– Я это так не оставлю. – Её огненные яростным пламенем глаза переместились на Стефанию. – А ты, мерзкая девчонка, ещё очень пожалеешь за свои слова. Даже не сомневайся!

Женщина буквально выбежала из комнаты, заставив своего любимого сыночка открыть рот от изумления. Они с Маркусом стояли у длинного бара и, когда Ирина Ротман пулей пролетала мимо них, Маркус тут же поспешил к столу.

– Извините меня, – опустила голову Стефания, – я не сдержалась. Каждый раз, когда эта женщина встречается мне, она без умолку твердит о том, какой Маркус… То, что она говорит – не правда. И я искренне не понимаю, почему она позволяет себе делать это.

Луиза озадаченно взгляну на неё и шепотом спросила:

– Дорогая, то, что ты сказала про Леона – правда?

– Да, но это не важно. Почему, по-вашему, она так относится к Маркусу?

– Их семья ко всем нам так относится, – ответила Луиза, следя за приближающимся к ним сыном, – просто я как могу стараюсь поддерживать отношения… Маркус! Как ты, дорогой?

Было очевидно, что она не хочет говорить об этом при сыне.

– Что здесь случилось?

Луиза отмахнулась и поднялась, уступив ему его место.

– Присаживайся…

– Что случилось? – повторил Маркус, глядя на Стефанию. Он не отрывал от неё обеспокоенных с примесью злобы глаз.

– Луиза, – повернулась она с улыбкой, – мы с удовольствием останемся здесь на ночь. Можно ли нам с Маркусом уже подняться в комнату?

Острые плечи женщины заметно расслабились.

– Конечно! Я скажу Раисе Степановне, чтобы она принесла вам все эти вкусности в комнату… Я очень рада, что вы приехали сегодня!

– Не стоит, – улыбнулась Стефания. – Мы с Маркусом сами справимся, не беспокойтесь.

Боковым зрением Стефания видела, насколько Маркус был недоволен тем, что его вопрос снова проигнорировали, и очень надеялась, что он позволит объяснить всё, когда они останутся наедине. Ей и так было неловко перед десятками любопытных глаз, но ещё более неудобно становилось перед Луизой, что казалась была по-настоящему обеспокоена случившимся. И это ведь всё из-за невозможности Стефании держать язык за зубами!

Когда они, взявшись за руки, покинули гостей и направились вверх по широкой лестнице, украшенной белой гирляндой и красными бантами, Стефания тихонько спросила:

– О чем Леон хотел поговорить с тобой?

– Может, лучше сначала ты объяснишь мне, что произошло за столом?

Она вздохнула и крепче сжала его руку.

– Твоя тетка меня достала. Всё очень просто.

– Что на этот раз? – напряженным голосом уточнил Маркус.

Когда они поднялись на второй этаж, Стефания отпустила его руку и подошла к краю белоснежных перил. Она взглянула вниз, уставившись на огромный золотистый узор на кафельном полу, а потом вновь взглянула на Маркуса, что стоял рядом, и как можно спокойнее ответила:

– Всё то же самое. Она от тебя без ума.

– Ты снова за свое!

– Я? – ахнула Стефания. – Ты спросил, а я ответила.

– Перестань думать так, хорошо?

– Я и не думаю, но всякий раз, когда эта женщина встречается мне, мною овладевает странное чувство. Возможно, если бы она поймала тишину, то мне бы и не пришлось выдирать ей волосы в своем воображении. Но, к сожалению, у неё рот не закрывается. – Стефания не собиралась отступать. Она внимательно оглядела напряженное лицо Маркуса и напрямую спросила то, что так много времени терзало её: – Между вами что-то было?

– Ты в своем уме?! – тут же рассвирепел Маркус. Его взгляд больно пронзал её, но Стефания упрямо глядела ему в глаза. – Она – моя тетка!

– Это лишь формальность. По факту – она левая женщина. Между вами нет никаких кровных связей.

– Ты и об этом думаешь?!

– Почему ты так удивляешься и злишься на меня? Я говорю вполне себе нормальные вещи: эта женщина без ума от тебя, Маркус. И единственное, что мне не понятно и никак покоя не дает – почему тебя это так раздражает? И почему она скрывает свое явное обожание под маской ненависти к тебе?

Маркус долго смотрел ей в глаза, как будто действительно надеялся вселить страх такой силы, чтобы впредь Стефания даже и думать не смела поднимать эту тему. Однако, толку от его визуального запугивания было мало – она снова рискнула задать свой вопрос.

– Между вами что-то было, да, Маркус? А потом ты её бросил, как и всех своих бывших девушек, а она до сих пор не может тебе этого простить?

Кажется, до неё донесся скрип его зубов. Маркус крепко схватил её за руку и повел за собой по широкому коридору с множеством темных дверей. Когда он распахнул ту, что была в самом конце, в нос ударил приятный запах свежести и лаванды. Маркус потянул её за собой в огромную спальню, явно принадлежащую мужчине. Здесь были темно-синие стены, плотные серые шторы, огромная кровать, застеленная пушистым черным покрывалом и огромный белый горшок с высоким зелёным растением. Это всё, что Стефания успела увидеть. Когда Маркус закрыл за ними дверь, он медленно развернулся к ней лицом и с полминуты просто молча смотрел на неё. В какой-то момент ей даже показалось, что он старался придумать правдоподобную ложь, однако, когда его желваки на скулах медленно зашевелились, Маркус тихо произнес:

– Я ненавижу эту женщину. Не-нави-жу, – повторил он по слогам. Сомневаться в его словах не было никакого смысла – Маркус говорил чистую правду. – И никогда в жизни не коснулся бы её даже кончиком мизинца. Твои предположения обманчивы, Стеша.

