Тряхнула головой, отгоняя воспоминания. Секретарша мило мне улыбнулась и распахнула дубовую дверь, выкрашенную в темно-коричневый цвет. Я выдохнула, отгоняя воспоминания и вошла в логово самого старшего хищника. Располневший, раздобревший Галай изменился совсем немного. Только волосы стали седыми и живот выпирал вперед. Перед ним толстая кубинская сигара, четверть бокала виски. И смотрит он на меня в упор.

— А говорила никогда не вернешься. Что тебе надо? Выкладывай. У меня на тебя пять минут.

— Мне нужна ваша помощь. И ваши деньги.

Сказала и в глазах потемнело от собственной наглости.

Демьян


Ему нравилось видеть, как на ее лице появляется вот это выражение глубокого отчаяния. Его накрывает волной триумфа. Получи сука. Больно? Правда? Ему тоже было больно. С тех пор как впервые ее увидел бесконечно было больно.

Вначале от сознание собственного ничтожества, потому что по ночам пачкает простыни спермой, мечтая о невесте брата, потом больно осознавать, что с ним никогда, блядь, не будет.

И не какое-то там пустое «никогда» а самое настоящее. Которое высекают на надгробных камнях, чтоб тысячелетиями не стиралось. Смертельное никогда.

Больно от того, что, когда Богдану рога ставила…как будто им обоим изменила, обоих вываляла в грязи, обоих уничтожила. Смотрел, как брат после ее предательства разлагается и сам разлагался вместе с ним. Тот от наркоты, а Демьян насухую. Без дури, без пойла. Втрезвую. Так что мозги скрипели от ярости.

Вспоминал ее в свадебном платье такую красивую, что от одного взгляда сдохнуть хотелось и выл от бессилия. Там, в ЗАГСе, когда подпись свою ставила на бумаге запнулась, рука дрогнула в белой перчатке и на него посмотрела. Какая-то надежда…какая-то сраная, тупая надежда промелькнула в голове, а вдруг сейчас, как в дурацких сериалах, которые мачеха смотрит на кухне, бросит ручку и подбежит к нему, к Демьяну. Он ее за руку и на мот вскочат оба. Она фату сдерет с головы, и они помчатся куда глаза глядят вместе. Потом он сдернет невесту с мота, расстелет свою косуху и грязно трахнет на ней беглянку. Так грязно, что их обоих от этой грязи уносить будет.

Но она подписала и робко посмотрела на Богдана. Потом тот ее смачно целовал. Засосал своими толстыми губами, сожрал ее рот ими. Вызывая приступ тошноты у Демона. Все орали «горько». А он эту горечь в туалете вышибал кулаками о кафель. Так вышибал, что сбил до костей, даже мясо стерлось.

— Что с руками? — дернула за рукав, увидев, как он постоянно руки в карманах держит. А его от ее прикосновения подшвырнуло. Пусть не трогает. Не смеет к нему прикасаться иначе он за себя не отвечает.

— Тебе какое дело?

— Покажи.

— К мужу иди с ним нянькайся.

— Покажи руки, Дём!

— Отвали!

А она все равно в запястье вцепилась и с кармана выдернула, вскрикнула, когда залитые кровью пальцы увидела.

— Что это? Ты что? Откуда это, Дём? С кем подрался?

Сам с собой. За нее. Из себя пытался всю дурь выбить и не получилось. Стоит теперь и смотрит как она пальчиками своими держит его запястье и какая-то часть него трясется от счастья.

— Не важно.

— Идем я обработаю хотя бы перекисью.

— Я сказал отвали!

— Не отвалю! — и нагло в глаза смотрит, — Идем, я сказала. Иначе отца твоего позову или мачеху.

Затащила его на кухню, быстро порылась в аптечке. Тонкая, стройная в этом платье, с локонами блестящих светлых волос, которые колышутся и скользят по голой спине. Воздушная, прозрачная, недосягаемая.

— Так. Вот йод. Перекиси нет. Ваты тоже нет. Она, может есть где-то в доме, но я не знаю где. Так что залью йодом, ладно?

Он не ответил, отвел взгляд к окну, чтоб не смотреть на ее декольте, где виднелись зажатые корсетом полушария упругой груди. Подумал о том, что если бы увидел ее голой, то обкончался бы раз десять подряд. А Бодя….Бодя сегодня ее трахать будет, лапать эту грудь, всовывать в ее тело свой член. Брачная ночь же…мать его.

Налила йод на бинт, приложила к ранам и изо всех сил дует.

— Щиплет, да? Потерпи. Сейчас пройдет.

Ее пальцы испачкались, несколько капель йода попали на белоснежный подол. Издалека смотрятся как кровь и в голове у Демона мелькают картинки, как он Бодю при ней прикончит. И самому адски страшно от этих мыслей.

— Ты теперь вся в этом дерьме.

— Ну и что. Зато твои раны не воспалятся. Кто знает кого ты там мутузил.

Бинтует ему руки, усиленно, сосредоточенно, прикусив кончик языка. Демьян смотрит на нее сверху вниз и думает, что продался бы дьяволу, если тот существует, лишь бы эта женщина ему принадлежала. Хотя бы один раз.

— Ты что, Дём? Больно, да?

Заметила его взгляд безумный, но руку из своих ладоней не выпустила. Это был какой-то странный момент зависания. Они оба замерли, глядя друг на друга. Словно время остановилось.

— Аааа вот ты где!

Хрипловатый голос Богдана заставил обоих вздрогнуть.

— И че вы здесь делаете, а?

