Мне повезло, соседка по общежитию была удивительным человеком. Звали ее Адди. Она была родом с юга и оказалась полным экстравертом, что пошло мне на пользу. Чтобы завести друзей, я вступила в несколько клубов по интересам, но по-настоящему в общественную жизнь студенчества меня ввела все-таки Адди. В нашей комнате всегда толпился народ: кого-то Адди встретила на лекции, с кем-то столкнулась в кафе или просто в коридоре. На каждые выходные ее приглашали во множество мест, и она всегда настаивала, чтобы я ехала с ней. Благодаря Адди я ходила на пикники, вечеринки и танцы, знакомилась с людьми, съехавшимися в кампус со всей страны. Я буду вечно благодарна ей за то, что она вытянула меня из скорлупы одиночества. Но есть нечто, чего простить ей я не смогу никогда: она дала мне прозвище, от которого я не могла избавиться все время учебы. Мы веселились на вечеринке, хорошо выпили, и ни с того ни с сего Адди назвала меня Губой. Помню как сейчас: мы стоим рядом и только собираемся пойти потанцевать, как она произносит: «Слушай, Губа, пиво еще будешь?» Я понимаю, что она просто шутила — прозвища она приклеивала ко всем и каждому. Нашу подругу Полу она прозвала Чакой, оттого что у нее были пышные волосы, похожие на прическу Чаки Хан[36]. Другую нашу подругу, Денис, она назвала Носатиком за, понятное дело, длинный нос. Даже себе она прилепила прозвище — Соня, потому что частенько ее волосы были растрепаны, словно она только что из постели. Адди вовсе не желала обидеть меня и не знала, как сильно я переживаю из-за размера своих губ, но это все равно больно по мне ударило — вернуло в детство, полное жестоких издевательств. Но хуже всего было то, что кличка, не успела я оглянуться, прилепилась — не отнять. Прозвище даже вытеснило мое имя. Все называли меня Губой, словно такое обращение — нечто очаровательное. В конце концов, я смирилась со своей участью. Один бог знает, как иногда хотелось закричать: «Меня зовут Камилла! Перестаньте называть меня Губой!» Никто и не подозревал, как я стеснялась своего несовершенства. Если бы я начала протестовать, то все заметили бы мою неуверенность в себе, а уж этого я показать никому не хотела, потому и держала себя в руках.

Адди, кроме того что щедро делилась со мной приглашениями на всевозможные сборища, поставила себе целью найти мне парня. Она была миловидна, хорошо сложена, так что в мужском обществе недостатка у нас не было — желающих пригласить ее на свидание было больше, чем она могла себе позволить. Адди часто и с большим удовольствием разворачивала ухажеров в мою сторону, и, к моему изумлению, некоторые из них были не прочь закрутить со мной роман.

Хотелось бы верить, что парни, которым она указывала на меня, действительно находили меня привлекательной. Вместе с тем избавиться от мысли, что они всего лишь двадцатилетние молодчики, готовые затащить в постель кого угодно, я не могла. С помощью Адди я познакомилась с множеством парней, с некоторыми у меня были краткосрочные отношения, но серьезной связи не возникло до последнего года учебы, пока я не встретила Кента Маршала, Мы познакомились на вечеринке, и контакт между нами заладился с первого взгляда. Он был далеко не красавец, полноват, но его улыбка — о, она покорила бы любую девушку. Между нами проскочила какая-то необъяснимая искра. Он мне очень понравился, и я решила не торопить события — не спать с ним сразу, как это у меня случалось с другими (эй, да ладно, в колледже не только парни зудели от желания переспать с кем-нибудь). Переспав с ним через несколько недель, я была удивлена тому, что и после сексуальной близости он хотел продолжать отношения. Я привыкла, что, получив свое, парни исчезают. Его стремление и дальше встречаться меня огорошило.

Прошло еще несколько месяцев, и связь наша стала серьезной. Несколько раз на неделе мы спали вместе, выходные всегда проводили вдвоем. С Кентом я чувствовала себя так уютно, что даже поверила, что могу нравиться мужчине. Настало время окончания учебы, и, пусть об этом не говорилось вслух, на горизонте логично маячила помолвка. Однако после выпуска все изменилось, все рухнуло из-за одного обстоятельства… из-за процедуры. Именно тогда я перенесла операцию по уменьшению и изменению формы губ.

Все четыре года учебы в университете я подрабатывала и каждые две недели откладывала деньги на визит к пластическому хирургу. О своих планах я никому не рассказывала, хотя проводила часы за часами, изучая всю возможную информацию на эту тему, размышляя над выбором врача и сравнивая цены в разных клиниках. Лишь за несколько дней до операции я рассказала о своих планах самым близким друзьям и прежде всего конечно, Кенту. Их реакция показала мне, что успех титанической работы по сокрытию собственных комплексов превзошел все ожидания. Как же они были удивлены моим замыслам и тому, что я, оказывается, недовольна своим внешним видом!

