— Насколько я понимаю, он отвоевал в перовой мировой, когда началась революция, примкнул к красным и отправился на юг, сюда, так и не вернувшись в Петербург.

— Смотрю, семейные ценности не были ему особенно дороги.

— Вероятно, так. По оставшимся письмам можно сказать, что прадед был знатный вояка. На юге он какое-то время болтался по разным местам, потом осел в этой деревне вместе с отрядом. После того, как красные покинули деревню, письма от деда приходить перестали. Прабабка усиленно писала, но ответа не было. Само собой, решили, что он погиб.

— Вы не пробовали поднять архивы и найти кого-то из тех, кто воевал вместе с Лариным?

— Пробовали, и даже нашли, а толку? Никого уже нет в живых, а потомки совершенно ничего не смогли поведать.

— Выходит, Ромин прадед просто испарился, тело его не найдено, документов о смерти тоже нет. Гипотетически, его мог убить кто угодно, уж очень тут нестабильно было в те времена. Но есть и другая мысль.

— Что он не умер? Мы тоже это допустили, потому и направились сюда. Правда, из-за множества неприятностей, сопровождающих меня, продвинуться особенно не успели.

— Нужна информация о тех, кто живет в деревне сейчас.

Тимур вытащил из рюкзака небольшую папку и протянул мне.

— Здесь список всех жителей на сегодняшний момент, плюс их родные до прадедов, то есть тех, кто теоретически мог контактировать с Лариным.

— Вы и сами неплохо справляетесь, — проворчала я, принимая папку, — зачем я вам?

— Украшать глаз, — рассмеялся он, я снова показала ему язык и принялась читать. Можно сказать, что Тимур, или кто там добывал ему информацию, потрудился на славу. В советские времена многие из жителей деревни активно русифицировались, переделывая имена и фамилии на русский лад. Впрочем, их это не спасло, и большинство было отправлено во время отечественной войны в Казахстан, дабы не поднимать волнений среди воюющего населения. В Казахстане эти люди служили в трудовых лагерях и даже после окончания войны далеко не сразу смогли вернуться на родину. Часть из них уехала в Германию, часть еще куда-то, но были и те, кто вернулся в родную деревню и принялся заново устраивать свою жизнь. Среди ныне живущего населения потомков немцев насчитывалось всего семь семей. Это, конечно, песчинка, но для нашего дела — единственный шанс вообще разузнать хоть что-то о тех временах. Еще раз просмотрев даты рождений, я остановила свой выбор на двух людях, которыми стоило заняться в первую очередь, ибо они были самыми старыми из списка, а значит, ближе всех к истине.

"К какой, к черту, истине"? — поморщилась я мысленно.

— Что надумала? — поинтересовался Тимур, заметив мои эмоции.

— Ничего оригинального. Надо ехать в деревню и разговаривать с местными.

— Может, просто покажешь место, где можно было бы покопать? — Я закатила глаза. — Но ты хотя бы знаешь, где это место?

— Предположительно. Но если ты веришь моему чутью: разговор с местными может принести куда больше пользы.

— Одно другому не мешает. Покажешь Роме место, пусть он покопает, а мы наведаемся в деревню. Кого хочешь навестить для начала?

Я передала ему список, указав на имена.

— Логично, — кивнул он, — впрочем, мы тоже без дела не сидели и с местными успели пообщаться. Старик — не вариант, ничего толком не знает, только общая информация. Бабулька на несколько дней уехала к родным неподалеку отсюда, так что с ней беседу мы еще не провели. Для всячины пообщались и с остальными потомками немцев, а также с деревенскими, мало ли кто что слышал, слухами, как говорится, земля полнится…

— В общем, вы сами знаете, что делать, — хмыкнула я, — а мое дело — холопское: жить в палатке и копать землю.

— Копать будет Рома, — напомнил Тимур, — а нам, и в правду, стоит смотаться еще раз в деревню, вдруг старушка вернулась? Если и она ничего не знает, придется полностью положиться на твое чутье, надеясь на то, что медальон все-таки почил где-то в земле вместе с его обладателем.

Для начала мы вернулись к Роме, и некоторое время я провела, исследуя местность. Несмотря на то, что Тимур верит в мое чутье, сама-то я опиралась только на исторические факты, почерпнутые из открытых источников. Вот и сейчас, проанализировав данные, я указала несколько мест, на которые стоит обратить внимание, если ты ставишь перед собой цель разрыть что-нибудь о воинских днях. Тимур поинтересовался, на чем основаны мои выводы, но только я пустилась в объяснения, как он махнул рукой:

— Ладно, я тебе верю. Рома, — обратился к другу, — займись раскопками, мы пока сгоняем в деревню, а после присоединимся к тебе.

Деревня оказался довольно милой, небольшой, с рядом пересекающих друг друга улиц. Дома были по большей части старые, но добротные.

— Сняли бы тут комнату, — заметила я, — чем жить в палатке и готовить на костре.

— Полевая жизнь закаляет, — рассмеялся Тимур, — к тому же, не стоит слишком светиться, раз уж у нас здесь свои интересы.

— До моря приличное расстояние, так что не думаю, что здесь много туристов. Вас, по-любому, запомнили, тем более, если вы выспрашивали всех подряд. Кстати, чем вы мотивировали свой интерес?

