Комбинация цифр.

Это, что какой — то секретный шифр?

Рассматриваю листок со всех сторон, и вдруг меня осеняет.

Это не секретный шифр. Это номер телефона.

Остается только выяснить, чей это номер и как он здесь оказался. Конечно, у меня есть одно предположение, но все — таки будет правильнее узнать наверняка.

Бросаю тряпку на диван и иду на кухню, где нахожу свой телефон. Набираю номер и слышу гудки. Нетерпеливо притоптываю ногой и свободной рукой случайно опрокидываю пластмассовую конфетницу.

— Да? — раздается на другом конце провода и мое сердце замирает от звука глубоко вкрадчивого голоса, который остановил меня, когда я вошла в кафе за французским десертом.

Я молчу, потому что мой чертов язык, прилип к небу, а все слова будто выдуло сквозняком.

— Виктория, это ты? — произносит Градов, — Не молчи, Победительница. Я знаю, что это ты. У тебя особенное дыхание.

Особенное дыхание?

Кто вообще из нас двоих пишет книги?

— Гм…Привет.

— Здравствуй, — в его тоне слышится улыбка. А еще на заднем плане, я слышу странные хлопки, скрип и грубые мужские голоса, — Я очень рад, что ты позвонила. Хотя не буду скрывать, я ожидал твоего звонка намного раньше.

— Тогда тебе не следовало заставлять меня искать твой номер. Ты мог просто записать его в мой телефон.

— В таком случае было бы не так интересно. Результат намного приятнее, когда действия подкреплены ожиданием.

— Значит если бы я не затеяла уборку и не нашла твой номер, ты бы так и не сказал мне, где искать?

— Полагаю, мы никогда об этом не узнаем.

— Когда ты положил записку в книгу?

— В тот день, когда привез тебе пуговицу. Тебе следует чаще убираться в доме, Победительница, — игриво говорит он. Столько дней у меня под рукой находился его номер, а я не знала об этом. Может действительно нужно уделять больше времени мелочам? Наверное, стоит иногда прищуриться, вместо того, чтобы смотреть на мир широко распахнутыми глазами, потому что мы рискуем проглядеть что — то очень важное.

Какое — то время мы оба молчим. Я позволяю Виктору слушать свое особенное дыхание, сильнее прижимая телефон к уху. Грубый мужской голос зовет Виктора по имени. Он отвечает, что ему нужна минута, а я не могу придумать, что сказать, чтобы продлить разговор.

— Виктория, прежде чем мы закончим разговор, мне нужно кое — что спросить.

— Спрашивай.

— Могу я воспользоваться своим «поводом вернуться»?

— Всегда, — шепчу я, чувствуя как под кожей, ускоряется пульс.

Или это не мой пульс.

Всего лишь на секунду, я разрешаю себе представить, что так стучит сердце Виктора.

***

Я выхожу из душного здания редакции, до краев пропитанного запахом сублимированного кофе, шуршанием бумаг и звуком залипающих клавиш. Проведя в закрытом плохо проветриваемом помещении два бесконечных часа, я чувствую, что меня раздражает каждое движение, совершаемое в радиусе двух метров, и жадно глотаю воздух, стараясь не упустить ни малейшего вдоха. После нашего разговора с Виктором, я получила электронное письмо от выпускающего редактора с просьбой встретиться и обсудить детали нового романа, поэтому закончив уборку, я надела строгий брючный костюм и, поприветствовав господина Вигмана, двинулась в путь.

Только что прошел дождь и весь асфальт покрылся прозрачными лужами, а в небе над городом яркой дугой нависла радуга. Охватившее меня раздражение мигом улетучивается, и я, прикрыв глаза темными стеклами очков, направляюсь вдоль цветочной аллеи. Вокруг меня снуют люди, в воздухе пахнет цветами, на моем пиджаке дюжина пуговиц, а в голове все время вертятся мысли о Викторе Градове — привлекательном спортсмене, словно старинный сундук доверху набитым тайнами.

Я бреду до тех пор, пока не замечаю пожилого мужчину, подпирающего спиной стену кирпичного дома. Он стоит, запрокинув голову. Его рот слегка приоткрыт, а глаза наоборот плотно закрыты. И он тяжело дышит. Люди проходят мимо, и никто не обращает внимания на мужчину, чья одежда изношена, ботинки прохудились, а волосы, кажется, давно не знали мыла и теплой воды.

Но вопреки мнению большинства, я не могу пройти мимо. Я осторожно подхожу к человеку, очевидно нуждающемуся в помощи. Смотрю на его морщинистые руки с глубокими трещинками, на его брюки с огромным количеством заплаток и на рубашку с пятном от горчицы.

— Извините, — говорю я, настолько громко, чтобы он смог меня услышать, — С вами все в порядке? Я могу вам чем — то помочь?

