Он смеется. Черт, как же приятно чувствовать мужские руки на талии, горячее дыхание у шеи.

– Нет. Не здесь. И не до завтрака. Ты хочешь это платье? К нему нужны красные туфли на шпильке.

Я снова смотрюсь в зеркало. На контрасте светлой рубашки Андрея платье кажется прямо контрастным, кровавым, провокационным.

– К нему не подходит мое белье, – вздыхаю я. – Кружево видно и ткань топорщится.

– Сними его.

– Поищем другое платье?

– Белье сними. Такие наряды носят на голое тело.

– Я так не могу!

– Почему?

Он медленно ведет пальцем по моей шее, спускаясь на спину, рисуя контуры позвоночника.

– Застежку и лямки видно в вырезе платья. Без них будет лучше.

– Это глупо, надевать платье без белья под куртку.

– Кто узнает?

– Да все! Будет видно соски даже через ткань и пофиг, что она тонкая.

– А ты обо мне не думай, и видно не будет.

Теперь мой черед смеяться, что я и делаю с огро-о-омным удовольствием.

– Какое у тебя самомнение!

– Чем оно тебе не нравится?

– Здоровое слишком!

– А вчера ты была не против, когда, – он наклоняется к уху, – я в тебя входил… самомнением.

– Ты же в курсе, что это не очень эротично сейчас было? – прищурив один глаз, спрашиваю я.

– Да, в голове звучало лучше.

Но почему бы нет? Я выгоняю Тихомирова из примерочной, снимаю бюстгальтер и долго кручусь перед зеркалом, пытаясь понять, не просвечивает ли хоть что-то. Но нет, платье все так же идеально, и я с нетерпением жду, когда смогу его надеть. Собственно, того же ждет и Андрей, потому что встречает меня удивленным вопросом:

– Почему ты не в нем?

– За него нужно заплатить, да и вообще… ты думал, я пойду сразу в платье?

– Да, черт возьми, Цветочек, неужели ты пойдешь в туалет ТЦ, чтобы переодеться? Я думал, мы зайдем в обувной за туфлями – и сразу поедем куда-нибудь поесть. Если я сейчас же не получу свой завтрак в компании блондинки в красном, то начну убивать.

– Блондинки в красном?

– Ты что, «Матрицу» не смотрела? О блондинке в красном мечтал каждый пацан моего возраста! Или она была не блондинкой? Я забыл…

– Забыл, потому что уже давно не пацан? – фыркаю я.

– Еще один намек на мой возраст, и я поменяю план. Перескочу завтрак и перейду к той части про гостиницу.

– Я не против.

На самом деле мне без разницы, куда мы пойдем. В гостиницу, в ресторан или просто побредем по улице. Я уже наслаждаюсь днем рождения. Даже забываю, что он был вчера. Я выбираю симпатичные лаковые ботильоны, идеально подходящие в тон платью. В таких не холодно на улице и не стыдно зайти в ресторан. Из зеркала в туалете, где я переодеваюсь, смотрит красивая, дорого одетая девушка. У нее… то есть, меня, неплохая фигура, длинные ноги, симпатичное лицо. Пожалуй, не хватает макияжа, а еще волосы торчат неровно обрезанными прядями.

Зато на губах играет улыбка. Из зала ресторанчика доносятся аппетитные запахи выпечки и кофе. Андрей привел меня в симпатичную французскую пекарню. В ней царит несвойственный утру полумрак, а столики прячутся за аккуратными лаконичными занавесками.

Андрей сидит за дальним столиком, ему уже принесли эспрессо, а вот мой лавандовый раф еще делают. И хоть Тихомиров уже видел меня в платье, я все равно нервничаю.

Мне хочется ему понравиться. Хоть я и знаю, что если бы не нравилась, не оказалась бы здесь.

***

Я выиграл в лотерею. Когда Митька был маленький, он обожал мутноватые стеклянные барабаны в парках. Я поднимал его на руки, сын протягивал ручку в отверстие – и доставал свой приз. Он редко стоил больше билета лотереи, но однажды попался большой плюшевый крокодил. Он был зеленый, несуразный, с большими глазищами, неровно пришитыми на туловище. Но Митька до безумия обожал этого несчастного крокодила. Ведь он его выиграл.

Так и я выиграл в лотерею. И приз мне – сногсшибательная блондинка в красном. Весь ее облик говорит о сексуальности и притягательности. Но каждый, у кого эмпатия развита чуть лучше, чем «никак», может уловить исходящую неуверенность.

– Ну… вот, – говорит Лиана, садясь рядом со мной. – Как кофе?

Кофе? Я слабо понимаю, о чем она, я жадно всматриваюсь в платье, облегчающее фигуру. Провожу взглядом по голым коленкам, по едва виднеющейся в вырезе ложбинке груди. Мне хочется изучить все доступные места. Хотя ее наверняка смутит, если я стану приставать прямо за завтраком. И поэтому мои прикосновения почти невинны. К шее, щеке, нежной коже за ухом.

– Расслабься, – прошу. – Ты же отдыхаешь. А каждую секунду настороже.

– Я ни разу не была на свидании. На таком…

– Если тебе будет легче, я тоже.

– Ты же был женат!

– Я ухаживал за женой, будучи почти ребенком. Мы не ходили по ресторанам и не ночевали в гостиницах. Ели беляши у метро, украдкой занимались сексом, пока родители на работе. Уже потом я стал заниматься делом, появились деньги, но на свидания мы все равно не ходили.

