Каррикл спортивных обводов уносила за собой упряжка из четырёх великолепных серых коней, а вожжи держал один из самых знаменитых кучеров-спортсменов своего времени, член Клуба четырех коней, Бенсингтонского клуба, победитель более дюжины гонок, – короче говоря, граф Шейн, которого любой, кроме законченного деревенского мужлана, только уловив самым беглым взглядом красивый профиль с полосой чёрных бровей и внушительным орлиным носом, немедленно бы узнал. Однако, к счастью для душевного спокойствия его спутницы, люди, встречавшиеся им по дороге, были исключительно деревенскими мужланами, с тех самых пор как каррикл миновал Ислингтонскую заставу и въехал на длинный, пустынный участок дороги, ведущей к деревне Хайгейт.

Спутницей графа была гувернантка, леди, которая ко всему прочему очень скоро достигла бы своих тридцати лет; она сидела выпрямившись в струнку рядом с ним, одетая в скромное прямое платье из французского батиста под зелёным пелиссом, в соломенной шляпке цвета мха поверх приглаженных русых локонов. Её руки в практичных йоркских перчатках бежевого цвета были стиснуты на изгибе ручки клетчатого зонтика, и она, казалось, страдала от глубокого чувства обиды. Глаза ясного серого цвета, которые обычно искрились остроумием, с каменным выражением вглядывались в дорогу впереди, а рот (великоватый, чтобы считаться красивым) был крепко сжат. На протяжении нескольких миль она, казалось, совершенно не замечала присутствия графа и, за исключением того, что заметным образом вздрагивала каждый раз, когда он подстёгивал лошадей, не обращала ни малейшего внимания на действительно замечательное искусство управления лошадьми, которое он обнаруживал. Хоть он с идеальной точностью вписывался в повороты, прекрасно правил всеми лошадьми разом, объезжал все препятствия, включая огромный фургон, который занял почти всю дорогу, самым непринуждённым образом и управлялся со своим длинным кнутом легчайшим движением кисти, но мог бы с таким же успехом, несмотря на всё вызываемое им восхищение, быть и кучером дилижанса.

Надобно отдать ему должное: у него не было ни ожидания, ни желания, чтобы им восхищались. Его выдающееся мастерство было само собой разумеющимся; кроме того, он был в очень плохом настроении. Его завтрак был прерван на середине из-за того, что у него на пороге появилась гувернантка его подопечной, приехавшая в Лондон из его дома в Суссексе, чтобы самым хладнокровным образом сообщить, что её воспитанница сбежала с лейтенантом линейного полка. Он счёл её отношение чуть ли не бесстыдным. Вместо проявления раскаяния, надлежащего леди, которая столь вопиюще провалилась в исполнении своего долга, она сообщила в своей спокойной манере, что он это заслужил, ибо не дал своего согласия на брак шесть месяцев назад. По её поведению вы бы подумали, что она несомненно подтолкнула молодую пару отправиться к границе (хотя она и клялась, что нет); и она же действительно имела наглость посоветовать ему сделать всё, что в его силах.

Но граф, который поступал по-своему с тех пор, как себя помнил, был отнюдь не тем, кто с готовностью соглашался с нарушением своей воли, и, вместо того чтобы принять совет мисс Фэйрфакс, он, распорядившись насчёт каррикла и упряжки серых, приказал мисс Фэйрфакс взобраться на сиденье рядом с ним, оставшись глухим к её протестам, и погнал с поразительной скоростью в явном намерении настигнуть беглецов и вернуть непослушную мисс Геллибранд назад в город в сопровождении её гувернантки.

Поскольку он управлял бесподобной упряжкой и мог позволить себе менять лошадей так часто, как ему хотелось, на первом этапе путешествия от мисс Фэйрфакс мало зависело то, как бы сбежавшей парочке ухитриться обогнать погоню. У тех двоих действительно было преимущество в несколько часов, но она догадывалась, что мистер Эдмунд Монксли, живущий на жалованье, должен был довольствоваться в поездке только парой лошадей, запряжённых в почтовую карету. Плата за наём лошадей была высокой, путешествие в Гретна-Грин – долгим, а манера езды графа – слишком стремительной для любой наёмной кареты с парой в упряжке, чтобы опередить преследование.

По достижении пустынных просторов Финчли-Коммон слабая надежда на нападение разбойников как-то поддерживала настроение мисс Фэйрфакс, но, когда экипаж достиг Уитстонских ворот без происшествий, она снова впала в уныние.


Её молчание, казалось, злило графа. Он заговорил в язвительном тоне:

– Нам предстоит преодолеть довольно много миль, смею сказать, так что вы вполне можете перестать дуться, мэм. Мне было бы интересно узнать, по какому праву вы воображаете, что вам следует позволять себе этот вид оскорблённой добродетели!

– Я уже говорила вам, сэр, пока совершенно не устала от этого, что не причастна к побегу Люциллы, – холодно отозвалась мисс Фэйрфакс.

– Нет! Вы просто поощряли этого воздыхателя навещать мою подопечную, когда бы он ни захотел и вопреки моему запрету, о котором вы прекрасно знали!

