Ульяна Соболева - Подонок

Потом учил держать расческу, и они расчесывали ее кудряшки. Она смотрела на себя в зеркале, и он видел в ее глазах сожаление о тех длинных и шикарных волосах, которые сбрили перед операцией.

— Отрастут. Будут еще шикарнее, чем раньше. И вообще под шапкой не видно, а весной будем косы плести. Поехали гулять.

Одел ее, усадил на коляску, вывез на улицу, где баба Устя белье развешивает на веревке. На них посмотрела и усмехнулась и дальше белье вешает.

— К речке не вези.

— Почему? Там красиво сейчас должно быть. Мы на машимне проезжали. Она зиму любит.

— Не ходи…Не сегодня.

— Опять ваши шаманские предсказания? Как та авария на дороге?

— Смотри. Я сказала, а твое дело послушаться или нет.

— Как туда пройти?

— Сам ищи, если умный такой.

Махнул ей рукой и толкнул коляску впереди себя. Потом побежал с ней по вытоптанной в снегу тропинке.

— Мишкаааа, скоро ходить начнешь, я верю. Скоро. Приедем сюда и бегать будем. Девчонок привезем. Красиво здесь как. Красивоо? Да?

— Да..

Забежал вперед, всматриваясь в ее лицо. Снова сказала. Ему не послышалось. Она сказала.

— Повтори. Ты ведь не случайно.

— Да.

— Еще.

— Дадада.

— ДА!

— Дёма.

— Да. Дёма! — на колени опустился, — Еще скажи что-то.

В глаза ее смотрит, а в них снег отражается, и они кажутся светлыми, нежными. Уже не ледяные. И в них он отражается. С шапкой, натянутой на лоб, с красным носом.

— Поехали.

— Поехали?

— Да.

Вскочил, схватился за ручки и погнал вместе с ней весело улюлюкая, как идиот. И его голос эхом разносится по воздуху. Где-то вдалеке взвыли сирены полицейских и скорых. Они мчат по трассе куда-то в сторону города.

Авария, что ли? Та самая, о которой баба Устя говорила? Ни хрена. Это совпадение! А и черт с ней с аварией. У него счастье. Оно живое, оно вот… в коляске сидит. Мимо со стороны дороги мужик какой-то с мешком идет в сторону деревни.

— Здоров, мужик, что там? На дороге?

— Грузовик какой-то сразу пять машин смял. Вся дорога перекрыта.

— Ясно. Как к реке пройти.

— По прямой все время, неподалеку от трассы свернешь налево и вниз спустишься.

* * *

На берегу какие-то типы курят и ногами топчут снеговиков, костер палят. Завидев его с коляской, обернулись. Один присвистнул.

— О, бля! Какой-то лошок привез телочку безногую. Эй, она у тебя безногая?

Твою мать. Только этих ублюдков и не хватало. А внутри полоснуло. Как дежа вю. На него самого похожи. Когда-то и он так цеплялся к людям. От скуки, от злости на весь мир.

— Завались. — рявкнул второй. — Че пристал.

— А че. Мне может интересно. Эй, пацан, она у тебя безногая? Телка твоя или сестрена?

— Жена! Ты с костром своим играйся, братан!

— А то че? М? Подеремся?

И заржал. Мерзко, по лошадинному.

— Не лезь. Здоровее будешь.

— А что я? Я спросил, а ты не ответил? Безногая она? Вези ее к нам. Выпьем. А ты сучкой своей поделишься! Ей поди ноги раздвигать не надо!

— Нет, Дёма…нет! — взмолилась тихо, едва слышно., - Нет!

Отморозки обдолбанные. Придурки. Какого хрена лезут. Он слово себе давал не драться больше и не срываться с катушек.

— Посиди здесь. Я сейчас вернусь.

Оставил ее и пошел к пацанам, поправляя шапку.

— Че бросил инвалидку свою? Мы ща тебе наваляем, а потом ее здесь натянем по очереди!

— Он сам к тебе в объятия идет, Сова.

— Давай, ждуууу! Я не по мужикам, но порвать могу запрАААААста.

В улыбке блеснули гнилые амфетаминовые зубы. Хук справа и ублюдок, рухнул на колени, теряя свою гниль, обливая снег кровью.

— Тыыыы! Тварина! Ты че Сове сделал! Я тебяяя… — и с ножом на него.

Нож выбил ногой и завалил второго придурка в снег, схватил бутылку, валяющуюся в снегу, разбил о пень и приставил к горлу мразоты.

— Вспорю на хер глотку твою вонючую. Вставай и уводи своих торчунов на хер отсюда, а то я тебе задницу порву этой бутылкой!

— Эй! ТЫ! Козел! Я сучку твою утоплю щас! Смотриии!

Обернулся и застыл, замер, чувствуя, как разрывается все внутри. Третий отморозок стоял с Михайлиной возле воды, а потом изо всех сил толкнул коляску на ледяную гладь. Лед оказался тонким, как папиросная бумага. Он треснул и на глазах Демьяна коляска начала погружаться в холодную воду.

