— Я так понимаю, что Цезарь — это псина, пацаненок — сын длинноногой мадам, а старикан — ихний муж и отец, — закончил Андрей.

— А как ты все это увидел? — озадачился Соловьев.

— Слушай, не ты же один в заслуженных сыщиках ходишь, — усмехнулся Андрей и признался с гордостью, что для такого случая купил бинокль.

— А бомбу водородную ты не догадался приобрести? — хихикнул Никита. — Ты этим биноклем собирался деда запугать?

— Запугивания я оставил на последнюю очередь, надеялся, что миром договоримся. Утром — деньги, вечером — Степка. Но получается, что Степки у счастливого отца семейства нет.

Из коридора донесся грохот, и Никита досадливо поморщился. Что-то слишком шумно нервничает господин Суслик.

— Нет, — повторил за другом Соловьев. — Но я бы на твоем месте все-таки проверил бы деда. Раз уж ты оказался в городе, стоит прощупать старичка на все сто. Может, тебе ребят выслать?

Андрей отказался. Голос его звучал безмерно устало, и Никите внезапно почудилось, что на том конце провода вот-вот раздадутся тихие, прочувствованные проклятья. Неудивительно. Бумс, и еще одна надежда упорхнула. В том, что она упорхнула на самом деле, у Кита не оставалось сомнений. Ведь действительно, вся их версия строилась на том, что старик сохнет по Дашке или, наоборот, ненавидит ее и жаждет мести. Однако, по словам Андрея, выходило, что бывший Дашкин возлюбленный счастлив в браке, тискает длинноногую красотку, балует сынишку, нежится на буржуйской террасе под июньским солнышком и о Дашке не вспоминает ни под каким предлогом.

— А может, это не он?

— Точно не он, — вздохнул Андрей, — хотя ты прав — я проверю его на всякий случай.

— Да нет, — с досадой перебил Кит, — может, это не он на террасе-то, не наш дедан, а какой-то другой. Ты откуда его адрес узнал?

Комолов быстро объяснил, что рано утром созвонился с тестем и выяснил, где живет его начальник. Мол, перед непосредственной встречей желает послать ему небольшой презент. В Москве так принято. Тесть эту мысль одобрил и продиктовал адрес Зацепина.

— Ясно, — протянул Никита. — Ну, тогда давай поговори с ним аккуратненько. Или мне все-таки ребят прислать?

— Достал ты, — вяло отозвался Андрей.

Эх, какой же у него тон нехороший был. Безнадега, полная безнадега в голосе. Нельзя с таким голосом на дело, вот что.

— Ты давай, не канючь, Андрюха! — бодро посоветовал Кит. — Все нормально будет.

Неубедительно у него получилось. Будто у врача, который тяжелому пациенту обещает отменное здоровье на всю оставшуюся жизнь.

— Слушай, ты смотри, Дашке ничего не ляпни, — спохватился Андрей, — она как вообще? Что делает?

— Кофе пьет, — честно ответил Никита.

Андрей вдруг запаниковал:

— Она что, все слышала? Ты откуда говоришь-то, блин?

— Я на кухне, — опять честно сказал Соловьев и дальше уже принялся врать, — а Дашка у себя, прилегла.

— Она кофе пьет лежа, что ли? — насторожился Андрей.

Никита чертыхнулся и все-таки решил окончательно, что стареет. Совсем не следит за разговором. Расклеился, расслабился, а еще предстоит продолжить допрос суслика, а Дашка между тем одна кукует в кафе, а Комолов в чужом городе получил очередную оплеуху судьбы. Никогда еще Никита не думал такими вот словами — старость, расклеился, судьба. Бла-бла-бла.

Ты еще руками всплесни от безысходности, будто бабка, у которой всю пенсию вместе с кошельком стибрили.

Поругав себя быстренько, но от души, Никита ответил другу:

— Ну, не знаю я, как она там его пьет, взяла чашку и потопала в свою комнату. Надоел я ей за ночь-то. Ты вообще, Комолов, предупредил бы хоть, что собственной жене соврал.

— Это о чем? А… Так не мог же я сказать, что еду ее бывшего хахаля допрашивать.

— Что, Дашка вопросы задавала?

— Было дело. — Никита нахмурился, прислушиваясь к тишине, которая прочно установилась в прихожей. — Ладно, Комолов, действуй. А я тут еще кое-что проверю.

— Эй, стой-ка, что проверишь? — занервничал Андрей, — куда ты собрался-то? Дашку не оставляй одну, понял?

Никита клятвенно заверил, что одну не оставит. И снова почти не соврал, ведь Дашка сидела в кафе под наблюдением понятливого официанта. Да и еще посетители там были. Нет, не соврал, успокоился Соловьев, прислушиваясь к собственным словам. И попрощался с Андреем.

— Эй, хозяин, — крикнул он, пристраивая телефон на пояс, — заходи, продолжим нашу приятную беседу.

За дверью было тихо. Никита вскочил, меняясь в лице.

— Кретин, ну какой же я кретин, едрит твою налево!

В коридоре никого не было. И во всей квартире тоже. А Соловьев — полный кретин!!! — пребывал в полной уверенности, что суслик слишком напуган, чтобы совершать активные телодвижения.

Никиту кинули, как сопливого пацана.


