Тиффани Райз - Похититель бурбона

Руки Леви лежали на ее плечах, удерживали ее. Она посмотрела на него и кивнула.

- А как же Чарльстон? - спросила она.

- А что в Чарльстоне?

- Мы можем жить здесь. Мы можем продать, не знаю, половину острова лесозаготовительной компании. У нас будет достаточно денег и без возвращения. Мы можем переехать в Чарльстон и быть вместе, как были тогда, на той неделе. Можем?

Чарльстон. Они поехали туда на неделю после того, как Тамара оправилась от двух ночей в лесу. Он сказал ей, что она заслужила настоящий медовый месяц, и Тамара поняла, что он хотел отвлечь ее от их ссоры, от гнева на мать. Он хотел нового старта, поэтому потратил все свои сбережения на четыре ночи в старом особняке, превращенном в гостиницу, предположительно с привидениями, как и любой другой особняк в Чарльстоне. Они носили лучшую одежду и ели в прекрасных ресторанах, катались в карете по городу, посещали старинные дома и сидели снаружи своей роскошной комнаты на своем роскошном балконе, и пили вино и чай. По ночам они едва спали в антикварной кровати времен короля Людовика на шелковых простынях от того, как сильно хотели друг друга. В последний вечер они заметили грозовое облако на темнеющем небе, и, ударил такой сильный шторм, что обесточило весь город. Хозяин гостиницы дал им масляную лампу для освещения, и под аккомпанемент грома и молний и барабанящего по крыше и стенами дождя они с Леви делали друг с другом такое, о чем можно думать только свихнувшись. Она говорила такие слова, о существовании которых в своем словаре и не подозревала, а он делал такое, что она и не думала, что люди делают подобное друг с другом. Она провела полночи уткнувшись в подушку пытаясь заглушить свои стоны и крики, пока Леви выворачивал ее наизнанку. Следующим утром она проснулась с болью во всем теле, покрытая достаточным количеством любовных меток, что ее можно было принять за ягуара. Когда она упрекнула Леви за ее смешную походку, он все отрицал и настаивал, если ее развращали и оскверняли ночью, должно быть это было привидение гостиницы, потому что он спал всю ночь, как младенец. Тамара ответила, что, если с ней сделало это приведение, она останется еще на одну ночь.

В ту ночь они изучали друг друга.

И Тамара узнала кое-что о себе. Каждый раз, когда они переступали порог их роскошной гостиницы, портье или администратор говорил ей: «Доброе утро, миссис Шелби» или «Доброго вечера, мистер и миссис Шелби». За эти четыре дня ей до смерти надоело обращение миссис Шелби от этих милых старомодных южан с их старомодными южными манерами. Весь день и каждый день слышалось: «Сегодня у нас прекрасная погода, верно, миссис Шелби?», и затем приподнималась шляпа и «Миссис Шелби, не смейте поднимать чемодан, он в два раза больше вас. Позвольте мистеру Шелби нести его или подождите портье».

Миссис Шелби. Первые десять раз это звучало забавно, когда незнакомцы обращались к ней, следующие десять были не столь забавными. К концу путешествия Тамара Мэддокс давно ушла, и никто ее больше не увидит. Если она не была миссис Шелби, она была никем. И миссис Шелби хотела оставаться миссис Шелби. Она не собиралась быть притворяющейся женой, прожигающей жизнь на семейные деньги и кататься от Майорки до Рима. Она хотела быть настоящей женой для него до конца своих дней.

- Тамара?

Она посмотрела на Леви.

- Я просто… Я не хочу тебя потерять. Я, наконец, ощутила, что мы женаты. А не, понимаешь, из-за денег.

Тамара прижалась к нему, и Леви ее обнял.

- Ты не потеряешь меня из-за того, что мы вернемся домой на пару недель. Твоя мать не Господь Бог. Она злая женщина, и, поверь, теперь ты знаешь, как справляться со злыми женщинами.

- Ты не позволишь маме сделать что-то с нами? - спросила Тамара. - Я знаю, она попытается вбить между нами клин.

- Думаешь, я переметнусь на сторону женщины, натравившей на меня копов?

- Нет. Но я все равно боюсь.

- Знаю. - Леви выдохнул, ее голова двигалась в унисон с его грудью. - Я не скажу, что в восторге от увольнения всех работников «Красной Нити» и остальных разборок. Но мы просто сделаем это. Мы сорвем пластырь и покончим со всем как можно скорее, чтобы вернуться сюда и начать нашу жизнь. Затем у нас будут все необходимые нам деньги. Мы можем купить дом в Бофоре. Можем превратить остров в парк. Или просто оставить его для себя. И Боуэн будет очень рад делать бочки для вина, а не для бурбона. Говорит, с ними намного веселее, потому что их сложнее делать и надо говорить постоянно по телефону с французами. Он убежден, что во Франции живет влюбленный в него виноторговец, и он готов поехать туда и найти его.

Тамара рассмеялась и обняла Леви за талию.

