Его глаза улыбаются. Хотя губы тактично поджаты. Спасибо тебе, самый лучший из мужчин, что не муссируешь эту тему!

— Это тебе… — протягивает он розу. — Извини, что без звонка. Но…

— У тебя нет моего номера…

— Да.

Наши руки встречаются на розе. И мы прячем друг от друга взгляды, рассматривая алую розу. И сейчас, мне кажется, опять пора целоваться. От того, что он не делает этого, все нити внутри меня натягиваются и превращаются в струны. И каждый его посыл, взгляд, выражение лица, вздох… Это всё играет на струнах моей натянутой чувственности. Это так эйфорично… Прикрывая глаза, втягиваю тонкий запах розы. И пьянею…

— Заходи.

«И делай со мной, что хочешь…» — хочется добавить мне. Но мой рот не настолько смелый.

Краем глаза ловлю его ошеломлённый возбуждённый взгляд и недвузначно натянутые в районе ширинки брюки.

Ох… спасибо за комплимент! Неловкость немного отпускает.

Он нерешительно качает головой.

— Нет. Я… хотел пригласить тебя… мм… в кино?

— В кино?

Никогда не ходила в кино с парнем. С парнями у меня было всё сложно. Здесь был жёсткий контролирующий отец, а там — чисто женские пансионы. Поэтому мужчины в моей вселенной — редкие гости. А таких не было в принципе!

— А что сейчас идёт? — опомнившись, спрашиваю я.

Диалог у нас очень странный. Паузы между вопросами и ответами явно затянуты.

— Я не знаю, — тоже отмирает он. — Давай выберем. Я в машине тебя жду.

Не решаюсь пойти с ним сразу же. Должна же я сымитировать какие-то «сборы»? Не сидела же я готовая, в его ожидании, на блюдечке с золотой каемочкой.

Хотя, конечно, сидела… Но ему об этом знать совершенно необязательно!

Завидев меня издали, он выкидывает недокуренную сигарету и открывает дверь машины. Держась за его горячие пальцы, я сажусь внутрь. Моё тело пульсирует в унисон с колотящимся сердцем.

Фасад кинотеатра полыхает неоновыми огнями. Крепко держа за руку, он ведёт меня внутрь.

— На что мы пойдём? — слепо смотрю на анонсы и плакаты.

— Выбирай любой.

— А что сейчас ближайшее? — спрашиваю у сотрудника.

А ближайшее, оказывается, в одном зале — эротика, в другом — триллер. Мы встречаемся растерянными взглядами.

— Триллер? — вопросительно поднимает он бровь, жалобно мне улыбаясь.

Как смотреть эротику с малознакомым, хотя и настолько влекущим мужчиной, я понимаю плохо. Поэтому с энтузиазмом киваю на триллер.

Но триллер нас не спасает…

Мы сидим на мягком диванчике на двоих, как два сопротивляющихся притяжению магнита. Меняем позу по десять раз за минуту, едва касаясь друг друга плечами и неровно дыша на совершенно не соответствующих этому сценах с расчленёнкой.

Экран меня увлекает всё меньше, и, привыкнув к темноте зала, я опускаю взгляд на его кисть, сжимающую кожу мягкого податливого дивана. Мне хочется всунуть свою ему в руку, и чтобы он сжал так её. Хотя бы её. Но не решаюсь… И просто расчётливо кладу её рядом, едва касаясь его руки мизинчиком. Чувствую, как он вздрагивает, снова меняя позу.

«Да чтоб тебя! Какой ты воспитанный… Хоть насилуй!» — изнываю я от желания его прикосновений и свожу бёдра, сжимаясь от ноющего ощущения между ними. Никогда меня так не крыло от мужчины. Зажмуриваюсь, вдыхая глубоко-глубоко его запах и, решившись, веду едва заметно пальцем по его кисти вдоль мизинца. Слышу его неровный чувственный вздох. Он замирает…

— Да ёмоё…

Зло и хрипло выдыхает, вбиваясь затылком в спинку дивана, решительно подхватывает меня за талию и затылок, со стоном впивается в губы, грубо проникая в меня языком и впечатывая в своё крепкое тело. И меня взрывает от этих ощущений в паху и где-то в затылке! С жалобным стоном я, едва контролируя себя, впиваюсь пальцами в его плечи и улетаю в море чувственных ощущений, растворяясь в его мужском вкусе…

Глава 21 — Забота

Провалившись в забытие после моего детского успокоительного, что принёс Карл, я просыпаюсь только к обеду следующего дня. Опустошённая, делаю всё, как робот. Стараюсь ни о чём не думать. Но в голову всё равно лезут разные мысли. И первая из них — про ту таблетку, что лежит в заднем кармане моих джинсов. Она не даёт мне жить спокойно. И от неё я чувствую опасность не меньше, чем от моего фиктивного мужа. Потому что, кажется, догадываюсь, что это за таблетка. Нет, я не пользовалась никогда. Но от однокурсниц наслышана. Гуглю препараты по экстренной контрацепции, сравнивая фото с этой таблеткой, и самый популярный препарат очень уж совпадает внешне. Но там есть надпись «inor» на одной стороне. А у меня на таблетке на этой стороне надпись как раз затёрта. Но я вижу недотёртый специфический изгиб хвостика английской буквы «R».

Зачем они так со мной?