Между нами не любовь и не магия

Между нами притяжения, касания

Между нами не любовь и не магия

Между нами чистый кайф, наркомания

Я далеко не тот, не твой явный идеал

Вспоминаю тот день, когда я тебя украл

Эмоций круговорот, я виду не подавал

Красивая, молодая, в голове один туман

Вязанный свитерок, губы по щекам

Смущалась на глазах, я лениво утопал

Душу на автопилот, твои родинки считал

Между небом и землей твои родинки считал

(с) Не любовь. Bahh Tee

Пока бежал к ней казалось время остановилось, а его ноги как в кошмарном сне еле-еле передвигаются и рот открывается, а звука нет. Когда-то давно они все вместе попали в аварию на машине. Демьян плохо помнил, как все было, ему тогда исполнилось четыре года. В голове только слышны сирены полицейских машин, чьи-то крики и плач. Отца в скорую забирают, мать в истерике. А у него, еще совсем мальчика, перед глазами все происходит очень медленно и голоса он слышит замедленно, они тянутся как в испорченном аудиофайле. Сейчас точно также. Он смотрит и все гудит, все тянется, все какое-то ненастоящее.

И на его глазах Михайлина вскидывает руки и в воду ныряет вместе с коляской. Сначала она уходит под черную гладь, и ее светлая шапочка слетает с головы и следом с сильнейшим всплеском тонет коляска. Шапочка так и остается плавать на поверхности, покачиваясь белым пятном.

Лед трещит, обламывается, образовывается огромная прорубь. И у него от ужаса все тело коченеет. Она ведь даже не поплывет. Сразу ко дну пойдет.

С разбегу в ледяную бездну. Обожгло холодом так, что в глазах потемнело. Под воду ныряет, силясь ее силуэт рассмотреть, но не видит ничего кроме мути воды и отблесков дневного света. Выдыхает водой, снова на поверхность и опять туда, в пытку. Не найдет — так там и останется. Не сможет вылезти из воды без нее.

— Михайлинааа! — хриплым голосом, оглядываясь по сторонам, срываясь на оглушительный крик, снова ныряя и выныривая.

— Ддддемммааа, — обернулся резко и видит, как барахтается, как плыть пытается, как руками воду рассекает. СВОИМИ РУКАМИ! И ПЛЫВЕТ! К НЕМУ! — Ддемаааа.

К ней, как сумасшедший, схватил прямо в воде, в охапку, сдавил. Теперь бы выбраться обоим. Но едва хватается за лед, тот обламывается. Сначала Михайлину выкинул на снег, потом сам с трудом вылез. От адского холода зубы стучат и, кажется, все ело иголками колет или режет лезвиями. Даже думать не хочет, что она испытывает тоже самое.

Упал на спину, а ее на себя перетянул и зажал до хруста, до боли. Лицо жадно целует и всхлипывая вжимается в нее весь. Казалось, он сам сейчас сдох несколько раз и только что воскрес. И плевать на холод. Ему внутри вдруг стало очень жарко. Особенно когда ее губы в ответ тыкаются ему в скулы, глаза, рот. И имя его шепчет не переставая. Как заведённая.

Коляска так под воду и ушла. Мокрый, замерзший ее пальто и своя куртка тонну весят. Содрал все к черту, Михайлину на руки поднял и так и понес. Бегом. Насколько мог ледяными ногами, спотыкаясь, чувствуя, как кожа примерзает к носкам и ботинкам.

Едва в дом вошел, Устя тут же крикнула.

— В баню! Оба! Я уже растопила! Отпариваться и чай малиновый пить. Вы пока отогреетесь я вещи принесу. И…говорила не ходить, значит не надо было. А теперь марш греться. Фома неверующий отыскался!

— Так чего не остановила…если знала.

— У всего есть причина и следствие…решила, что надо вам искупаться.

— Ведьма.

— Ооо, это мое второе имя. Так. Все. Быстро греться.

* * *

Уже возле бани вдруг услышал слабый шепот Михайлины над самым ухом.

— Мне так холодно…согрей меня.

— Сейчас…сейчас согрею. Потерпи немножко.

Едва дверь бани захлопнулась как он начал с нее вещи лихорадочно сдирать, потом с себя, целуя, сжирая ее губы, путаясь в холодных мокрых волосах и дурея от понимания, что она его обнимает за шею, сильно. У нее получается его обнимать. И ногами на пол становится. Не стоит еще…нет, но пытается упираться, а значит чувствует их еще лучше.

— Согрей… — и в глаза смотрит с каким-то зовущим блеском, с отчаянием так смотрит, что его начинает всего трясти. Оба совершенно голые, холодные впившиеся в друг друга ошалелыми взглядами. — хочу тебя…согрей меня собой.

— Сейчас…, - хрипло пробормотал, пьяный от ее слов, ошалевший от них настолько, что казалось его ноги не держат.

На топчан деревянный отнес, на спину уложил и сам не понял как в ней оказался. Одним сильным толчком наполнил собой, увидел, как глаза ее широко распахнулись, пальцы с ее пальцами сплел и простонал ей в губы.

— Скажи…чувствуешь меня?

— Да! — хрипло в ответ, закатывая глаза.

— А так?

Толкаясь сильнее, удерживая одной рукой под поясницу, чтоб не давить весом своего тела, а другой рукой упираясь в доски.

— Дааа, — уже стонет, а он ловит ее губы и изнемогает от бешеного кайфа, от ощущения ее плоти вокруг его члена. Плотно обхватила, туго, так что с трудом может двигаться.