Маурин Ли - Под сенью каштанов

Колин вздохнул.

— Я предпочел бы сигарету.

— Тебе нельзя курить. Это вредно для здоровья. — И Броуди, и Колин курили, когда впервые встретились в Ватерлоо, где раздавали буклеты лейбористской партии перед парламентскими выборами 1983 года. После этого они стали вместе разносить по домам остатки рекламной продукции, избрав, пожалуй, самый неэффективный способ агитации за свою партию.

Закончив обход, Колин и Броуди отправились в первый попавшийся пивной бар, закурили и заказали себе выпивку — Броуди удовлетворилась маленькой рюмкой шерри, а Колин потребовал пинту лучшего горького пива. Оба понимали, что между ними протянулась невидимая нить, проскочила искра. Словом, случилось то, о чем пишут в книгах. Через год они уже были женаты. Спустя еще год Броуди забеременела Джошем. Восемнадцать месяцев спустя на свет появилась Мэйзи.

— Хочешь есть? — задала Броуди очередной вопрос. — Это вместо сигареты, предложить которую я тебе не могу.

— С удовольствием.

Броуди собрала все свое мужество, встала с постели и отправилась за халатом, который висел за дверью, изо всех сил делая вид, что не смущается и никуда не спешит. Завязав пояс, она обернулась и обнаружила, что Колин смотрит на нее.

— Ты очень красивая, Броуди, — сказал он, но в его голосе прозвучала странная и непривычная усталость.

— Да ты и сам красавчик хоть куда. — Она постаралась вложить в свои слова как можно больше беззаботного веселья, повернулась и вышла на кухню приготовить чай.

Когда Броуди вернулась, держа в руках две дымящиеся чашки, Колин, полностью одетый, сидел на кровати. Он был мрачен как туча. Поднявшись на ноги, он коротко бросил:

— Пожалуй, не стоило беспокоиться. Мне расхотелось пить чай. Лучше я поеду домой.

— Но почему? Что случилось? Ведь все было так хорошо… совсем как раньше. Или нет?

— Все было не просто хорошо, а замечательно. — Он с вызовом взглянул на нее. — Но сколько еще времени пройдет, прежде чем это повторится вновь? — Колин в отчаянии взъерошил свои густые волосы. — Поедем со мной домой! — взмолился он.

— А как насчет Мэйзи? — спросила Броуди.

— Что насчет Мэйзи?

— Мне надоело повторять тебе одно и то же, — устало ответила женщина. Она чувствовала себя опустошенной. Поставив чашки на стол, Броуди тяжело опустилась в кресло. — Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.

— Я никогда не соглашусь с твоим отношением к Мэйзи.

— В таком случае я никогда не вернусь домой.

В саду догорали две свечи. Броуди открыла окно и вышла, чтобы задуть их. Разбросанного мусора оказалось на удивление мало: гости постарались не оставить после себя беспорядка.

Вернувшись в комнату, она включила компьютер и принялась щелкать клавишами, пока с экрана на нее вновь не взглянул погибший дед.

— Привет, дедушка. — Молодое лицо невозмутимо смотрело на нее. — Я давно собиралась поговорить с тобой о твоей дочери Меган, — сообщила она ему. Сегодня мать потребовала, чтобы Броуди нашла для нее время, но в тот момент ее дочь была слишком занята приготовлением закусок. — Попозже, мам, — отмахнулась она, но мать рано отправилась домой. У Броуди сложилось впечатление, что она была вне себя от злости и раздражения.

— Но если бы ты знал, как плохо мне, то пожалел бы меня, — сказала она деду.

Черный фургон с тонированными стеклами был припаркован на углу Казно-стрит, и его капот выглядывал из-за поворота ровно на столько, чтобы молодой человек, сидевший за рулем, мог видеть вход в Иммиграционный центр, в котором его брат Руди лишился зрения. На голове молодого человека — его звали Ягар — красовалась бейсбольная кепка, низко, по самые брови надвинутая на лоб.

Хотя об этом не заикнулся ни один доктор, Ягар был твердо уверен в том, что Руди никогда больше не сможет видеть. Вся проблема заключалась в том, что его нельзя было отвезти в какую-нибудь больницу в этой стране. В полицейские сводки наверняка попало сообщение о том, что случилось почти месяц назад в этом проклятом Центре, и врачи во всех клиниках обязаны были немедленно уведомить стражей порядка о том, что к ним обращался иностранец, говоривший на ломаном английском, со страшным ожогом на лице. С тех пор Руди безвылазно сидел в комнате перед телевизором, хотя и не мог видеть происходящего на экране, потому что глаза его закрывал толстый слой бинтов. Плечи его безвольно поникли, и он почти не раскрывал рта. Ягар то и дело порывался снять бинты, но его мать лишь осуждающе качала головой, и он отступал.

Эти четыре маленькие сучки, которым удалось сбежать, наверняка дали полиции полное описание Руди и его самого, а также назвали имена, адреса и предоставили прочую информацию, которая здорово осложнила братьям жизнь в этой стране.