— Вот! — Михайлина подняла руку Демьяна, — Он уже с кем-то подрался. Сбил костяшки пальцев. Мазала йодом.

— Да с кем он мог подраться, да, трусло? Небось со стенами где-нить на параше?

Демьян инстинктивно сжал руки в кулаки, глядя на поплывший взгляд брата и понимая, что тот под чем-то и пытаясь изо всех сил сдержаться.

— За трусло можешь без зубов остаться, понял?

— Та ладно. Ты и драться умеешь? А я думал только у мамы под вшивой юбкой прятаться.

Удар был молниеносным. А ободранные костяшки засочились кровью при встрече с челюстью Богдана. Старший брат отлетел к стене и…она, конечно же бросилась к нему.

— Прекратите! Немедленно! Ты что, Дём! Совсем с ума сошел! — помогла своему мужу подняться, — Идем, я смою кровь и посмотрю губу.

Повела в уборную, придерживая под руку. Демьян тряхнул рукой и рванул к себе в комнату. Чтобы врубить на всю своих любимых Драконов*1 и начать собирать сумку. Нахер отсюда. Поживет у Нирваны какое-то время. Чтоб никого из них не видеть. И чтоб с братом не сцепиться насмерть из-за НЕЕ.

Не сцепился. Она всем преподнесла подарок — удрала со своим любовником. Лучшим другом Богдана. Сукаааа.

Чтоб брат окончательно не снаркоманился отец его в армию отправил, куда-то там через своих венценосных дружков с одной шайки-лейки. Через пару месяцев у Боди крыша окончательно съехала, и он в наемники подался. В какую-то точку его заслали и оттуда уже он не вернулся.

Он их последнее общение в соцсети наизусть выучил.

— Какого хера? Доказать хочешь, что крутой?

— Суку эту забыть хочу. И не получается. Ни наркота, ни алкоголь не помогли. Кровь поможет.

Раскрошила она его…на смерть из-за нее пошел. Потом стало известно, что товарища в бою собой прикрыл. Когда похороны закончились Демьян долго у могилы сидел смотрел на крест с датами, а видел ее лицо с развевающимися волосами.

Как и сейчас, спустя годы. Стоит у могилы без цветов. С шлемом в руке.

— Ты забыть хотел… а я твари этой забыть не дам. Она никого из нас никогда не забудет…И…прости меня, брат. Мразота я.

* * *

— Чего ты хочешь, Демон? Ты сам-то знаешь?

Нирвана затянулся сигаретой так сильно, что дым из ноздрей повалил.

— Выжить суку хочу из города, выдавить, как гниль поганую. Чтоб уехала. С позором, с …не знаю, чтоб в ошметки вся!

— Ты неплохо преуспел. Может хватит?

— Мало. Этого ничтожно мало!

— Я в тебя верю. Ты придумаешь как.

— Дай докурю.

Потянулся за недокуренной сигаретой друга и сильно затянулся так что фильтр задымился. Несколько секунд, прищурившись, о чем-то думал, а потом, выдыхая дым хрипло сказал:

— А знаешь — я ее трахну. Вые***у так, что пар из ушей повалит.

— Думаешь даст?

— Даст! — уверенно сказал Демон и отшвырнул окурок, а потом повернулся к Нирване, — Еще как даст!

Глава 9

Она жила в зачуханном, старом районе на отшибе города. Какими путями добиралась до работы известно только ей и бабкам, которые в шесть утра прыгают в маршрутку и полдня путешествуют по городу. Универ находился в другом конце. Злорадное ощущение триумфа, что живет паршиво и денег нет. Значит Сева недостойное чмо.

Накинул капюшон на голову, руки в карманы, потому что холодно в ушах какой-то модный рэп. И раздражает, и нравится. Хочется выдернуть и врубить другое. Но слова прибивают, заставляют слушать и даже жать на перемотку.

«Не хочу больше думать о тебе…не хочу даже вспоминать твои глаза…Не хочу, но эти мысли в голове…Ты и я…Забудь ее…забудь».*1

Она не видит, как он следом идет, переходит на соседнюю улицу. Она торопится. К кому, блядь? К Севе? Интересно она с ним приехала? От одной мысли об этом ушлепке рядом с ней пробрало до костей холодом. Возникло желание переломать ему все ребра.

У нее легкая походка и она по-детски перепрыгивает через лужи, поправляет волосы, которые от ветра лезут в лицо. Он помнит какие они мягкие и как пахнут. Провел взглядом до дома, выдыхая дым от сигареты сквозь зубы. Посмотрел вверх на окна. На пятом живет. Дом вот-вот развалится в труху. На лавке личное СМИ района с семечками и парочкой трясущихся шавок. Можно будет потом навести справки. Но он не приблизился, остался стоять за кустами. С сигаретой в зубах.

Хотел было уже уйти, как вдруг увидел — вышла из подъезда за руку с ребенком. Сигарета выпала изо рта и руки сжались в кулаки. Со скрипом с болью.

Родила значит. От козла-предателя. У девочки лет пяти волосы длинные, вьющиеся темные, на ней красное пальто, красные резиновые сапоги. Михайлина наклонилась к ней, надела шапку, поцеловала ребенка. Интересно, ищет там черты своего любовника? Почему-то когда увидел чужого ребенка возникло это оглушительное чувство, адская ревность и лютая тоска. Потому что отчетливо понимает — он ее трахал. Кончал в нее. Его проклятое семя проросло. Она носила в себе и рожала. Ее предательство обрело физическую оболочку и получило имя. Стало бесконечным.