- Нет-нет! Ты чего! – горячо запротестовала Даша. – Получилось так. Мне плохо было. Тебе тоже сейчас не сахар, я же понимаю. Мы поддержали друг друга, да? Дружеская поддержка – это хорошо.

- Да? Ну пусть будет так, - задумчиво подтвердил Герман.

- Ну… Давай я в Козелец уеду, так лучше, - голос ее стал совсем тихим.

- Вот это уж точно нет, - резко ответил Герман. – Давно с родителями не разбиралась?

- Ты мне дорог. Я не хочу, чтобы все испортилось.

- Не испортится. Сама же говоришь, что все нормально, - Герман повернулся к ней и вопросительно посмотрел ей в глаза. – Или все-таки нет?

- Нормально! – тут же закивала она. – Проехали?

- Проехали. Остается все, как было?

- Ну да… Оптимально же… комфортно?

- Ну да, - у Германа возникло странное чувство, будто его одурачили. Он потер глаза. – Тогда договорились.

- Договорились! – Даша похлопала ресницами и залезла под простыню по самую переносицу. – А раз уж мы по-прежнему друзья… Еще вопрос можно? Стыдный.

- Можно, - усмехнулся Герман.

Он мог только догадываться, насколько она покраснела, потому что красным был даже лоб, на фоне которого напряженно хмурились темные брови. Но в это утро Дашка отличалась особой бесстрашностью. Даже настораживало.

- А я… ну, как женщина… и правда, кошмар, или не совсем безнадежна?

- Твоему Витьке мозгов не хватает, - проворчал Герман. – Но это не лечится, поверь.

После чего быстро встал и, не оглядываясь, вышел из спальни. Даша, едва закрылась дверь, шумно выдохнула и накрылась простыней с головой. Прошедшая ночь ее шандарахнула по этой самой голове со всей дури. Из плюсов можно было отметить то, что женский оргазм не сказочка, придуманная для любовных романов, и то, что о случившемся она точно жалеть не будет. Минус был один, но жирный. Она влюбилась в Германа Липковича. Причем, очевидно, задолго до этого утра – насколько это возможно при двух с небольшим месяцах знакомства.

Всю следующую неделю Даша активно «дружила». Или, вернее сказать, пыталась делать то, что делала до того рокового вечера, когда они с Германом оказались в одной постели. Завтраки по-прежнему ожидали его на столе, едва он вставал. Халаты и рубашки были наглажены. Только теперь она почему-то стала гладить еще и джинсы. В квартире даже при большом желании нельзя было обнаружить ни пылинки. Но если раньше она могла в любое время суток протопать в гостиную, чтобы вытереть пыль с комода или разложить его вещи, или вдохновенно грохотала кастрюлями на кухне, то теперь со всем справлялась исключительно тогда, когда его не было дома. Будто бы стремилась как можно меньше мелькать перед его носом, и вообще, занимать минимум места, как это было в самые первые дни, когда она еще не освоилась.

Поведение ее было странным еще и в том, что при этом она умудрялась пытаться быть то энергичной и интересующейся, спрашивая его о пациентах, о Юльке или о том, нравятся ему больше вареники с картошкой или вишнями. То часами не выходила из своей комнаты. И эти моменты перевешивали временные приливы энергии, когда она «дружила». Фильмы смотреть с Германом по вечерам Дашка больше почти никогда не выходила. Два раза пожаловалась. Один раз у нее притормаживал мобильный – не ловил сеть. Второй – першило в горле. Больше ничего. Совсем ничего. Ее веселое милое ворчание, когда он раньше топтался по только что вымытому полу, или когда он не запирал дверь в квартире, совсем перестало звучать. И она катастрофически отдалялась от него, будто бы выстроив стену, что, впрочем, было и не удивительно в том случае, если они действительно намеревались оставаться друг для друга в прежнем статусе.

Герман же изо всех сил старался соответствовать предложенной Дашей модели отношений. Gregorian в доме давно не звучали, но удовлетворенность их совместным бытом была сомнительной.

Главная проблема заключалась в следующем: Герману Липковичу не удавалось диагностировать причину собственной неудовлетворенности.

И однажды утром, обнаружив Дашу на кухне, что в последнее время случалось крайне редко, он предпринял попытку оценить масштабы катастрофы.

- У меня сегодня операция назначена, - сказал он, отпив кофе, - и больше ничего. Я к обеду домой вернусь.

Даша, драившая плиту после того, как у нее выкипело молоко, и только поэтому не успевшая скрыться в своей комнате до выхода Германа к завтраку, вынуждена была «дружить». Потому повернулась к мужу и улыбнулась сияющей улыбкой:

- Здорово! А сложная операция?

- Обыкновенная, - не намереваясь вдаваться в подробности, ответил Герман. – Пообедаем вместе?

Даша на мгновение растерялась. Улыбка с лица сползла. Брови нахмурились, будто она что-то обдумывала. Но потом лоб разгладился, а улыбка натянулась обратно.

- Я планировала прогуляться, - сообщила она.

- Можем прогуляться вместе после обеда, - сказал Герман, не успев подумать.

- Куда?

- Куда захочешь.

- Хорошо. Что приготовить?

- Даша, - устало протянул Герман, - не пытай меня такими вопросами.

