Как я не пыталась узнать, каким образом сотрудники пронюхали о скором разводе Влада, толку никакого: все знают, все уверены, многие надеятся, а откуда информация — никто не говорит. Ну и ладно, главное, чтобы о нашем романе никто не пронюхал, иначе у самого Влада могут быть крупные неприятности. Не думаю, что человеку в его должности, ответственного материально, можно позволить себе иметь роман с подчинённой.

В общем, шифруемся, как можем, и пока, вроде бы, хвала небесам, всё получается. Но долго ли? Загадка.

— Какие планы на сегодня? — спрашивает Влад, а я сладко жмурюсь, пряча улыбку в чашке утреннего кофе. — У нас всё-таки впервые за три недели общий выходной.

— Можно поехать погулять или…

— … в “Леваду” проехаться, на лошади покататься, — заканчивает за меня мысль, так точно угадав желание. Он всегда угадывает, всегда знает, что нужно сделать или сказать, чтобы заставить меня чувствовать себя самой счастливой.

Мы не говорим о любви. Но разве она проявляется в словах? Можно тысячу раз на дню сказать о чувствах, признаться в них, спеть красивую песню и подарить цветочек, а за спиной крутить романы и говорить гадости. Нет уж, лучше уж вообще молчать, каждый день доказывая друг другу, что всё это не просто так. Что всё это надолго.

Влад сидит напротив, а из одежды на нём только белоснежное полотенце, обмотанное вокруг бёдер. Капли воды после душа усеивают золотистую кожу, а я любуюсь рельефом мышц, и думаю о всякой радужной ерунде. Обрывки мыслей, тепло эмоций и радость текущего момента — это ли не счастье? Простое и понятное.

Вдруг телефонный звонок нарушает ленивый ход мыслей, а я напрягаюсь, потому что отлично знаю эту мелодию. Она стоит у меня на единственного абонента. По идее, самого близкого человека, а на поверку… ох, всё сложно.

Ладони мгновенно влажнеют, а на лбу выступает испарина. Смотрю на Влада, стоящего сейчас у подоконника и выпускающего струйки дыма в открытое окно. Снова курит, здоровье гробит… так, о чём это я? Телефон. Чёрт, да, нужно трубку взять.

— Аня, кто там такой беспокойный? — интересуется Влад, а я не знаю, как объяснить, почему панически боюсь снять трубку.

— Это мама, — пищу, потому что голос не слушается. Совершенно.

— Хочешь, я отвечу? — улыбается, а взгляд серьёзный, изучающий. — Ты как-то побледнела…

— Нет! — выкрикиваю и подскакиваю на месте. — Я сама!

Чёрт, снова паника, нужно успокоиться.

Пока беру в руки телефон, пока решаюсь нажать на зелёную кнопку, вызов обрывается. Фух, облегчение… сама потом перезвоню, когда решу, что говорить, а о чём промолчать. Но мама у меня женщина настойчивая, снова перезванивает.

— Анюта, у тебя всё хорошо? — волнуется, оставив в стороне ненужные приветствия. — Ты так долго трубку не брала, я уже себе всякого надумала!

Мама кажется не на шутку встревоженной, потому спешу её успокоить. Нет, у меня ничего не случилось. Да, у меня сегодня выходной. Конечно, я помню, что нужно хорошо питаться и вести себя прилично. Нет, меня никто не обижает, я могу за себя постоять. Само собой, я ложусь спать вовремя.

И так до бесконечности, одно и то же по кругу.

— Аня, я вот чего тебе звоню, — продолжает мама, — я к тебе завтра в гости приеду. Во-первых, очень соскучилась. Во-вторых, хочу увидеть, как ты устроилась в новой квартире.

Вот и приплыли. Что делать-то?! Что делать?

— А ты себя точно хорошо чувствуешь, чтобы в такую даль ехать? — предпринимаю робкую попытку остановить локомотив моей жизни, несущийся на полном ходу в пропасть.

— Не беспокойся. — Мама и правда, очень бодрая, непривычно оживлённая. И мне даже на минуточку кажется, что у нас снова всё хорошо. — В общем, завтра, прямо с самого утра, жди с гостинцами. Я люблю тебя, дочь.

И, не дождавшись моего ответа, вешает трубку.

— Всё хорошо? — спрашивает Влад, возникая бесшумно за спиной.

Нет, не всё хорошо. Всё очень плохо. Но, если Влад меня поймёт, если выслушает, то, может быть, мы с ним справимся? Вместе.

25. Влад

Аня, бледная, как стена, смотрит на меня огромными глазищами, в которых плещется чёрт знает что.

Ни разу за всё время нашего знакомства не видел такого затравленного выражения на её лице. И это, мать их, мне совсем не нравится. Что там могло стрястись? Умер, что ли, кто-то? Потому что, судя по панике, очень даже похоже.

Так, Киреев, думай, напряги фантазию и опыт. Что мы имеем?

Сначала было всё хорошо.

Позвонила мама.

Стало плохо.

Незатейливый сюжетец, однако.

Значит, проблема в этом разговоре. Но, простите, какого грёбаного чёрта Аня сейчас выглядит так, словно над ней дамоклов меч навис?!

— Все живы? — интересуюсь, чтобы сразу отмести в сторону самое худшее.

Потому что только смерть невозможно исправить, всё остальное — ерунда.

— Да… конечно.

Уже проще.

— Собирайся, — кидаю и иду к двери. — Поедем по городу покатаемся, позавтракаем. Жутко хочу на воздух.