И вот сейчас Ягар не знал, что делать и куда податься. Руди превратился в беспомощного калеку, ничем не напоминающего прежнего сильного и безжалостного парня, которого страшилась и боялась вся деревня там, дома, откуда они приехали.

Идея привезти сюда девчонок и начать подпольный бизнес принадлежала Руди. Деньги потекли к ним полноводной рекой, и братья уже мечтали о том, как станут миллионерами. Их план заключался в том, чтобы через несколько лет вернуться домой и выстроить дворец для их матери, хотя у Ягара были другие мысли на этот счет. Он хотел остаться в Лондоне, купить себе шикарную квартиру и обзавестись парой девчонок. Он будет носить золотые украшения, на шею повесит несколько цепочек, станет покупать одежду у дорогих модельеров и заниматься сексом в любое время дня и ночи, когда ему придет в голову такая блажь. До сих пор именно секс привлекал его больше всего; ему льстило, что в его распоряжении находится несколько молодых женщин, с любой из которых он волен поступить так, как ему вздумается. При одной только мысли об этом Ягару стало жарко, и он облизнул пересохшие губы.

Двое других мужчин, которых они привезли, с собой, были настоящими идиотами, тупицами, неспособными и пальцем пошевелить без точных указаний Руди. Но сейчас роль лидера перешла к Ягару, а он растерялся и просто не знал, что делать. Девчонки, которые у них еще оставались, без присмотра Руди совсем отбились от рук. Кроме того, они очень отличались от тех четверых, которым удалось сбежать. Они были старше и опытнее, но при этом имели потасканный вид, что не слишком нравилось клиентам и, соответственно, не особенно их привлекало. Большинство мужчин предпочитали молодое, пусть даже неопытное, тело и за возможность обладать им готовы были платить больше.

Ягар все сильнее тревожился о том, что прибыльное дело разваливается буквально на глазах. Новое помещение, которое они подыскали для себя, располагалось неподалеку от кафедрального собора, отчего Ягару было не по себе: ему казалось, будто сам Господь с осуждением смотрит на их неподобающие занятия. Кроме того, он не знал, как разрекламировать предлагаемые ими услуги. У Руди были отпечатаны карточки, которые он раздавал в близлежащих клубах и барах, но когда Ягар попытался сделать то же самое, то в первом же пабе, куда он заглянул, ему посоветовали проваливать ко всем чертям.

— Ты обратился не по адресу, приятель, — сказал ему один из посетителей. — Это уважаемое, приличное заведение. И кстати, почему бы тебе не убраться туда, откуда ты приехал?

Ягару ничего не оставалось, как поспешно ретироваться. Откровенно говоря, бизнесмен из него получился никудышный. В этом ему было ой как далеко до своего брата.

И вот сегодня он добрых полдня проторчал здесь, наблюдая за Иммиграционным центром, напряженно следя за всеми, кто входил и выходил из него. Шел уже шестой час вечера, когда появилась она. Ягар узнал ее сразу же.

Она шла в его сторону, а рядом с ней семенила невзрачная пожилая женщина. Какая-то часть его мозга машинально отметила, что девушка очень мила, даже красива, но все прочие мысли затмила ненависть, которую он питал к ней, ненависть за то, что она сделала с Руди.

— Вы заплатите мне за это, леди, — прошипел Ягар, глядя, как она проходит мимо, шурша длинной юбкой и постукивая каблучками по тротуару. Ее загорелые руки были обнажены, а в каштановых волосах посверкивали брызги червонного золота. Именно она стала причиной несчастья, постигшего Руди и Ягара, их злым гением, именно она разрушила ту великолепную, блистательную жизнь, которую они вели до сих пор. — Настанет день, и вы заплатите мне за все зло, которое причинили моему брату. — Девчонке придется заплатить. Это справедливо, разве нет?

После прощальной вечеринки Броуди еще не видела свою мать. Она несколько раз звонила Меган, но та отказывалась встретиться под самыми разными надуманными предлогами: то она устала, то ей надо написать несколько писем, то она пообещала украсить торт для благотворительной лотереи…

— Ради бога, мам, — вспылила, не выдержав, Броуди, когда позвонила Меган в Иммиграционный центр, а та заявила, что сегодня вечером моет волосы, — оставь свои волосы в покое хотя бы на один день и приходи ко мне на чай. В конце концов, у тебя что, нет фена? У меня есть свежий лосось, так что я приготовлю твой любимый салат.

Меган неохотно согласилась. Свежей лососины у Броуди не было, но по дороге домой она заехала в супермаркет и купила рыбу, помидоры и прочие ингредиенты, необходимые для салата. Сегодня вечером Диана прямо с работы отправлялась на празднование совершеннолетия Гарта, которому исполнялось восемнадцать, так что «гнездышко» оставалось в полном распоряжении Броуди и ее матери, и Броуди надеялась, что Меган все-таки расскажет ей, почему так старательно избегает ее и разговора о своем прошлом.

Она уже накрыла на стол, когда наконец явилась ее мать, чопорно и недовольно поджав губы. В ее глазах не было улыбки. Но Броуди отнюдь не собиралась сидеть за ужином в отчужденном молчании.