– …Ясно, – прочистила она горло. – Тогда… В чем причина твоей ненависти?

Маркус медленно выдохнул. Стефания чувствовала, что он готов открыться ей и поэтому, когда он неспешно направился к темно-коричневой квадратной вставке в стене, она не стала окликать его и снова просить поговорить с ней. Нажав что-то, Маркус потянул за край непонятной деревяшки и из стены плавно выехала длинная и узкая полка с выпивкой и стаканами. Бар в стене ей доводилось видеть только в американских фильмах.

– Выпьешь?

– Нет, спасибо, – ответила Стефания, продолжая стоять на месте.

Наполнив свой стакан крепким напитком, Маркус пригубил его. Не поворачиваясь к ней, он тихо сказал:

– Эта женщина спала с моим отцом. Много лет. Ещё до моего рождения. Кроме меня об этом никто не знает.

Стефания с минуту помолчала, а потом так же тихонько спросила, боясь потревожить доверительную тишину:

– Он любил её?

Маркус усмехнулся и, наконец, развернулся. Он медленно опустился на пол и оперся спиной о стену.

– Нашей семье принадлежал большой дом в Швейцарии и каждый Новый год все Ротманы отправлялись туда на зимние каникулы. Мне тогда было семнадцать лет. Как-то посреди ночи мне очень захотелось печенья с молоком. Я думал, что возьму с собой целую тарелку и бутылку в спальню и буду смотреть ужастики до самого утра потому, что спать не особо хотелось. Приближаясь к кухне, я услышал… – Он резко замолк, а потом снова усмехнулся да с такой злостью, что по спине пробежали мурашки. – Мой папаша трахал эту женщину. На кухне. Посреди ночи. Они увидели меня, сразу запаниковали, подскочили, начали на себя одежду натягивать. На следующий день мой отец позвал меня покататься с ним на лыжах. Я понимал, что это просто предлог, чтобы поговорить со мной. Он сказал, что давно хотел уйти от мамы, но когда узнал о её беременности, то отложил «уход» на долгие годы. И вот теперь, когда я взрослый, а мама успешная бизнес леди – он может оставить нас. Ах, да, ещё и компанию ко всему прочему.

Стефания осторожно приблизилась к нему и опустилась на пол.

– Он не хотел идти по стопам Арнольда?

– Сказать, что я был удивлен – ничего не сказать. Я всегда думал, что компания для него так же дорога и бесценна, как для дедушки. И я помню, что мечтал о том дне, когда Ламмерт Ротман передаст правление в руки своего сына Маркуса Ротмана, – с заметной печалью улыбнулся он. – Из моей памяти исчез детский сад, школа, а бесконечные часы, проведенные в стенах «РотманГобалМед», как будто выбились в мозгу. И, наверное, я бы ничуть не удивился его словам, если бы собственными глазами не видел, как усердно он работал…

– И ты думаешь, твоя мама столько лет ни о чем не догадывалась?

– Я в этом уверен, – без сомнения ответил Маркус. – Она была по-настоящему счастлива в браке, а после гибели отца только и делала, что говорила и говорила о нем. Если до неё доносился хотя бы малейший слушок о его неверности или хотя бы как-то принижающий его достоинства, она превращалась в львицу, защищающую свою семью. На это невыносимо было смотреть, зная правду. Понимая, что он этого совершенно не достоин.

– А как же муж этой женщины? Он тоже ни о чем не догадывался? Твой двоюродный дядя…

– Моя дядя был хорошим человеком, – с доброй улыбкой ответил Маркус. – Простодушным и очень человечным что ли. Не появись в нашей семье эта змея, никто бы не пострадал.

Стефания часто заморгала.

– Когда отец сообщил мне о своих намерениях, я потерял покой. Несколько дней я хранил в себе эту мерзость. Не мог смотреть на счастливую мать, на уверенного в будущем компании деда, на дядю, который так же, как и мама, не догадывался о том, что его семейное счастье лишь глупая иллюзия. И, конечно, я не мог видеть влюбленную парочку. Мне казалось, что их переглядывания за столом слишком очевидны. Я не понимал, как этого никто не замечал. Моя злость… – Он внимательно взглянул на Стефанию и нахмурил брови. – Я чувствовал, как она расползается по мне. Припомнил, наверное, каждый момент в детстве, когда отец, ссылаясь на работу, отказывался от каких-то игр со мной, от катания на велосипеде, от разукрашивания огромных плакатов для дедушки, когда тот возвращался домой из командировки – от всего того, чем хочет заниматься сын со своим папой. Я понимал, что каждое его «нет» означало «да» для этой мрази. Когда все разошлись по комнатам после рождественского ужина, мой отец позвал меня в кабинет и спросил, всё ли со мной в порядке? Я высказал ему всё, что думаю о его отношении к семье, о диких планах и о его шлюхе. Это вкратце, – усмехнулся Маркус, опустив глаза. – А потом, как в самом банальной драме, с перекошенным от ужаса лицом в кабинет зашел мой дядя. Он услышал всё то, что я сказал. Он молча смотрел на отца несколько долгих минут, а потом просто ушел. В тот момент я вздохнул от облегчения потому, что теперь не я один знал об этом…