Я пропала.

Во мне нарастает давление, и моя киска напрягается, чуть не сдавливая его член силой оргазма, проносящегося по моему телу, зажигая каждый нерв, как аварийный маяк.

— Я вот-вот кончу, — говорит он тихим встревоженным голосом.

Киваю, и через секунду Дилан напрягается и наполняет меня — я это чувствую — горячими струями спермы, прежде чем осторожно рухнуть на меня. Я хочу обнять его и притянуть поближе, но довольствуюсь его бицепсом и чувством его веса на себе. Когда наше дыхание замедляется, он заваливает на нас на бок, не выходя из меня, но подтягивая мои ноги к себе, чтобы я легла маленькой ложечкой. Его рука двигается по моему телу и между моей грудью.

Чувствую, что должна поблагодарить его, но это было бы странно, поэтому не говорю ничего. Его тело идеально прилегает к моему. Я буду скучать по этому.

Не думай о будущем.

Его вздох покрывает теплом мою лопатку.

— Я уезжаю из Бостона на следующий этап тура.

— Атлантик-Сити. — Нет смысла притворяться, что я этого не знаю. — Я посмотрела график.

Он кивает, лениво лаская мою грудь.

— Атлантик-Сити, потом Монреаль. После Лос-Анжелес.

— Да ты у нас международный мальчик.

Интересно, а его улыбка такая же слабая, как моя шутка? Я знаю, что теперь снова увижу его в журналах и на рекламных щитах. Когда меньше всего буду ожидать, попадусь в засаду, видя его на таблоидах или по ТВ. Я раскритикую каждую песню, надеясь увидеть в ней время, которое мы провели вместе. Будет слишком легко зациклиться на том, с кем он встречается. Расстаться будет сложнее, чем раньше.

Даже в концертном зале теперь остались его призраки.

Я обнимаю Дилана, желая остановить время, чтобы мы могли так жить.

— По крайней мере, у тебя довольно гибкий график, — говорит он. — У тебя есть время на жизнь вне работы.

Отвечаю ему смехом.

— О нет. Это только разминка. Когда начнётся сезон, я буду играть несколько раз в неделю, не считая репетиций. Ты застал меня в тишине перед бурей.

— А вот ты попала в поле поражения моего урагана. Как вовремя.

— Твой тур почти закончен, да?

Он снова вздыхает, на этот раз дольше.

— Потом нужно вернуться сразу в студию. Нам нужно разобраться с парой дел перед выпуском альбома. После мы, вероятнее всего, отправимся в другой мини-тур, на этот раз в Азию. Мы давно там не были, кажется, последний альбом действительно вышел в Токио. — Его голос звучит ровно и низко — он никак не хочет этого прямо сейчас — и это неудивительно. Он уже несколько месяцев в разъездах, и это началось сразу после безумия с реалити-шоу.

Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него.

— У тебя будет свободное время до этого?

Он приподнимается на локте, устраиваясь поудобнее, чтобы посмотреть на меня.

— У меня будет неделя, может, две, если мы запишем треки и быстро решим все дела в студии. — Лёгкая горечь оттеняет его тон. — А затем всё начнётся заново.

— Мне жаль, что у тебя нет больше времени для себя. — Я практически вижу тёмные круги, образующиеся под его глазами, пурпурные пятна истощения. Я знаю, как он себя чувствует.

— Нужно усердно работать, чтобы остаться на этой сцене. У людей короткая память. Если останавливаешься слишком надолго, они забывают.

— Никто не сможет забыть тебя и твою музыку, — я стараюсь прикрыть свою ошибку. — Интересно, если бы люди знали, что работа может превратиться в мечту, они бы всё равно всё бросили и сбежали в противоположном направлении? — Я целую его ключицу.

— Возможно, нет. Хорошо там, где нас нет.

Это правда.

— Занятость — это хорошо. С ней время идёт быстрее.

— Действительно хорошая проблема, и я знаю, что мне повезло, что мне платят за создание музыки. Это мечта, и я живу ею.

— Я тоже.

Его взгляд проходится по моей фигуре.

— Я ценю это, но в то же время мне надоело жить на чемоданах. Я скучаю по дому.

Я хлопаю по простыне.

— Не то чтобы это плохо, но нет ничего лучше твоей собственной кровати. Где твой дом?

Он прижимается чуть ближе ко мне.

— У меня есть дом в Лос-Анджелесе.

Это так далеко.

— Ты там живёшь?

Он кивает.

— Я купил особняк. Как банально — рок-звезда с особняком в Хиллз.

— Держу пари, там красиво.

— Да, хотя я начинаю забывать, как он выглядит. Хотел бы я увидеть твой дом до того, как уеду.

— Там ничего особенного. Старенький домишко, который отремонтировали и меблировали нержавеющей сталью. — Я рада, что он не был в моём доме. Пусть у меня будет хоть одно место без воспоминаний о нём, чтобы я могла превратить его в убежище.

— Знаешь, в пятницу у меня большая вечеринка в Голливуде. Много ужасных типов из индустрии. Куча испорченных поп-звезд, которые ничего не делают сами.

