Катрин Корр - Подвох

Когда глаза Леона встретились с её настороженным взглядом, он ощутил легкое возбуждение. Если Маркуса она удостоила легким и мимолетным, то Леону досталось как минимум отвращение с легким привкусом опасения. А может и страха.

Сделав шаг назад, она подняла глаза куда-то поверх их с Маркусом голов и сказала:

– Езжайте. Я кое-что забыла.

Повернувшись на пятках, девчонка поспешно скрылась за выступом, дав возможность Леону разглядеть свой милый и пикантный зад. Вот же чертовка! Теперь он прекрасно знал, какое соблазнительное тело скрывал этот бесчувственный рабочий скафандр.

Маркус нажал на кнопку последнего этажа. Двери снова плавно сомкнулись.

– Что это было? – спросил он, не отрывая глаз от Леона.

– Что?

Но Маркус промолчал, продолжая неотрывно наблюдать за ним. Леон ненавидел, когда эти зеленые с опасным прищуром глаза долго смотрели на него и ждали подходящего момента, чтобы подловить даже слабую тень тревоги. Маркус это отлично умел. Ему без труда удавалось внушить не просто беспокойство, а настоящую панику в того, к кому было обращено его особое внимание. Он был похож на дикого хищника, который завидев жертву, получал неслыханное удовольствие от неспешной охоты.

– Что тебе надо? – не выдержал Леон.

Они приехали на свой этаж. Маркус с опасной усмешкой пропустил его вперед, а сам, сделав шаг назад, вальяжно уперся рукой о зеркальную поверхность кабины.

– И как только совет терпит твое ничтожное существование! – недовольно воскликнул Леон, бросив точно грязь, эти слова Маркусу в лицо. – Будь мой отец жив, всё было бы по-другому.

На долю секунды веселый взгляд Маркуса накрыла тень горечи, от чего его светлое лицо стало болезненно серым. И оно становилось таким всякий раз, стоило Леону упомянуть о своем трагически погибшем отце.

– Если бы не твой папаша, он был бы жив.

Почему-то ему всегда казалось, что упоминание о его дяде – отце Леона, причиняло Маркусу душевную боль. Как будто это был его собственный отец, ей-богу! И Леон редко упускал возможность таким легким способом испоганить брату настроение. Он вышел из лифта и прошел мимо администраторши без каких-либо слов приветствия. Внезапная встреча с Маркусом взбаламутила в нем всё, что уничтожало хоть малейшую радость от нового дня. Надо бы и сегодня развлечься с какой-нибудь девчонкой.

* * *

9:58

Если она не появится здесь через две минуты, ему не составит труда снова спуститься на шестьдесят девятый этаж и при других сотрудниках отчитать её по полной программе, чтобы впредь думала своей головой, как вести себя с Маркусом Ротманом. И когда его нетерпеливый взгляд снова опустился на дорогие часы, в дверь громко постучали.

10:00

– Заходите!

С её появлением в ярко-освещенном кабинете Маркуса стало заметно теплее. Словно до этой минуты здесь, как и за окном, бушевала непогода, а теперь сквозь серые тучи уверенно пробивалось летнее солнце. Прижимая к себе знакомую белую папку, девушка подошла к столу, за которым сидел недовольный Маркус, и взглянула на него деланно наивными глазами.

– Добрый день. Я здесь, как мне и было велено вчера.

Последнее слово отдавалось в его ушах каким-то глухим и бесконечно повторяющимся эхом. Глупо отрицать, но вчерашняя стычка с этой дикаркой, что непонятно как закончилась горячим поцелуем, никак не желала покидать его мысли. Её непокорность вывела Маркуса из себя и в какой-то момент довела до самого пика ярости, ибо иного объяснения своим действиям он найти не мог. Женщины еще никогда не вызывали в нем такие бешеные эмоции, подкрепленные острой неприязнью и крайней степенью возмущения. Но даже, когда его раздражало нечто в их поведении, как в случае с Лейлой, он не то, что целоваться с ними не хотел, да и в принципе держался от таких подальше. Возможно, что всё дело в сделке, между ним и Леоном. Если бы не эта маленькая заковырка, что уже достаточно усложнила ему беззаботную жизнь, Маркус ни за что бы не набросился на эту грубиянку с поцелуем!

Раздраженный вновь нахлынувшим воспоминанием, он сощурился и медленно опустил руки на глянцевую поверхность стола.

– Всё взяла?

Стефания с грохотом опустила папку на его стол и с ехидной улыбкой повторила:

– Как мне и было велено.

– Знаешь, я тут думал, насчет твоего поведения, – начал Маркус, опасно неторопливо поднимаясь с места, – и пришел к одному выводу. Учитывая момент пятиминутной давности, которому я невольно стал свидетелем, полагаю, что не ошибусь, назвав тебя дешевой подстилкой моего мерзкого двоюродного брата. – Он подошел к ней сбоку и наклонил лицо. – Вы двое и впрямь думаете, что я осел и не увижу связь между вами?

Девчонка часто заморгала, глядя куда-то перед собой, а потом её нежное личико в миг побагровело от злости и сверкающие гневом глаза выстрелили в Маркуса.

– Ты и впрямь осел, – одними губами проговорила она и резко развернулась на пятках.

– Мы не закончили! – сердито бросил Маркус и снова схватил её за руку. Только на сей раз, когда ему удалось рывком развернуть её к себе, он ослабил хватку. – Ты такая самоуверенная и бесстрашная, потому что он тебе это внушил?