Мужчина разлепляет глаза, и я вижу, насколько тяжело ему дается это действие. Его руки дрожат, он пытается что — то сказать, но все, что выходит из его рта — это неразборчивое мычание. В момент, когда я решаю достать телефон, чтобы позвонить в скорую помощь, мужчина начинает медленно сползать по стене, и я кидаюсь к нему. У меня слишком мало сил, чтобы удержать его, а еще я проклинаю чертовы шпильки, которые не позволяют мне стойко стоять на ногах. Тогда я разуваюсь и откидываю туфли в сторону, моля Господа, чтобы он не позволил этому человеку умереть на моих руках. Меня трясет с такой силой, будто я поцеловала трансформатор, но я глубоко дышу, понимая, что лишь от моего упорства зависит жизнь мужчины, который уже полулежа, сидит на земле. Послав все к дьяволу, я сажусь на холодный асфальт, прислоняюсь спиной к стене и кладу голову мужчины себе на колени, пока дрожащими пальцами второй руки пытаюсь набрать службу спасения.

Дальше все происходит, как в замедленной съемке. До приезда скорой помощи, я глажу незнакомого мне мужчину по голове, жизнь которого за каких — то ничтожные пять минут стала мне невероятно дорога, и молюсь. Плохо, неправильно, так как умею, но молюсь, чтобы он жил. Я не знаю, кто он, есть ли у него семья, дети или просто человек, ожидающий его возвращения, но кто бы он ни был, этот человек не заслуживает умереть под дверью бакалейной лавки.

Никто не заслуживает.

Прихожу в себя я лишь в машине скорой помощи, когда в нос ударяет резкий запах нашатыря.

— Как вы себя чувствуете? — спрашивает женщина в белом халате, пристально вглядываясь в мои глаза.

— Очевидно, лучше, чем он, — отвечаю я и киваю головой на мужчину, с кислородной маской на лице.

— Кем он вам приходится?

— Никем. Я просто проходила мимо и увидела, что ему плохо. Он поправится?

Женщина тепло улыбается и пожимает мою руку. У нее очень добрые глаза и мягкий голос, а ее прикосновение внушает доверие.

— Непременно. Благодаря вам, с ним все будет в порядке. Вы спасли его.

— Хорошо, — с облегчением выдыхаю я и откидываю голову. Должна ли я чувствовать себя героем? Возможно, но я не чувствую. Все, что я ощущаю — это радость и облегчение, что этот человек будет жить, — А что с ним случилось?

Доктор берет запястье мужчины и проверяет пульс.

— Инсульт. В его возрасте такое случается. Ему повезло, что вы оказались рядом.

Мы останавливаемся возле здания городской больницы, и врач просит меня войти внутрь для заполнения необходимых бумаг. Я вспоминаю про свой внешний вид и осматриваю себя. Вся моя одежда грязная, а ноги босые, ведь мои лодочки так и остались у бакалейной лавки.

Чудесно!

— Вот, возьмите, — произносит доктор и протягивает мне одноразовые тапочки.

Я смущенно улыбаюсь:

— Спасибо.

После заполнения формальных бумаг и ответов на вопросы меня, наконец, отпускают, но вместо того, чтобы пойти домой, я иду к палате спасенного и, устроившись на жутко неудобном металлическом стуле, ожидаю, когда он очнется. Не знаю, для чего мне это нужно, но я слишком ленива, чтобы искать ответ.

Проходит, по меньшей мере, час, когда я слышу, как рядом со мной открывается дверь.

— Виктория? — раздается над моих ухом поразительно знакомый голос. Я поворачиваю голову, и меня едва не хватает удар.

А что я бы могла занять палату по соседству с человеком, пробуждение которого ожидаю.

Облаченный в белый медицинский халат, со стетоскопом на шее передо мной стоит Андрей Градов и удивленно хлопает глазами. Внешнее сходство братьев просто поразительно, за исключением того, что Андрей немного старше. Даже их темные волосы одинаково топорщатся в разные стороны, и у обоих есть небольшая родинка на левой щеке.

— Ты, что врач? — спрашиваю я, выставляя себя полнейшей идиоткой. Андрей усмехается и присаживается рядом.

— Ну не всем же писать книги, кому — то нужно и людей спасать.

Признаться честно, я удивлена, что он не только помнит меня, но и то чем я занимаюсь. На самом деле я немного поражена, насколько разносторонняя у них семья. Один брат почти всю сознательную жизнь молотил кулаками, нанося людям раны, а второй умело, эти раны залечивал.

— Кажется, сегодня я перевыполнила план, — говорю я, подмигивая ему.

— Постой, — произносит Андрей, — Так это ты та девушка, что спасла старика на улице?

Я киваю.

— Ничего себе. Я восхищен. Думаю, мой брат будет тобой гордиться. О тебе сейчас вся больница говорит.

Не зная, что ответить я просто пожимаю плечами.

— А почему ты не едешь домой?

— Хочу быть здесь, когда он придет в себя.

— Зачем?

И снова я не знаю, что ответить.

И снова пожимаю плечами.

Андрей вздыхает и поднимается.

— Давай ты хотя бы подождешь в моем кабинете? Там есть удобный диван, кулер с водой и целая полка медицинской литературы. Если хочешь, могу дать тебе свой телефон. Там есть «тетрис» и «злые птички».

А мне нравится этот парень!

Соскочив со стула, я следую за Андреем, шаркая одноразовыми тапками по больничному коридору.

Он останавливается, оборачивается и смотрит на мои ноги.