— Звучит ужасно. — Я вздрагиваю, затем вздрагиваю от того, как хорошо до сих пор ощущать его внутри себя.

— Это будет кошмар. Ты должна стать моей парой. Мы сможем убедиться, что никто из них не воспримет себя слишком серьёзно. — Его член снова начинает твердеть во мне — новое чувство, которое заставляет меня подавиться воздухом, потому что на этот раз он возбуждается только моим телом. Его возбуждает мысль о нас.

— А меня вообще впустят? Может, мне уже начинать учиться делать лицо уточкой. — Я пытаюсь поднять настроение, хотя мои голова и сердце кричат ​​от радости и ужаса одновременно.

Дилан касается моего соска тыльной стороной пальцев.

— Мы заявимся туда и напомним им, на что похожа настоящая музыка, и речь не о том, как ты выглядишь. А о том, что она заставляет нас чувствовать.

Я фыркаю.

— Да, потому что ты действительно крут в глазах других, Дилан.

Он хлопает ресницами.

— Приятно осознавать, что я больше, чем просто красивая мордашка.

— Это так, — говорю я серьёзно. И ты заставляешь меня переживать опасные, захватывающие дух эмоции.

Он ложится и крепко обнимает меня.

— На что бы походила наша жизнь, если бы ты поехала со мной?

Как я могу ответить? Как я могу позволить себе представить это?

— У меня были бы проблемы со спиной из-за ревностной борьбы со всеми фанатками, которые постоянно бросаются на тебя.

— Конечно, но это заняло бы всего, сколько, три часа в день? Тебе нравится плавание? У меня есть бассейн.

— Нравится, если подворачивается момент.

— Значит, решено. Ты скажешь своему дирижёру, чтобы шёл нахрен — у тебя отпуск — и поедешь со мной. Ударение на слове — поедешь.

Если бы было так легко. Мысль заставляет меня улыбнуться, но нужно оставаться реалисткой.

— Я же знаю, что ты шутишь. И даже если это не так, у меня выступление в пятницу. — И на всю оставшуюся жизнь. — Это торжественное открытие симфонии, когда множество важных лиц приходит на коктейльную вечеринку, а симфонисты должны развлекать спонсоров болтовнёй.

— Это хотя бы весело?

— Может быть, для кого-то и да. Я же подобное ненавижу. Это заставляет меня чувствовать себя отвратительно, как будто мы очаровываем людей, которые готовы дать нам деньги за то, чтобы мы продолжали играть музыку, которую будем играть в любом случае. Если спонсоры хотят сделать пожертвование, они должны делать это без помпезности и политических игр.

Дилан целует моё плечо.

— У меня такое ощущение, что дело не только в симфонии.

Он с такой лёгкостью читает меня.

— Мой отец постоянно выставлял меня напоказ в таких кругах. Это заставляло меня почувствовать, будто меня похитили или что-то в этом роде. Играющая обезьянка, которая хлопает в ладоши за доллары. Я просто хочу играть музыку.

— Мне знакомо твоё чувство. Иногда спонсоры действуют так, словно мы им принадлежим. Я устаю улыбаться перед камерами, позировать с тем или иным дурацким продуктом, который никогда в своей жизни не использовал, и мне вдруг платят за то, будто я не могу жить без него.

— Они платят тебе за фальш, а мне платят только тогда, когда я могу убедить скучных патронов в том, что наша версия классики — то, что надо.

Мы оба замолкаем, осознавая, насколько далеко на самом деле находятся наши миры, но в некоторых отношениях они абсолютно одинаковы. Мы оба — винтики в механизмах настолько больших, что они могут поглотить нас.

— Пусть это будет тебе моим обещанием. — Поцелуи, которые он оставляет на моей шее, посылают спирали удовольствия прямо к клитору. Видимо, задняя часть шеи у меня является одной из эрогенных зон.

— Да? — притворяюсь дурочкой, ощущая покалывание.

— Думаю, тебе стоит взобраться на меня и использовать мою сперму в качестве смазки.

— Ни одной женщине не понадобится смазка с тобой, Дилан.

— Других женщин нет. — Он дважды толкается в меня, прежде чем выйти и снова перевернуть меня на спину. Его сперма и моя смазка текут по моим бёдрам, как тёплый мёд. Избыточная влажность позволяет ему тереться головкой члена везде между моих ног, скользя по мне, от чего у меня подгибаются колени.

Я улыбаюсь.

— Но я начинаю видеть преимущества твоей смазки.

Он бросается вперёд и требует глубокого грубого поцелуя, от которого у меня кружится голова.

— Залезай на меня.

Больше влажности покрывает внутренние части моих бёдер, когда я широко раздвигаю их, чтобы оседлать его. Он прав, это чертовски горячо, и я хочу этого, хочу больше. Я наклоняюсь вперёд, случайно толкая мои груди ему в лицо.

Дилан сжимает их вместе и облизывает взад-вперёд, уделяя больше внимания моим соскам, заставляя меня снова чувствовать боль от желания заполучить его, прежде чем я осознаю, что могу иметь и то, и другое. Пропускаю руку между нами, направляя его и опускаюсь на каждый твёрдый дюйм его члена, пока мы снова не становимся одним целым.