– Я вовсе его не поощряла. Ноги его никогда не было в вашем доме, сэр.

– Тогда где же, чёрт, они встречались? – потребовал ответа его светлость.

– В саду, – ответила мисс Фэйрфакс.

– Очень романтично! – сказал граф с брезгливым фырканьем. – И бога ради, что же делали вы, мэм?

– Смотрела в другую сторону, – беззастенчиво сообщила мисс Фэйрфакс.

– Интересно, как вы смеете сидеть вот там и говорить мне подобное?! Вам остаётся только сказать, что вы одобряете этот треклятый побег!

– Ну, это не так, – ответила она. – Я бы предпочла для них прелестную свадьбу, но поскольку вы были крайне несговорчивы, а полк мистера Монксли отправляют на полуостров, то я действительно не знаю, что ещё они могли сделать, бедняжки!

– Вы понимаете, мэм, – возмутился граф, – что помогли моей подопечной загубить себя в возрасте семнадцати лет ради ничтожества без гроша, целиком зависящего в своём продвижении от опасностей войны? Поскольку я определённо уверен, что у него никогда не будет возможности позволить себе купить повышение в звании!

– Да, боюсь, что нет, – согласилась она. – Я не знаю, конечно, размеров состояния Люциллы...

– Незначительное.

– Тогда, полагаю, вы будете обязаны купить ему должность командира роты, – сказала мисс Фэйрфакс.

– Я?! – воскликнул он, глядя как громом поражённый.

– Вы так богаты, что несколько сот фунтов в конце концов не могут иметь для вас значения.

– Честное слово, мэм! Я не стану делать ничего подобного!

– Очень хорошо, – сказала мисс Фэйрфакс, – если вы решили быть нелюбезным, смею сказать, что Люцилле от этого не будет ни жарко ни холодно. Она дочь военного, и меньше всего похоже, что превратится в светскую юную леди. Я уверена, что она и мистер Монксли будут действовать исключительно заодно.

– Известно ли вам, мэм, что я намерен сам жениться на Люцилле?

Повисла небольшая пауза. Мисс Фэйрфакс сказала довольно осторожно:

– Мне было известно об этом, сэр, но всегда было неловко спросить почему. Вы, верно, на целых шестнадцать лет старше неё и при этом в течение трёх лет, что я заботилась о Люцилле, не проявляли ни малейшего влечения к её обществу. Фактически вы изолировали её в деревне и только навещали с самой нечастой периодичностью.

– Если вы имеете в виду, что я не влюблён в неё, то нет, конечно же, нет! – отозвался граф жёстко. – Брак был желанием обоих наших отцов.

– Как это возвышает – встретить такую сыновнюю почтительность в наши дни! – заметила мисс Фэйрфакс растроганно.

Граф уронил руки и позволил своей упряжке рвануться так, что чуть не сбросил мисс Фэйрфакс с сиденья.


Снова воцарилась тишина. В Барнете, который означал окончание первого перегона, серые все ещё бежали хорошо – обстоятельство, побудившее графа промчаться мимо “Красного льва”, с его форейторами в жёлтых куртках и двадцатью шестью парами добрых лошадей, и гнать ещё девять миль до Хатфилда. Мисс Фэйрфакс, которая никогда в своей жизни не ездила так быстро, начала опасаться, что в любой момент они могут догнать беглецов. Вскоре она рискнула спросить графа, когда он рассчитывает их перехватить.

– Понятия не имею. До наступления темноты, надеюсь.

– В самом деле, я тоже на это надеюсь! – сказала мисс Фэйрфакс с большим чувством. – Но если нет?

– Тогда, мэм, мы остановимся в гостинице на ночь и продолжим наше путешествие утром.

Мисс Фэйрфакс, казалось, сделала усилие над собой, заговорив вскоре с сильным волнением в голосе:

– Я умолчу о неприличии такого плана, милорд, но хочу обратить ваше внимание, что весь багаж, который у меня есть, – это ридикюль!

Он пожал плечами.

– Я сожалею о неудобствах, но тут ничем не поможешь.

Это было для неё уже слишком.

– Позвольте мне сказать вам, сэр, что помочь очень легко, если вы откажетесь от этого преследования и вернётесь, как разумный человек, в Лондон!

– Я вернусь, когда настигну свою подопечную, и не раньше.

– Ну, – сказала мисс Фэйрфакс, сдерживая себя с видимым усилием, – всё это показывает, как можно ошибаться в характере человека. Я привыкла думать, что вы, сэр, несмотря на все ваши недостатки, вполне благожелательны и воспитанны.

– Несмотря на все мои недостатки! – повторил он, удивлённо оглядев её. – Да бога ради, что это за мои недостатки?

– Вспыльчивость, гордость, скрытность, упрямство, бестолковость и самые властные повадки! – без запинки ответила она.

Уголки его рта едва заметно дрогнули.

– Вы откровенны, мэм! Я же, со своей стороны, до сегодняшнего утра думал, что вы безупречная гувернантка.

Мисс Фэйрфакс, казалось, не получила какого-то особого удовлетворения от того, что ей отдали должное, но слегка побледнела и неуверенно сказала: