное, чтобы тебе было комфортно. Так что поздравляю. Счастья тебе в семейной жизни, Герочка.

Она ядовито улыбнулась и выплыла из его кабинета.

Герману тоже было весело – впервые за прошедшую неделю. Характер Юльки всегда был не подарок, но сегодня она сыграла лучшую свою партию, которая ему понравилась. И это давало некоторую надежду… Знать бы на что... Ревность Юльки никак не отменяла факта того, что она сделала. Но и он не мог так скоро притвориться, что больше не любит ее. Его скоропалительная свадьба – лишь желание доказать, что она ошиблась. И пусть думает, что хочет. И пусть ревнует…

А для этого всего-то и надо, чтобы Даша оставалась его женой.

В смысле, с ним.

Вернее, в его квартире.

И, чувствуя себя заговорщиком, Липкович рванул домой. Обсуждать план дальнейших действий. Но угодил в эпицентр вооруженного сопротивления. Даша, экипировавшись двузубой вилкой, поварешкой и кастрюлькой, воевала с куриными крылышками на сковороде. Те отчаянно шипели в масле, а она продолжала поливать их соусом и что-то бормотать под нос. Герман отчетливо разобрал только возмущенное «в глаза-то зачем!» Она подпрыгнула и принялась вытирать ладонью веко.

- Предупреждаю сразу: от единственного окулиста, которого я знаю близко, лучше держаться подальше, - сказал Герман с порога, поведя носом в сторону сковородки.

Она обернулась и растерянно посмотрела на него.

- Я тут… ужин готовлю, - голос ее сейчас был чуть настороженным, но без капли истерики, как еще накануне. Похоже, этот зверек начинал осваиваться на местности. – Как вы относитесь к меду с горчицей?

- Положительно.

На некоторое время он снова исчез из кухни. Были слышны шаги в комнате, плеск воды в ванной, иногда становилось совершенно тихо. А после Герман появился снова, в домашней одежде и с мокрыми волосами. Загремел посудой, накрывая на стол.

- Я, кажется, знаю, как поступить дальше, - сказал он между делом, будто рассуждал о погоде.

- Если речь идет дальше десерта на сегодняшний ужин, то я очень внимательно слушаю, - усмехнулась она, переставляя посуду и не глядя на него.

- Дальше, - усмехнулся и Герман. – Я предлагаю вам остаться у меня.

Даша так и застыла с кастрюлькой в руках. В кастрюльке были остатки соуса.

- Я не очень понимаю… в каком качестве?

- В качестве моей жены, - терпеливо объяснил Гера и добавил: - Как бы…

Кастрюля была водружена на стол. Даша потянулась к сковородке.

- Как бы?..

- Естественно, как бы! Все, о чем я вас прошу, чтобы вы жили здесь и для всех считались моей женой.

- Это как-то странно звучит…

- Уверен, что и выглядит не менее странно. Но… - Герман посмотрел в окно, не увидел там ничего нового или вдохновляющего и перевел взгляд на Дашу. – Есть женщина, которую я люблю. И я хочу, чтобы она ко мне вернулась. А до тех пор я прошу вас пожить здесь.

Она надолго замолчала. Завозилась над плитой. Он мог видеть ее сосредоточенно насупившийся профиль и то, как она закусила нижнюю губу. Потом убрала с лица прядь волос, упавшую на лоб. И перед его носом оказалась тарелка с крылышками и большая миска салата.

- Если хотите, можно рис подождать. Доваривается, - каким-то потусторонним голосом сообщила Даша. И выпалила: - У меня два вопроса. Можно?

- Можно, - к собственному удивлению, Герман был совершенно спокоен. Каким бывал перед операциями. С той разницей, что пациентом предстояло стать ему самому.

- Хорошо. Тогда первый… - сказала она, кивнув. Потом собралась с духом, чуть сжала кулаки и выдала: - Если у вас есть любимая женщина, зачем вы женились на мне? В смысле… я как-то не обольщалась про любовь, но… это странно.

- Мы расстались.

Даша резко села напротив.

- Ну это-то понятно… Вы расстались. Такое бывает. Вы ее бросили или она вас?

- Это второй вопрос? – Герман пристально посмотрел на нее. Глаза его казались почти черными, а круглое лицо, обычно довольно живое, сейчас застыло бледной маской.