— Я тоже люблю тебя, Райдер. И хотя мне трудно понять, как вообще можно так сильно кого-то любить… я люблю. Всем своим сердцем… я тебя люблю.

Мое озябшее тело, казалось, наполнилось ярким, теплым светом.

Как только я наклонился и поцеловал ее, в окна забарабанил дождь. Комнату осветила тусклая вспышка, в след за которой издалека раздались громкие раскаты грома. Но я даже не вздрогнул от надвигающейся грозы. Нежные руки Беллы пробежали по моей спине, ее язык скользнул по моему языку. С ней я чувствовал себя в безопасности. Я был спокоен.

Глотая ее стоны, я переместился ей между ног. И низко застонал, оказавшись у ее лона. Руки Беллы скользнули к моим ягодицам и не спеша направили меня внутрь. Когда я почувствовал, как меня обволакивает ее тепло, у меня задрожали руки, что упирались в матрас по обеим сторонам от ее головы. Сжав зубы, я вошел в нее до конца. Белла запрокинула голову, и я, наклонившись к ней, стал осыпать поцелуями ее стройную шею. Она зарылась руками мне в волосы, сильнее прижимая меня к себе.

— Райдер, — прошептала она.

Я отвел бедра назад, а затем вновь погрузился в нее. Я снова поцеловал ее в шею, затем поднял глаза. Голова Беллы упала на подушку. Наши взгляды встретились… и она просто убила меня своей улыбкой.

За такое короткое время она стала для меня всем. Моим утром, днём и ночью. Моей причиной просыпаться по утрам. И наконец, она стала величайшим благословением, о каком я даже не мог и мечтать.

Святой для конченого грешника.

Потянувшись к ее рукам, я сплёл наши пальцы и отвёл ее руки ей за голову. Нависая над ее лицом, я задвигал бедрами все быстрее и быстрее. И я ни на секунду не отводил от нее взгляд. Мне хотелось, чтобы Белла увидела в моих глазах то, что она для меня значит. Мне хотелось, чтобы вместо терзающих мой разум кошмаров у меня в сознании осталось лишь ее потрясающее лицо.

Эти светло-голубые глаза, длинные черные ресницы, идеальная бледная кожа, пухлые розовые губы… Мне хотелось заговорить, рассказать ей обо всем, что чувствую, но я знал, что не смогу раскрыть и рта. Мои эмоции были слишком сильными.

Мне просто было жутко жаль, что я не знал ее раньше.

Жаль, что не встретил ее до того, как стал тем человеком, каким являюсь сейчас. До того, как загубил столько жизней… до того, как помогал в убийстве сотен душ.

Лицо Беллы стало расплываться. Я моргнул, поняв, что к глазам подступили слёзы. Капли упали на раскрасневшиеся щеки Беллы. И она сжала мне руки. Белла поднесла наши сцепленные ладони к моим глазам и смахнула с них влагу. У меня защемило сердце, когда я увидел, что она тоже плачет.

— Белла, — замерев, прохрипел я.

Она покачала головой, и на ее лице отразилась боль.

— Райдер, я этого не вынесу.

— Чего? — спросил я, теснее прижимаясь к ней — плоть к плоти, сердце к сердцу.

— Того, что ты с собой делаешь.

Белла шмыгнула носом.

— Позволяешь порицанию… чувству вины пожирать тебя заживо, — она посмотрела мне в глаза. — Винишь себя в событиях сегодняшнего дня. Это всё твой брат. Именно это он всегда с тобой и делал — манипулировал тобой. Даже сейчас, после смерти, он каким-то образом повесил на тебя случившуюся катастрофу, и ты с готовностью взвалил себе на плечи бремя этой вины.

— Потому что это правда. Я виноват.

Белла молча смотрела на меня. Она начала медленно и плавно раскачивать бедрами. Я закрыл глаза и прислонился лбом к ее лбу. Белла высвободила одну руку у меня из ладони и провела ею по моим волосам. Затем приблизилась губами к моему уху.

— Тогда я освобождаю тебя от этой вины. Если тебе нужно, чтобы тебя простили, позволь мне подарить тебе это прощение.

Ее бедра задвигались быстрее, мое тело реагировало на неослабевающий ритм. Но потом я заплакал, я, черт возьми, заплакал, когда она снова повторила свои слова.

— Я прощаю тебя, малыш. Прощаю тебя за то, что ты сделал.

От нахлынувших эмоций у меня сдавило горло. Дыхание Беллы стало рваным и прерывистым.

— Райдер, — прошептала она, и ее сердце забилось мне в грудь грёбаной симфонией. — Райдер.

Ее рука сжалась у меня в волосах. Я напрягся всем телом и, резко выдохнув, толкнулся в неё сильнее. Белла застыла в моих объятиях и, выгнув спину, прижалась ко мне грудью. Она вскрикнула мне в шею, притянув меня к себе так близко, насколько это вообще было возможно.

То, как запульсировала вокруг меня ее плоть, толкнуло меня за грань. Не в силах больше сдерживаться, я вонзился в нее еще три раза и проревел о своем высвобождении. Мой голос был резким и надтреснутым, ослабшим после сегодняшнего дня. Когда я кончил, она зарылась рукой мне в волосы и прошептала:

— Я тебя прощаю. Я люблю тебя. Пришло время стать свободным.

Я уткнулся головой в подушку. На какое-то мгновение из сознания испарились все лица и голоса. Там остались только мы.