- Ясно, - проговорила она, расставляя конфорки на места, и вдруг улыбнулась – как давно уже не улыбалась. - Сымпровизирую. Удачи тебе на операции.

Сегодня Герман особенно нуждался в удаче. Операция предстояла сложная. Подобные он уже делал, но каждый раз была вероятность, что все может пойти не по плану. Шагая по коридорам клиники, он надеялся провести полчаса в покое, чтобы сосредоточиться и еще раз все обдумать.

Но вместо этого столкнулся с великим и ужасным, явно подстерегавшим его за углом от мужского туалета. Тот вытирал мокрые руки бумажным полотенцем и, не глядя на Германа, негромко спросил:

- Что зашухарился?

- Уговариваю себя не явиться к вам с заявлением, - сердито отозвался Герман, но все же остановился перед Иваном Александровичем.

- Издай сразу манифест. Что за заявление, Гера?

- Уволюсь от вас к чертовой матери!

Великий и ужасный посмотрел на него с любопытством и хмуро одновременно. Так он обычно смотрел на тяжело больных пациентов.

- Эк тебя занесло-то! А что я натворил?

- А кто отцу выкатил список европейских клиник? И все это за моей спиной, - Герман заметно злился.

- И что в этом такого, позволь узнать?

- А по-вашему это нормально, чтобы меня пристраивали, как… - он проглотил ругательство и шумно выдохнул.

- Кто тебя пристраивал, дурак? – рявкнул великий и ужасный. – И куда? Ты головой думал прежде, чем надулся на весь белый свет?

- Не на весь. Только на вас. От вас, Иван Александрович, не ожидал.

- Ладно. Слушай. И учти, что я в жизни ни с кем не объяснялся. Даже с женой! В конце зимы ко мне явился твой отец. Попросил посодействовать. Я дал наводку на десяток клиник с мировым именем. И ввиду того, что эти имена действительно слишком известные, неужели ты, Герман Валентинович, всерьез считаешь, что руководство хоть одной из них заинтересовано в бестолковом сотруднике, а? Это здесь Валентин Липкович – в МИД свой на Бентли катается. А Чарли Ёнссону из Цюриха, который приехал смотреть, как ты удаляешь массивный рецидив глиальной опухоли правого полушария, совершенно насрать, кто такой Валентин Липкович. Он тобой, дурья башка, заинтересовался. Ему спец нужен был. Это Европа, мать твою-перемать! Ему плевать, чей ты сын, и сколько у тебя бабок!

- Да ну вас! – отмахнулся Герман и отошел от великого и ужасного.

К счастью, больше его никто не трогал. Операция прошла в штатном режиме, и, вернувшись к себе, Герман усталый, но довольный кинул себя на диван.

- Полчаса отдыха и домой, - бормотнул Герман и блаженно прикрыл глаза.

Отдыха не случилось. Не прошло и пятнадцати минут, как в кабинет маленькой яркой птичкой влетела Юлька, разве что не издавая характерного звука часто машущих крыльев. Зато почти с порога защебетала:

- Ну ты дал! Реально! Руслан сказал, что как по учебнику. Хоть на ютуб выкладывай.

Герман слабо поморщился, не открывая глаз, и негромко проворчал:

- Рожденный делать давать не может.

- Думаю, ты можешь если не все, то многое. Отметим?

- Я устал.

- Да ладно! – отмахнулась Юлька. - Ты после операций час поспишь, и проходит. А мне еще до пяти тут торчать. Так что пара часов в запасе у тебя найдется. У меня, как раз по случаю, полный компьютер вирусов. Нам срочно нужен доктор. Ты же не оставишь бедную девушку в беде? И ее агрегат тоже?

Герман открыл глаза и посмотрел на Юлию. Неохотно сел и спросил:

- Что Руслана не попросишь?

Юлька загадочно улыбнулась и отчеканила «дикторским» голосом:

- Гера, мои отношения с Русланом слишком раздуты и преувеличены. Мы с ним не дошли до той стадии, на которой он имел бы право смотреть мой компьютер, пока мамы с папой нет дома. И, справедливости ради, шансов дойти не было изначально.

- Никогда не думал, что для компьютера нужна какая-то стадия отношений. Ну хорошо, приеду… гляну.

Юлька с облегчением выдохнула, и напряженность, которая мимолетно ее охватила так, что это было почти заметно, исчезла.

- Сегодня в шесть. Я закажу лазанью и куплю вина. С тебя – тело. Можно без цветов.

- Учту, - сказал Гера, соображая, что все это значит. Ничего и никогда Юлия Владимировна Нескородева не делала просто так, без масштабной цели. И, кажется, он начинал понимать, к чему вся эта мистификация.

- Ну и отлично. Еще учти, что это надолго, - теперь ее голос стал серьезным. – Боюсь, там не только вирусы.

- Я так и понял, - кивнул Герман.

- Ну и прекрасно! – звонко щебетнула она, поцеловала на прощание его щеку, фыркнула: - Колючий! Побрейся!

И упорхнула из кабинета.

А Герман Липкович собрался и поехал домой. То ли обедать с нынешней женой, то ли собираться на свидание с бывшей сожительницей. В Юлиных намерениях у Германа сомнений не было. И он удовлетворенно, не без радости думал о том, что план его наконец-то сработал. Сейчас он приедет домой, примет душ, побреется и поедет к Юльке. А после…