– Ты чокнутый? О ком ты говоришь… – воскликнула она, безуспешно пытаясь вырваться.

– Не будь ты за кем-то из Ротманов, тебе бы точно не хотелось вести себя так бесцеремонно, как ты это позволяешь себе со мной. Иначе давно бы вылетела отсюда.

Сверкающие огнем глаза бегали туда-сюда в полном недоумении и растерянности. На секунду Маркусу показалось, что он действительно раскусил её дерьмовую актерскую игру. Но когда девчонка с силой ударила свободной рукой его в грудь и очередная попытка вырваться из крепкой хватки обвенчалась успехом, она гордо тряхнула головой и посмотрела на него, как на опасное насекомое.

– Да как ты смеешь называть меня так? Как ты смеешь прикасаться ко мне?! Вы все одинаковые, в вас нет абсолютно никаких отличий! Мерзкие, самовлюбленные, грубые и… – Внезапно, девчонка замолчала. Нахмурившись, она опустила взгляд, как будто в эту минуту ей открывалось что-то невиданное, чему она никак не могла поверить. – Двоюродному брату?

Маркус усмехнулся, расставив ноги на ширине плеч. Он скрестил руки на груди и с дерзостью в голосе сказал:

– Ты плохая актриса. А своему недоделанному благодетелю передай, что он как обычно с треском облажался.

Он развернулся, намереваясь вернуться в кресло.

– Еще один Ротман… – пробубнила она себе под нос.

Маркус остановился и со смешком бросил через плечо:

– Полагаю, ты знаешь, где его кабинет. Посмеешь еще раз сказать мне хоть одну грубость – и не сомневайся, вылетишь отсюда, как пробка. Какой бы незаменимой ты не была.

Он подошел к креслу и отодвинул его. Маркус был доволен собой, ибо с дурацким пари покончено. Надо будет забежать к Леону и насладиться его исказившейся от сокрушения физиономией.

– Ничтожество.

Она произнесла это слово по слогам, очень медленно, как будто каждый звук доставлял ей неслыханное удовольствие. Маркус потемнел. Его желваки на скулах заплясали.

– Повтори? – прорычал он, словно лев перед прыжком.

Девчонка вскинула подбородок и посмотрела ему прямо в глаза.

– Ничтожество. Ты – ничтожество.

– Собирай свои вещи! – взорвался Маркус, махнув рукой к выходу. – Убирайся отсюда! Ты здесь больше не работаешь! И даже не надейся на превосходные рекомендации!

Стефания молча наблюдала за ним. Будь он проклят, если в этом её многослойном взгляде не было тусклого отблеска огорчения, которое он всё чаще замечал в глазах матери. Неужели расстроилась? Неужели его слова задели её? Уж лучше бы эта девица наорала на него в ответ, чем вот так молча стояла перед ним и опускала свои глаза всё ниже и ниже, пока те не уткнулись в пол.

Неспешно развернувшись, она направилась к двери, как будто волоча за собой тяжелый мешок неприятностей. Стук её каблуков отскакивал от стен, отдаваясь в голове Маркуса неприятной болью. Господи, вот они с Леоном, наверное, повеселились, когда она рассказала ему о вчерашнем поцелуе. Небось ему страшно хотелось подколоть Маркуса в лифте, да вот только это выдало бы их сговор с этой…

– Почему ты не зашла в лифт? – спросил Маркус громко, когда её рука коснулась дверной ручки.

Её задетый взгляд не давал ему покоя. Что-то в этой девчонке заставляло его испытывать необъяснимую надежду на отсутствие у неё какой бы то ни было связи с Леоном. Дерзкая, прямолинейная, не способная держать язык за зубами, эта девица не могла не привлечь к себе его внимание. Он хоть и был в бешенстве от её несносного и отвратительного поведения, но всё же не мог перестать испытывать тайное даже от самого себя наслаждение при воспоминании её губ.

«Всего лишь поцелуй! Таких было и будет тысячи!» – фыркнул он мысленно. А вслух, всё же, сказал:

– Боялась, что оказавшись рядом с ним, я вас тут же разоблачу?

Конечно, будучи в сговоре с Леоном, она бы ни за что не отдалась Маркусу, приближая его к неминуемому поражению. Не зря же Леон всех уверяет в этом.

– Однажды этот ублюдок набросился на меня в лифте, как какое-то животное. С тех пор я не захожу в кабину, если в ней только мужчины. В особенности он. Я не знала, что это твой брат, понятия не имела, что он – очередной Ротман, – с пренебрежением сказала она. – Теперь это всё объясняет. Вы с ним – два сапога пара. Я лучше сдохну, чем стану дешевой подстилкой, для таких как вы.

Тихонько закрыв за собой дверь, она покинула кабинет, оставив Маркуса наедине с давно позабытым чувством раскаяния.

Единственное, что имело значение – внушительная сумма на её банковском счете. Сожаление, злость и обиду нужно оставить в стороне, переступить через собственные чувства и сделать так, как она и планировала. Это же Ротман! Он может говорить всё, что угодно, творить, что пожелает и унижать, если в том будет надобность. Она сама приняла такое решение пару недель назад и теперь, когда первые пятьсот тысяч соблазнительно глядели на неё с экрана сотового телефона, Стефания всё упрямее внушала себе, что ей абсолютно не за чем принимать каждое гадкое слово возможно будущего мужа близко к сердцу.