Аня трёт покрытые мурашками предплечья, пытаясь то ли согреться, то ли прожечь на коже дыру, а я лихорадочно соображаю, что делать дальше. Но инстинкты и интуиция, выработанные и отшлифованные до идеала, ведут вперёд и подсказывают, в каком направлении двигаться, чтобы не нарваться на мину. Загривком чую, что всё намного сложнее, чем может показаться на первый взгляд, но со всем дерьмом будем разбираться по мере поступления.

Проходит, наверное, пару минут, но Аня не торопится принимать предложение. Чёрт.

Возвращаюсь в кухню, уже полностью одетый, а она так и сидит за столом, только голову ещё ниже опустила, занавесившись тёмными волосами. Да что ж за долбаный цирк?!

Вот, снова контроль теряю. Рядом с Аней что-то слишком возбудим, и не только в сексуальном смысле. Уже и забыл, что могу так остро принимать к сердцу чьи-то проблемы. А то, что у моей прекрасной нудистки проблемы видно невооружённым глазом, а я, чёрт возьми, совершенно не в курсе, что с этим всем делать.

— Так и будешь тут сидеть? — спрашиваю, присаживаясь на корточки напротив.

Беру её руки в свои, поглаживаю большим пальцем тонкую кожу на запястье, под которой извиваются тонкие голубые вены.

— Нет, я… я хотела пойти, одеться, но что-то задумалась, — всхлипывает и встряхивает головой, чтобы убрать упавшие на лицо волосы. — Прости, я сейчас, быстро.

Пытается встать, но я сильнее: останавливаю и сжимаю её дрожащие руки ещё крепче. Чтобы понимала: я рядом, от меня так просто не сбежать и не избавиться.

— Поехали гулять, — заявляет решительно, а я встаю и рывком отрываю её от пола. — Сумасшедший.

Тихо смеётся, болтает ногами в воздухе и кладёт голову мне на грудь, а я прижимаю к себе стройное тело, понимая, что простые объятия в этот момент ей нужнее всего. Не знаю, откуда во мне эта уверенность, но с каждым днём всё острее ощущаю эту девушку. Она прорастает в меня, забравшись однажды под кожу, а я и счастлив, как дурак.

Я почти не знаю, что такое любовь к женщине. Какой она должна быть? Когда-то мне казалось, что я люблю Алису, но очень быстро пришло понимание, что всё это вовсе не то. Страдал ли я без всей этой романтической шелухи? Не очень. Но вот рядом с Аней мне кажется, что я нашёл себя, нашёл что-то в себе — то, что делает меня другим.

И это ли не чудо?

Пока Аня собирается, курю, глядя на улицу за окном, но почти ничего не вижу. Просто мелькающие перед глазами разноцветные пятна, но ничего конкретного. Одна сигарета за другой, в итоге пачка пустеет, а я не понимаю, накурился ли. Какое-то сосущее чувство в районе грудины, какое рождается всегда, стоило почуять опасность. В такие моменты я ухожу глубоко в себя, прислушиваюсь к подсознанию и много курю.

И почему мне кажется, что Аня ускользает от меня? Какое-то странное, ничем не обоснованное чувство, но от него с каждым мгновением всё сложнее избавиться. Чёрт, паранойя какая-то.

Готов ли я отпустить? Хрена с два.

Примерно через час садимся в машину, и я завожу мотор, понимая, что сегодня хочу просто кататься по дорогам, не думая о том, кто я и куда еду. Просто мчать вперёд, останавливаться в самых неожиданных местах, чтобы перекусить, и снова ехать вперёд. Будто гонкой на предельных скоростях можно что-то изменить, но, может быть, мозги на место встанут, и до меня дойдёт, какого чёрта Аня сама на себя не похожа.

— Что случилось? — спрашиваю, останавливая машину у крошечной придорожной гостиницы с притулившейся рядом кафешкой. Надо поесть, срочно закинуть хоть что-то, пока не стошнило.

— Я… — теряется, а я резко распахиваю дверцу машины и в два шага оказываюсь рядом с Аней. Буквально вытаскиваю наружу, а моя прелесть приглушённо пищит. — Я не знаю, как тебе объяснить, — жалобно всхлипывает и смотрит на меня ставшими просто огромными глазищами, в которых застыли непролитые слёзы. — Боюсь.

Чёрт его знает, что за хрень творится.

— Чего ты боишься? Меня? Маму свою? Кого? — не выдерживаю и чуть сильнее, чем следует, сжимаю пальцами хрупкие плечи. — Тебя обидел кто-то?

Ещё немного и я сорвусь: разорусь, выйду из себя, а это будет точно не то, что сейчас поможет.

— Нет! — выкрикивает и глубоко дышит, как делает всегда, чтобы не расплакаться. — Я боюсь, что ты обидишься, я боюсь, что не поймёшь!

Она выкрикивает последние слова, балансируя на краю истерики. Чёрт! Прижимаю её голову к груди, лихорадочно соображая, чего именно я могу не понять.

— Аня, я вот сейчас спрошу кое-что, — выдавливаю из себя по капле то, что так неожиданно стало причинять боль. То, от чего я упорно прятался, отгоняя гнилые мысли прочь. — У тебя кто-то есть? Кроме меня? Может быть, жених дома или ещё какой хер моржовый?

Она пытается высвободиться, а я понимаю, что, наверное, слишком груб сейчас, но не могу иначе. От мысли, что Аня могла обманывать меня, в голове пульсирует боль. Всё-таки измена Алисы, как оказалось, ударила по мне больнее, чем казалось на первый взгляд.