— Нет, не собираюсь. Уже ухожу.

Кто знает, что способна выдать Алинка, если он пропадёт на сутки. Или уже выдала. А Марат не может допустить, чтобы ещё одна исчезла в никуда.

Хотя, когда он вернулся, дочери дома не оказалось, но зато Валентина Михайловна специально дожидалась. Она и сообщила, что та просто отправилась гулять. По крайней мере, уходя, в этом заверила.

— Понятно. Спасибо, — произнёс Марат, но всё-таки взялся за телефон.

А дальше, словно по отработанной схеме:

— Ты где?

— Гуляю, — добросовестно выложила Алина. — Я же Валентине Михайловне сказала. — Но напоследок всё-таки ввернула вызывающее: — Нельзя что ли?

— Можно, — произнёс Марат. — И когда вернёшься?

— Когда захочу. Я уже совершеннолетняя. — Она сделала паузу, видимо, решая, вести себя как нормальный человек или наглеть ещё больше, добиваясь нужного накала эмоций. Выбрала последнее. — А, может, и не вернусь. Останусь у парня ночевать.

Марат почувствовал, как вздулись и затвердели желваки на скулах.

— У какого парня?

— Да какая разница? Какой понравится, у того. Пока.

Он стиснул в кулаке телефон, потом, скрипнув зубами, размахнулся, запустил его. Тот описав дугу, угодил прямо… на диван. Мягко подскочил и опять приземлился.

Какого хрена? Даже здесь на задалось. Ни грохота, ни разлетающихся осколков и запчастей, ни злой удовлетворённости.

Уголок рта нервно дёрнулся, и пришлось втянуть в себя побольше воздуха, потом сделать глубокий выдох, прикрыв глаза. Это только мальчишка может себе позволить выйти из себя, разнести всё, что под руку попадёт. А он…

Да ничего он не станет делать. Сядет в кресло, лицом к входной двери, и будет сидеть. Просто будет сидеть. Даже не думать, потому что внутри — гулкая стылая пустота: ни мыслей, ни чувств.

Алинка явилась через полчаса, вошла в дом и, конечно, сразу увидела его. Фыркнула, не торопясь, молча протопала мимо. Похоже, рассчитывала, что сейчас Марат окликнет её, скажет «Прости. Давай больше не будем ссориться. Забудем случившееся. Я всё осознал» и прочее бла-бла-бла. Но он не сказал. Услышав, как наверху хлопнула дверь, с нажимом провёл ладонями по лицу, словно попытался стереть с него налипшую раздражающе-муторную паутину обстоятельств. Но та была слишком нематериальна и каверзна, чтобы получилось избавиться от неё таким вот незатейливым образом.

На следующий вечер позвонила Женя, спросила:

— Ты сейчас дома?

— Нет.

Марат не прятался, не врал. Вполне себе представлял, что когда-нибудь это случится.

— Сильно занят?

— Скоро освобожусь. Хочешь встретиться?

— Хочу. Ты же не против?

Голос довольно спокойный, как всегда приветливо-сдержанный, и всё же чуть-чуть строгий. То есть ничего ужасного. А вдруг ещё и наоборот. Леркина мама сообщит, что дочь вернулась домой, что с ней всё в порядке, и вполне возможно…

— Я подъеду. Только скажи, куда.

— Помнишь сквер? Возле нашей остановки. Он совсем маленький, не потеряемся, не разминёмся.

— Хорошо. Буду где-то через час.

Женя пришла раньше, ждала его, устроившись на скамейке.

— Привет.

Он тоже присел рядом.

— Марат, объясни, пожалуйста, что между вами с Лерой произошло. Я предполагаю, но могу очень сильно ошибаться. — Женя вздохнула, отвела глаза и раньше, чем он успел ответить, проговорила сама: — Она ведь тебе призналась? Да? А ты? — И опять посмотрела на него.

— Ну, — Марат помедлил, пытаясь подобрать подходящие слова, не слишком откровенно-прямолинейные. — Я… как бы тоже признался. — Но понял, что это недостойно и смешно. Он не провинившийся мальчишка, чтобы недоговаривать, вилять. — Мы переспали.

Леркина мама отвернулась. Марат видел только кусочек её щеки, ни о чём не говоривший, но хреново так было, словно обманул, предал. И всё же…

— Жень. Женя, не думай, что просто так, что для меня это ничего не значит. Даже очень многое значит. Я ж и дальше собирался. И если бы она не сбежала, мы бы так и были вместе.

— Но она всё-таки сбежала, — сухо напомнила собеседница. — Значит, была причина.

Наверное, было много причин, но самая основная:

— Алинка сцену устроила.

— Не удивительно. — Женя согласно кивнула, задумчиво коснулась пальцами своего подбородка. — Другого и ожидать не стоило. Хотя для меня, Марат, и это не удивительно — то, что у тебя с Лерой. Что она в тебя влюбилась. Да и ты о ней всегда заботился не меньше, чем об Алине. Будто для себя специально берёг, растил. На будущее. Вот за всё время и не нашёл никого. Потому что не искал, ждал. — Она улыбнулась, только совсем не весело, и почти сразу спрятала улыбку между плотно сжатых губ. — Но я тоже виновата. Позволила Лере вместе с Алинкой к тебе переехать. С Гошей-то у неё всегда не особо было. А тут ты. Такой. И сейчас опять позволила, хотя ж подозревала, как всё на самом деле. Но только о себе думала. Вот и получила. Лера ведь даже мне сказать не захотела, где находится. Просто позвонила, что она теперь не у вас, но с ней всё в порядке, чтоб мы её не искали.