— Я люблю тебя, — прошептала Белла.

— Я тоже тебя люблю, — глухо сказал я. — Ты единственное хорошее, что было в моей жизни. В итоге, ты оказалась тем раем, который я искал. Ни вера, ни молитвы… только ты… только ты.

Лицо Беллы озарилось любовью, и она заёрзала подо мной. Я вышел из нее, и она свернулась калачиком. Она обняла меня за пояс и положила голову мне на грудь. Я поигрывал с ее влажными волосами, и ее теплое дыхание овевало мне кожу.

В комнате стояла тишина. Словно прочитав мои мысли, Белла произнесла:

— Люди в баре затихли… наверное, тоже пошли спать.

— Да, — ответил я.

Белла подняла на меня сонные глаза.

— Спи, малыш. Завтра все станет лучше. С восходом солнца всё всегда меняется к лучшему. Солнце принесет новый день. Облегчит бремя твоей души.

От ее слов у меня сжалось сердце. Ее начало клонить в сон. Прежде, чем ее глаза закрылись, я сказал:

— Спасибо, Белла. Спасибо тебе за твою любовь… за все это. Ты даже не представляешь, как много для меня значишь. Каким внутренним покоем ты меня наполнила.

— Спасибо тебе, — она улыбнулась. — Спасибо, что спас мне жизнь.

Через несколько минут Белла уснула. Ее дыхание стало глубоким и размеренным, и я понял, что она крепко спит. Но я не смыкал глаз. Я наблюдал за тем, как сверкающие снаружи молнии становились всё ярче, и откуда-то издалека приближалась гроза. Дождь все громче барабанил в окна, а над нами грохотал гром.

Я посмотрел на стоящие на столе часы и тяжело вздохнул. Мне нужно было уходить. Я осторожно переложил Беллу со своей груди на матрас. Когда она вдруг заворочалась во сне, я замер, но ее дыхание снова выровнялось. Я посмотрел на женщину, завладевшую моим сердцем. Я жадно вглядывался в ее черты. Пытаясь сохранить в памяти каждую ее частичку.

Я никогда не забуду эту ночь. Мне никто в жизни никогда искренне не говорил, что любит меня. Десять букв, три простых слова, которые врезались мне в душу с мощью и разрушительной силой кометы.

— Я люблю тебя, — прошептал я, желая сказать это снова. — Тебя ждет счастье, детка. С этого момента только хорошее. Только свобода.

Я тихонько прокрался в ванную и поднял с пола свою кожаную одежду. Меня ничуть не волновало, что вся она была в засохшей крови. Очень скоро это не будет иметь никакого значения.

Выбираясь из комнаты, я не нашел в себе сил взглянуть на Беллу. Я и не вспомнил о рубашке. Мои ноги были босыми. Когда я проходил через бар, он показался мне городом-призраком — опрокинутые, недопитые стаканы, не доигранные партии в бильярд.

Я покинул клуб через задний выход и вышел во двор. Под теплым проливным дождем я направился по полосе газона. Ноги провалились в мокрую, илистую землю. Волосы прилипли к спине.

С каждым шагом я представлял себе Беллу. И улыбался. Улыбался всей той жизни, что ее ждёт. Всему тому, чем она будет заниматься, что увидит… человеку, которого она полюбит. И хотя мне была невыносима мысль о том, что она будет делать все это без меня, любя кого-то другого, это наполнило мое сердце таким покоем, какой я никогда в жизни и не мечтал ощутить.

Белла свободна… она в полной безопасности.

Это было здорово.

Пробираясь сквозь густые деревья, я увидел впереди тусклый свет. Дверь старого сарая уже была открыта и ждала меня. Приближаясь, я стал считать шаги. Через двадцать шагов я оказался у двери. И остановился у порога. Затем закрыл глаза, сделал глубокий вдох и вошёл внутрь.

В гробовой тишине я обвёл глазами сарай. Ко мне один за другим поворачивались братья. Я встретился взглядом с каждым из них. Они расступились в стороны — кто-то вправо, кто-то влево — создав тем самым импровизированную тропу, ведущую к месту моей расплаты.

Я глубоко вздохнул и пошел вперед. Братья, все одетые в кожаные штаны и байкерские жилеты, молча смотрели, как я проходил мимо них. Но я глядел прямо перед собой. Мои шаги сопровождались звуками скользящих по ломикам рук и лязгом ножей. Я занял своё место. Подняв голову, я увидел две свисающие с крыши цепи. На концах у них висели широкие металлические наручники.

Я встал прямо у цепей, затем повернулся к братьям. На меня уставилось целое море моих бывших друзей. От влажного грозового воздуха на их лицах и обнаженных торсах выступил пот. Большинство из них так и не смыло с себя кровь, оставшуюся после резни в общине.

Я решил, что в этом нет никакого смысла.

Затем оглядел братьев, которые когда-то пострадали от моих действий: АК, Тэнк, Булл, Викинг, Флейм. Я увидел новичков, с которыми я так и не успел познакомиться: Хаш, Ковбой, Таннер… А потом перед глазами возник Смайлер. Он стоял позади всех, с совершенно измученным выражением лица. Его длинные каштановые волосы были собраны сзади, но в руках он ничего не держал. У меня внутри всё сжалось. Он оказался единственным. Смайлер оказался, бл*дь, единственным.