— Сюда ездил Рома, я в это время был несколько занят. Он представился сотрудником Сочинской газеты, якобы пишет статью. Ничего оригинального, но, главное, правдоподобно.

— Мы будем придерживаться той же теории?

— Зачем выдумывать велосипед? Уважаемая Роза Рудольфовна осталась единственной, кого наш коллега не успел опросить, вот мы и довершаем начатое.

— Вдвоем?

— Я представлюсь фотографом, — усмехнулся Тимур, — кажется, в бардачке есть фотоаппарат, посмотри.

Фотоаппарат, действительно, оказался там, и, игнорируя насмешливый взгляд Тимура, я полезла смотреть его, но он оказался девственно чист.

— А ты предусмотрителен, — съязвила я, он притормозил возле добротного невысокого забора, за которым возвышался каменный дом, покрашенный розовый штукатуркой и увитый виноградником. Перед домом раскинулись грядки с цветами.

— Старушка, кажется, не бедствует, — заметила я.

— Откуда выводы? — Тимур взглянул на меня с интересом.

— Домик слишком мал для того, чтобы сдавать его местным, да и район не подходящий. Бабулька ничего не выращивает, кроме цветочков, когда на юге огород — это первое дело в каждом доме.

— Да ты просто Шерлок Холмс, — усмехнулся он, хотя я поняла по его взгляду, что сам он пришел к тем же выводам еще до того, как я озвучила их. Тут наш диалог пришлось прервать, так как дверь дома распахнулась и на веранде показалась невысокая старушка в легком летнем платье. Седые волосы собраны в пучок на затылке, спину она держала прямо и даже как-то горделиво, несмотря на то, что годы ее явно были уже немалые. Увидев нас, она неторопливо направилась к калитке, и мы принялись улыбаться во всю мощь.

— Вы ко мне? — спросила старушка. Голос у нее был красивый, хотя резковатый, но глаза, обрамленные морщинами, смотрели добро.

— Добрый день, — заговорила я, так как Тимур продолжал улыбаться с фотоаппаратом в руках, делая вид, что единственное, что его интересует в жизни, — это диафрагма и выдержка, — мы из Сочи, из газеты. Работаем над статьей об этой деревне и проводим опросы местных жителей.

— Что ж, — пожала она плечами, — проходите.

Зайдя за калитку, мы прошли за Розой Рудольфовной к террасе, где она и предложила разместиться. Тут стоял стол и пара стульев, чуть поодаль кресло-качалка, куда села хозяйка дома, поглядывая на нас с интересом.

— Из газеты вроде уже приезжали, — заметила она, я кивнула.

— Да, был наш сотрудник, Роман, поговорил со всеми кроме вас. Вы были в отъезде, — дальше я принялась трепаться о предполагаемой статье, а Тимур фотографировал цветочки. Когда я закончила свое повествование, Роза Рудольфовна некоторое время молчала, глядя перед собой, уголки ее губ сгибались в едва заметной грустной улыбке.

— Времена были тяжелые, — сказала она, наконец, — впрочем, на мою долю тоже выпало немало событий, но вас интересует гражданская война, так что не будем отвлекаться от темы. В этой деревне в то время жила моя бабушка с родителями, они были из обрусевших немцев, приехавших когда-то на эти земли. Когда началась гражданская война, бабушке было около двадцати. На них почти сразу пошли гонения, многие уезжали из поселка, но они остались здесь. Как оказалось, зря. Деревня стала переходящим знаменем от белых к красным. Людей расстреливали, и тогда-то мой прадед решил уехать. Однако сделать это было не так просто, на тот момент в деревне были красные, нужен был счастливый случай, чтобы уехать незамеченным. Оставаться на месте тоже было опасно: в любой момент без объяснения причин могли увести его, а то и всю семью. А в те времена, если кого уводили, то навсегда. И прадед решил бежать, заручившись поддержкой солдат из отряда. Он уже некоторое время присматривался к молодым ребятам, находившимся там, и в итоге остановил свой выбор на паре друзей. Не знаю, как, но он сумел убедить их помочь им. Семья уехала, но как только наступили мирные времена, вернулась, правда, без отца бабушки, он умер от тифа. Что интересно, практически сразу по возвращении объявился один из тех солдат.

Я слушала с интересом, успев увериться в том, что нам повезет. Тимур делал вид, что собирает иллюстрации к журналу "Садовод", но уверена, не пропустил ни одного словечка. Этот солдат очень меня интересовал, и я, не выдержав, поинтересовалась:

— А вы случайно не знаете его фамилию?

Роза Рудольфовна улыбнулась:

— Вижу, я смогла вас заинтересовать. Его фамилия — Ярцев. Ярцев Роман Сергеевич.

Я немного разочарованно кивнула, но имя и отчество заставили снова насторожиться. Что, если Ларин все-таки остался жив, но имел причину не возвращаться в Петербург к жене? На письма не отвечал, его сочли погибшим. Но если у него были причины так поступить, мог ли он обезопаситься на всякий случай и сменить фамилию, оставив свои имя и отчество? Вполне. Это, конечно, вилами по воде, мало ли в России Романов Сергеевичей, но разузнать подробней стоит.