Женя говорила и говорила, делая лишь короткие паузы, чтобы перевести дыхание, в очередной раз кивнуть своим же словам, выплёскивала, что скопилось в душе и не требовала ответов. Пока не требовала, потому и смотрела перед собой, но в какой-то момент повернулась к нему, заглянула в глаза.

— Знаешь, Марат, а может, и не зря вот так изначально ничего не получилось? Может, это и есть самое правильное? Если Лера ушла, значит, она сделала выбор. Сама. Значит, ей так лучше. Поэтому… — Женя опять ненадолго умолкла, чтобы сглотнуть комок в горле или собраться с решимостью. — Не вмешивайся, Марат. Пожалуйста, не вмешивайся. Не пытайся всё перекроить по-своему. Я знаю, у тебя и упорства, и настойчивости хватит. Но, правда, не надо. Пусть остаётся, как есть. Я очень надеюсь, Лера успокоится и вернётся домой. Марат, только ты — не вмешивайся. Я тебя очень прошу, Марат.

И что он должен ответить этому голосу, дрожащему от тревоги, этому умоляющему взгляду до колкости сухих глаз?

— Не буду.

48

Себя тоже можно перенастроить, откорректировать по нужным параметрам, как в компьютере, поставив галочку напротив одного из пунктов, например, «Больше не показывать это уведомление». И живи себе дальше, может, и не так, как хотелось бы, но уж как получается. Живётся же. Ничего, не страшно. Почти привычно, особенно если оставлять без внимания некоторые не столь существенные детали, типа лёгкой напряжённости в когда-то гармоничных, налаженных отношениях. Если на ней не зацикливаться, не подпитывать особой значимостью, когда-нибудь она же обязательно исчезнет. И всё станет, как раньше. Ведь того, что сейчас невозможно, и раньше точно так же не было.

Дни катились своим чередом, лето заканчивалось, но Марат ничего этого не замечал. Да какая разница?

Лето, осень, зима. Словно со сменой сезона вся реальность кардинально изменится. Он же не дикий зверь, с первым снегом не впадёт в спячку. Да он и сейчас, в принципе, существует на автопилоте.

Надо жить, так будем. Куда денемся?

Марат работал, Алинка догуливала каникулы. Она куда-то уезжала на неделю, сказав, что к хорошей знакомой на дачу.

Допустим, он поверил. Хотя, почему не поверить? Дочь всегда говорила правду, считала это своим особым достоинством, крутой фишкой. А когда вернулась, и в кои-то веки ужинали вдвоём, поинтересовалась деловито:

— А я уже могу деньги с того счёта тратить?

— С какого? — Марат озадаченно нахмурился.

— Ну, мы же ту старую квартиру сдаём, а все деньги за неё, ты говорил, на счёт кладёшь, — ещё с большей деловитостью напомнила Алина. — И что он исключительно мой.

— Да, кладу. Да, твой, — подтвердил Марат, и дочь тут же вывела:

— Так я могу им пользоваться?

Неужели следовало ожидать новый подвох?

— Зачем тебе?

— Хочу машину купить, — пояснила Алина. — На какую хватит.

— Машину? — с сомнением повторил Марат. Не первый раз она о подобном заговаривала, но обычно дальше мечтаний и общих рассуждений не заходила. А тут и деньги нашла, где взять, чтобы напрямую у него не просить. — Ты хоть на права сдай. Сначала инструктору, потом мне. Тогда и про машину поговорим.

— Ясно, — разочарованно выдохнула Алина. — Главное, чтобы тебя всё устроило?

— И что в этом плохого?

Дочь замотала головой, типа «ничего». А у самой брови подняты, губы поджаты — изобразила вынужденное смирение, смешанное с праведным негодованием: «Я, конечно, соглашусь, но исключительно потому, что прекрасно понимаю свою зависимость. А иначе бы…»

Интересно, он в её возрасте, точнее, чуть помладше, такой же занозой был? Тогда понятно, отчего с родителями фигово складывалось. Какое же терпение надо адское. Чтобы не сорваться, чтобы справиться с желанием будто маленькую поставить деточку в угол, выделив время подумать над своим поведением и, как следствие, перестать выделываться и выносить мозг. Потому что… да-да-да, никто она ещё сама по себе: без папочки, без его денег, без поддержки, без…

Марат одёрнул себя мысленно. Кажется, и его не туда понесло. Не повторить бы того, что случилось уже когда-то давно, с единственным различием — роль у него теперь другая. Но он до сих пор прекрасно помнил и свои слова, и отцовские.

«Ничего мне от тебя не надо. — Так, может, прямо сейчас и отвалишь? Раз такой самостоятельный. — Ну и отвалю. Прямо сейчас. Как скажешь».

Лучше уж поменять тему.

— Кстати. Давай ту квартиру продадим и купим что-нибудь поприличней?

Алина сделала равнодушное лицо, выдала безучастно:

— Да делай, что хочешь.

И Марат разозлился.