Дашка, как и ожидал Соловьев, негодовала. Но только первые несколько минут. Потом вернулись сомнения и страхи последних дней, и кофе утратил вкус, так же как обида на Никиту, и лица людей сделались расплывчатыми и невнятными. Дашка отставила чашку — десятую, должно быть, чашку кофе за это утро, — закурила и прикрыла глаза. Веки были тяжелыми, будто она всю ночь проплакала. А что, нет? Еще как плакала, другое дело, что не было слез, но душа всхлипывала, не останавливаясь, дрожала, сморкалась, хрипела и постанывала. Мокро и холодно было внутри, словно в пасмурный день на улице.

Да, после разговора с Андреем надежда подняла голову, встряхнулась и выпрямилась во весь рост, заполняя ледяную пустоту. Но тем временем, пока муж наматывал километры, Дашка превращалась в настоящую неврастеничку, каждые пять минут меняющую настроение. Она то падала на дно, больно ударяясь о собственный острый, ядовитый страх, то взмывала высоко, обретая уверенность. То хихикала, то истово молилась, беззвучно шевеля губами, то рассеянно и невидяще водила глазами по кухне, смотрела сквозь Никиту, тупо перебирала игральные карты. То снова с энтузиазмом тасовала колоду, выстраивала комбинации ходов, просчитывала соперника, сосредоточенно размышляла, будто игра в «дурачка» составляла смысл ее жизни. А потом тянула руку к телефонной трубке, и в эти секунды проживала тысячу жизней.

Теперь бессмысленное времяпрепровождение в кафе. И зачем только Никита потащил ее с собой?!

Даша достала мобильный.

— Андрей! Господи, я все утро тебе дозвониться не могу. Ну, что?

Ей стало страшно. Она испугалась вдруг, что из-за стука собственного сердца не услышит мужа.

— Все нормально, — глухо прозвучал ответ Андрея.

— Что? Что? Нормально — это как? Ты видел Степку? Погоди, я выйду на улицу.

Она не вышла, а вылетела, задев несколько стульев и столкнувшись в дверях с каким-то мужиком. Кажется, он упал, а вслед Дашке понеслись проклятья и окрики официанта. Потирая ушибленное колено, Даша остановилась у невысокого заборчика.

— Говори! — выкрикнула она в трубку.

— Малыш, да нечего пока говорить, — было слышно, как тяжело, с присвистом вздохнул Андрей, будто тоже бежал куда-то.

— Как нечего?!

— Дашенька, я тебе позвоню, как только увижу Степку. Пока я его не нашел, понимаешь? Я делаю все возможное и невозможное, но многое зависит не от меня.

Он сам чувствовал, что бормочет нечто невразумительное. Правильные вещи, в принципе, но такие бессмысленные! Не этого ждала от него жена. Черт подери, он сам ждал не этого!

Дашка за несколько сот километров от него тоненько заплакала.

— Ну что ты, малыш? Все будет хорошо!

— Сколько можно? Андрюша, я не могу больше, просто не могу, и все. Где Степка? Что с ним?

— С ним все в порядке. Это я знаю точно, — твердо, насколько мог, сказал Андрей.

— Ты знаешь? Они что, звонили тебе? Ты видел этих ублюдков?

— Да. Видел. Со Степкой все нормально.

— Хорошо. — Даша присела на корточки, облокотясь на забор. — Хорошо.

— Ты допила свой кофе?

— Что? Ах да, допила. Откуда ты знаешь, что я пила кофе?

— Ты всегда его пьешь, — грустно усмехнулся на том конце провода Комолов. — Никита сказал, что ты с чашкой в обнимку отправилась в комнату.

Даша недоуменно притихла. В какую такую комнату?

— Он звонил тебе?

— Я ему, — возразил Андрей.

— Когда?

Муж ответил, что минуту назад. Интересное дело. Получается, Никита соврал. Постеснялся признаться другу, что поперся к любовнице, оставив Дашку в кафе.

Все врут время от времени.

Эта мысль заставила Дашку подняться.

— Андрей, а ты точно в Пензе?

— Точнее не бывает, — строго ответил муж.

Что ее насторожило? Маленькая, трусливая ложь Соловьева. Чрезмерная уверенность в голосе Андрея.

Все врут.

Боже мой, когда закончится этот кошмар?!

— Даш, — позвал Андрей, — Даш, ты бы поспала немного, вы же всю ночь сидели. Слышишь? Иди ляг.

— Комолов, я не хочу спать. Я хочу к тебе в Пензу! Почему ты не взял меня с собой?

Ну вот, приехали. А он-то удивлялся, что жена отпустила его без истерик, почти без вопросов. И даже не обмолвилась о том, чтобы отправиться с ним в чужой город. Опять защитная реакция? Дашке на самом деле показалось, что легче ждать дома, поверить в мужа, в то, что он справится один и одному ему будет удобней.

Дура глупая! Решила отсидеться, как в детстве, залезть под одеяло с головой и переждать там все страшное. Родительские скандалы, злые насмешки брата, мамину истерику по поводу невымытой посуды.

Дашка всегда предпочитала отмалчиваться. Вернее, нет, не всегда — в детстве, но с тех пор прошло тысячу лет, и все изменилось.

Выходит, не все.

Нервы не выдержали, и она осталась дома, укуталась в надежду, будто в бронежилет. Трусиха несчастная! А могла бы сейчас сама искать Степку! Могла бы бегать по неведомой Пензе, — что же за город такой проклятый, умыкнувший ее сына?! — поставить всех на уши, крушить, вести переговоры, умолять, угрожать, уничтожать эту гадость, посмевшую дотронуться до Степана.