– И после расставания ты ни разу не встречался с девушками?

– С такими, о которых бы хотелось помнить – нет.

– А как стать девушкой, которую тебе бы хотелось запомнить?

Она поднимает свои большие наивные глаза и смотрит с интересом, выпытывает одним взглядом ответ.

– Тебе незачем волноваться об этом. Тебя невозможно забыть.

– Мне бы хотелось запомниться не только сделанной подлостью.

– А мне – не поездкой в багажнике.

Мы смеемся, а когда официант приносит заказ, отстраняемся. Хотя поцелуи во французской пекарне вряд ли кого-то удивят. Но мне хочется есть. Омлет с авокадо и прошуто пахнет и выглядит так, что я душу готов продать за кусочек. А круассаны еще горячие, их аромат смешивается с кофейным, превращается в непередаваемое сочетание, перед которым невозможно устоять. Прямо как перед Лианой Сергеевой в красном платье.

Она ест свой йогурт с гранолой, облизывается, косится на меня.

– Что мы будем делать?

– Развлекаться. День долгий.

– Я не об этом. А вообще.

Если бы я знал. Но когда она так смотрит, в горло кусок не лезет.

– Что тебя беспокоит? Скажи честно. Я не умею общаться полунамеками, но если ты хочешь какой-нибудь честный ответ, попробую его дать.

– Ты из-за дня рождения передумал? Чтобы не портить мне праздник? А завтра увезешь домой?

Вздыхаю. Лиана умеет спрашивать так, что внутри все скручивается в тугой узел. Я словно в разные моменты нахожусь с двумя разными девушками. Одна безумно страстная, чувственная молодая женщина, вспыхивающая от одного прикосновения. И вторая, ужасно одинокий ребенок, который постоянно боится. В первую я влюблен, а во второй вижу собственное отражение.

– Ты не хочешь домой?

Качает головой, ее светлые кудряшки падают на глаза, и я отодвигаю их.

– Даже если я буду жить этажом выше?

Все равно качает. И, в общем-то, я с удивлением понимаю, что не имею ничего против.

– Почему?

– Не знаю. Не хочу. Могу я просто не хотеть?

– Хорошо. Я не верну тебя завтра домой. И послезавтра, и вообще обещаю, что не стану упаковывать тебя в багажник для обратной транспортировки. Но подумай, что рано или поздно придется вернуться. У тебя есть отец, он будет тебя искать. Есть знакомые, работа.

«Мой сын», – но об этом я стараюсь не думать. Мысль о том, что Лиане стоит протянуть руку и коснуться Мити, поговорить с ним, буквально сжирает меня изнутри.

– Я позвоню папе. Он ничего не узнает. Ему плевать, с кем я и где, скажу, что с другом – ответит «ок», не спрашивая имени.

– Но вечно так продолжаться не может. Рано или поздно он узнает.

– Не вижу вариантов, как это может произойти. Даже если я выйду замуж, он узнает это только посмотрев соцсети…

Она забавно осекается и краснеет.

– Я не имела в виду…

Поздно. Я уже представил. Хотя свадебные платья меня не заводят, как и белоснежное белье. Но, если подумать и покопаться на соответствующих сайтах, я бы нашел что-нибудь интересное. Кремовое кружево в пол, идеально облегающее фигуру. Морские брызги на золотистом пляже и бокал с шампанским в женской руке, на которой надето новенькое кольцо. Оно еще смотрится чужеродно. Я редко снимал новобрачных, но всегда отмечал разницу между теми, кто уже носит кольца годами и теми, кто надел их совсем недавно и словно еще не привык.

– Я не боюсь твоего отца, Цветочек. И мне было и есть плевать, что он скажет о моих действиях. Захочет войны – пободаемся. Только сейчас я начинаю нервничать, как все это ударит по тебе.

– Никак, если тебе не нужна месть ему. А если нужна… не говори мне, а? Сделай вид, что мы просто познакомились на улице и ничего друг о друге не знаем. Хотя бы до тех пор, пока не решишь действовать.

– Договорились.

Мы скрепляем уговор рукопожатием, хотя я бы предпочел поцелуй. Но не уверен, считается ли он. У Лианы холодная рука, в зале прохладно, и я не отпускаю, задумчиво перебираю пальцы, согревая.

– Ну и какие планы?

– На сегодня? – улыбается.

– Вообще. Что мы будем делать? Сидеть в доме вдали от цивилизации и смотреть на ледяное море?

– Мне нравится море.

– Ты просто не видела теплого.

– Не видела, – соглашается она.

– Хочешь посмотреть?

– А собака?

– Отдадим другу. Он присмотрит. У тебя шенген есть?

– Нет, конечно. Ни шенгена, ни паспорта. Только диплом, на котором разве что можно колбаску порезать на закуску.

– Тебе не нравится специальность?

Вообще раньше женщины-математики виделись мне совершенно другими. Какими-то суровыми, строгими. Их красота казалась спрятанной за увлеченностью наукой. Ты смотришь на женщину и видишь сначала инженера или ученого, а уж потом привлекательную внешность. Однажды я снимал фотопроект о женщинах одного из институтов, как раз в момент набора популярности фем-движениями. Тогда меня поразило, сколько всего было в их взглядах.