Кент поддержал меня. Он даже сопроводил в день операции нас с моей мамой в клинику, потом приносил в палату журналы и кассеты с фильмами, пока я лежала на реабилитации. Я была благодарна Кенту и, наверное, действительно любила его… Когда же у меня все зажило и я впервые в жизни почувствовала, что выгляжу, как все нормальные люди, мне захотелось освободиться от Кента. Я словно переродилась и, если честно, не хочется признавать, но это так, решила, что уж, коль я больше не урод, то заслуживаю чего-то лучшего, чем Кент. Мы расстались всего через пару месяцев после операции — я вновь стала свободной. Казалось, мой новый образ приманит кучу парней, но, несмотря на то что я действительно стала выглядеть гораздо лучше, ощущения полного довольства собственной внешностью у меня никак не возникало. Уродиной себя я считать перестала, а красавица во мне так и не проснулась. Подсознательно, по-моему, я решила не заводить серьезных отношений до тех пор, пока моя красота не станет по-настоящему «завершенной». Я «не готова» до сих пор — так и не пришло мое время найти приятеля или мужа. Некоторые мужчины считают меня привлекательной, но чтобы сблизиться с кем-то, я должна быть уверена в собственной неотразимости. Сейчас я близка к этому. Только бы найти деньги на улучшение задницы. Может быть, тогда все беды закончатся.

30. Бренда

Семинар подошел к концу. Но последнюю часть лекции я не могла сосредоточиться на рассказе доктора Редклиффа о лицевых имплантатах, о том, как происходят подтяжка лба, операции на веках, ринопластика и все такое. Я слушала как сквозь туман, все думая о подвеске на шее Жизель и стараясь припомнить медведя, которого нашла в машине Джима — точный цвет, положение сапфира на животике… или это был не сапфир? Я продолжала убеждать себя в необоснованности подозрений. Может, в «Уолмарте» или «Таргете» полны прилавки таких медведей. Иногда в моду входят невероятно уродливые вещи. Сидя на лекции, я думала о том, какие безвкусные аксессуары готовы носить женщины только потому, что они модные: гетры, брюки с карманами на бедрах, растянутые футболки и вываренные джинсы. Может, уродцы-медвежата это что-то вроде тех ужасных браслетов «Лэнс Армстронг», что я видела на множестве женщин. Нет, ну правда. Насколько вероятно то, что эту подвеску ей подарил мой… Нет, быть не может. Это же смешно, в конце концов! Мой муж мне не… Нет, я просто зря морочу себе голову. Это какое-то безумие!

Лекция закончилась. Вслед за Жизель я выхожу из зала и направляюсь прочь из здания. Выйдя из дверей, замечаю, что она остановилась и собралась прикурить. В другое время я взялась бы за сигарету, уже добравшись до машины, но сейчас меня душит любопытство (если не сказать — волнение) по поводу несчастной подвески. Я подхожу к Жизель.

— Привет, — дружелюбно окликаю ее я.

— Привет. Ну, что думаешь о сегодняшней лекции?

— Понравилось. Не знаю, готова ли я пойти на операцию, но информация была мне интересна.

— Ага, я тоже пока не решила. Хотя вот этот жир мне надо бы убрать, — похлопывает она себя по щекам и животу. — Да и глаза не помешало бы сделать. Но пока побаиваюсь. А вдруг хирург напортачит, и я стану походить на Мари Осмонд или Патрика Суэйзи… получу вечно удивленное лицо.

Я смеюсь.

— Да, это было бы ужасно, — бормочу я, а сама глаз не отвожу от медвежонка на цепочке. — У тебя такое необычное украшение.

— Это? — хихикает она. — Я его в общем-то шутки ради сегодня надела. Хотела показать коллегам, какой ужасный у моего ухажера вкус к драгоценностям. Разве это не самое отвратительное украшение, что ты когда-либо видела?

— Ну, не знаю. Вроде миленько. Это тебе подарил твой парень? — продолжаю выспрашивать я.

— Да… ну, не то чтобы мой парень… скорее, э-э… друг-мужчина. В общем, долго объяснять.

— Неужели?

— Да. В общем, он женат. У нас так, маленькая интрижка, — произносит она без всякого стыда и зазрения совести.

При этих словах сердце мое чуть не выскакивает из груди. Ну кто, скажите, рассказывает первому встречному о романе с женатым мужчиной?

— Это ужасно, — как ни в чем не бывало, тараторит она. — Этот медведь, вообще-то, поначалу предназначался его жене в качестве подарка на годовщину свадьбы. Можете поверить, что это он хотел подарить ей на годовщину?

Я стараюсь улыбаться, в то время как пульс подскакивает, а руки начинают предательски трястись.

— На годовщину? Разве? — все, что удается промямлить мне.

— Ага. Он показал это мне, а я ему, типа: «Ну, милый, нельзя же идти на ужин в честь празднования годовщины собственной свадьбы с медвежонком Тедди на цепочке». Я помогла ему выбрать другой подарок, у ювелира по соседству, нечто получше — ожерелье с тремя камнями.

Когда эти слова вылетели из ее рта, я схватилась за ворот пальто, чтобы спрятать от глаз подальше колье, которое она только что упомянула.

— Довольно странно, что ты помогла ему выбрать подарок жене, — произношу я, из последних сил стараясь скрыть панику.