На возмущение нет сил. И, прислушиваясь к себе, я понимаю, что меня это даже не обижает. Это в их стиле. Вполне. Такая вот ебанутая забота о моём благополучии. Избавить меня от ребёнка моего убийцы. А то, что это и мой ребёнок, никого не волнует, нет. Но он мой… Я зачала его в любви. И я буду его защищать. И от его отца, и от своего отца.

Ещё раз разглядываю таблетку. Может это паранойя? Гормоны творят с женщинами и не такое. Но, с другой стороны, интуиция меня никогда ещё не подводила. Даже с Ромой… Я сразу же почувствовала, когда всё изменилось.

Неужели он способен убить меня?.. Выстрелить в меня! После всех тех слов, что говорил. Это было так пронзительно! Он что — актёр-киллер?? Вспоминаю, как несли мёртвую маму и по её персиковому платью — тёмные, уродливые пятна подсохшей крови. Я видела её после смерти всего пару мгновений… И они не стираются. Неужели Рома сможет так сделать со мной?.. Нет. Об этом думать нельзя. От этих мыслей можно свихнуться от боли.

Таблетка… Рита не так прямолинейна, как отец. Но его волю выполнит, не задумываясь. И я не хочу в этом доме ни есть, ни пить… Эту таблетку можно подмешать в еду.

Подхватив дремлющего Базиля, сама спускаюсь на кухню.

— Валерия Дамировна, добрый день.

— Мхм… добрый.

— Обед накрывают, Валерия Дамировна.

Игнорируя этот факт, забираю из холодильника герметично упакованный йогурт. Не думаю, что там что-то может быть. К тому же я сказала Рите, что таблетку выпила. Наливаю половину в чашку щенку, вторую половину выпиваю сама, преодолевая тошноту.

Пытаюсь незаметно пролизнуть к лестнице мимо гостиной, там голоса… Никого не хочу видеть.

— Лера! — окликает меня отец.

Молча разворачиваюсь.

— Как ты себя чувствуешь? — смотрит мне на живот.

— Хреново.

— М. Оденься и спускайся. Кауфман тебя ждёт.

— Не нужен мне Кауфман. Я переживу всё и так. Я уже взрослая.

— Лера, не упрямься. Мы все переживаем за тебя. Ситуация тяжёлая. Просто поговори час с Кауфманом. Я делаю со своей стороны всё, что могу, для тебя. Его ищут мои люди.

— Зачем?.. — в груди сводит от страха.

— А ты сама не понимаешь — зачем?

— Его что — убьют? Смысл его убивать? Найдут же другого киллера…

— Не вникай. Я разберусь с этой проблемой сам. Поговори со своим психоаналитиком.

— Ладно… Час. А потом, пап, я уезжаю.

— Об этом мы поговорим после разговора.

Кауфман привлекательный мужчина. На первый взгляд. Привлекательный и на второй. Не был бы он психоаналитиком, вполне мог бы стать каким-нибудь известным ведущим. На экране его интеллигентное классическое лицо смотрелось бы прекрасно. Лет сорока. В отличной форме, всегда с иголочки и вылизан. Очки в тонкой золотой оправе…

Но есть ещё и третий взгляд…

Я знаю его уже больше десяти лет. И смотреть на него я начала глазами не девушки, а ещё ребёнка. И я точно знаю, что у его губ очень жёсткий равнодушный изгиб, глаза его сделаны словно из того же материала, что и линзы очков. Прохладное стекло. Он хороший психоаналитик. Но между психоаналитиком и другом после смерти мамы я бы выбрала друга. Однако у отца всегда был другой взгляд на происходящее…

Кауфман мне не друг. Он «разъясняющий», что я должна чувствовать и что не должна в связи с разными событиями. Как будто бы это поддаётся дрессировке.

«Что ты чувствуешь, Валерия, после произошедшего?.. Скорбь? Обиду? Да. Так и должно быть. Ты имеешь полное право чувствовать это… Вину? А это — нет… Это не твоя ответственность…»

Мне всунули мозгоправа вместо друга. А Риту вместо мамы. А теперь убийцу вместо любимого.

Я отрабатываю отцовскую карму? Потому что я не знаю, чем могла так нагрешить.

— Здравствуй, Валерия.

— Здравствуйте, Альберт.

Сажусь напротив него в кресло, поджимая ноги. Базиля держу на руках. Тёплый щенок создаёт мне крошечное пространство любви, и это единственное, благодаря чему моя душа сейчас выживает.

— Мне жаль, что ты попала в такую ситуацию, Валерия.

Киваю.

— Давай определимся с целью нашей сегодняшней встречи. Озвучь.

— Цель… — задумчиво разглядываю шторы на окне библиотеки. — Цель… Объясните мне, наивной дуре, Альберт, как можно сыграть любовь, чувства? Хорошо сыграть, так, что я могла их почувствовать. Пронзительность сыграть, страсть, нежность, ревность…

— Это психология социопатии, Валерия. Большая часть преступников — социопаты. Это значит, они не могут чувствовать боль и страдания других людей, погружаться в их чувства, присоединяться к ним эмоционально. Сопереживать, сострадать… И именно это позволяет им с лёгкостью убивать и вести себя жестоко. Социопаты не привязываются к людям. Они могут жить бок о бок с человеком годами. И легко выкинуть его из своей жизни, больше ни разу не вспомнив о нём. Такова их природа. Ваш муж, судя по всему — социопат.

Обдумываю сказанное.

— А я ведь Вам другой вопрос задала, Альберт. Почему Вы мне рассказали сейчас про социопатов?