- Видишь? - сказал Леви. - У нас все идеи хорошие. Просто не волнуйся. Твоя мать не навредит нам, если мы ей не позволим.

- Хочется верить. - Она сцепила руки на его пояснице и прижала его ближе. Она хотела сказать Леви, как сильно его любит и как сильно нуждается в нем, но он все это знал, и повторение не сделает это еще более реальным. Но в такие моменты она ощущала, будто они были рождены вместе, и, если они не будут вместе, она умрет.

- Что бы ни произошло на нашем пути, мы найдем способ перенести это. Мы женаты. Мы семья. Мы вместе. Верно?

Тамара медленно кивнула.

- Верно.

- Хорошо. Безусловно, я прав. Я всегда прав.

Она ущипнула его. Сильно.

- А это было неуместно, - заметил Леви.

- Ох, это было уместно. Как и это. - Она снова ущипнула его.

- Ржавая, ты напросилась. Однажды….

- Что? Ты, наконец, перекинешь меня через колено? Однажды?

- Нет. Я перекину тебя через колено сегодня. Прямой сейчас, и тебе ничего не поможет.

Он забросил ее на плечо, визжащую и смеющуюся, и отнес в спальню. Она называла его всеми бранными словами, пока он нес ее - монстром, грубияном, животным и чудовищем, и даже исчадием ада, а он, казалось, принимал все как комплименты. Он стянул ее джинсы к лодыжкам, перекинул через колено и шлепнул по заднице так сильно, что она завизжала. Было так больно, смешно и громко одновременно. Будто ее щекотали тысяча рук. Затем он перевернул ее на спину и закончил то, что они начали днем до того, как Боуэн так бесцеремонно прервал их, сказав, что они получили свои миллионы.

Пока они лежали в постели, полуобнаженные и уставшие, они приняли решение.

Леви был прав. Бегство в Чарльстон или куда-либо еще не решит проблем. Что бы их мать не швырнула в них, они поймают. Они не позволят этому встать между ними. Не позволят навредить. Они будут умными и не подпустят ее близко к себе. Они приедут и уедут как можно быстрее. Они подпишут бумаги и наймут хорошего адвоката, чтобы тот разобрался с закрытием «Красной Нити» навсегда. И, возможно, пока они будут там, Тамара, наконец, наберется смелости и расскажет Леви всю правду.

А потом, пообещал он, они вернутся на Остров Невесты.

Тамара растянулась на Леви и гадала, как он воспримет новости, когда она поведает ему, что утаила.

- Обещай, что ничто не встанет между нами? - попросила Тамара, вычерчивая сердечко над его сердцем. - Несмотря ни на что?

- Ржавая, ничего не произойдет. И да, обещаю. Но, знаешь… на всякий случай…

- Что?

- Возьми ружье.

«Никто не делает это лучше» - вещало радио, и Тамара включила громкость на максимум, откинулась на спинку сидения и позволила ветрам шоссе обдувать ее лицо.

- Эта песня обо мне, - сообщил Леви, когда свернул на шоссе I-75, ведущее на север. - Я просил Карли не писать, что то, что произошло между нами, должно остаться между нами, и, если она напишет обо мне песню, женщины до конца моих дней будут обивать мой порог. Послушала ли она? Нет, мэм. Она не послушала.

- Не хотелось тебе говорить, но песню написал мужчина, - ответила Тамара.

- Ладно, значит она не обо мне.

- Хотя могла бы. - Она повернула голову и улыбнулась. - Никто не делает это лучше тебя.

- Высокая похвала от бывшей девственницы.

Тамара рассмеялась.

- Если мне не с чем сравнивать, это не значит, что я не знаю, что ты лучший.

Леви улыбнулся, обнажая белые зубы.

- Не заставляй меня останавливаться.

- Следующий привал в сорока семи милях. - Тамара прочитала знак на обочине дороги.

- Не соблазняй меня. Мы хорошо проводим время.

- Веди, - сказала Тамара. - Мы почти на месте. Я могу потерпеть до Луисвилля.

- Может, и можешь.

Тамара сжала его колено и снова повернулась к окну. Прошлой ночью они загрузили вещи в грузовик и с первыми лучами солнца выехали. Если они сведут остановки к минимуму, то доберутся к офису судьи Хедли к пяти вечера и успеют подписать бумаги. Страхи Тамары о возвращении домой держались до того момента, как они пересекли границу Теннесси и Кентукки. Затем, словно по волшебству, страх испарился как лужа на горячем тротуаре. Чего она боялась? Это ее дом. Дорога петляла и огибала углы, и куда бы Тамара не глянула, везде были высокие деревья и спрятанные среди них фермерские дома. Пока они ехали на север, лес превратился в пастбища, маленькие фермы превратились в большие. Белые конюшни с красной отделкой. Белые конюшни с зеленой отделкой. Белые конюшни с черной отделкой. Белые заборы, простирающиеся на мили. И лошади, лошади и еще лошади, пасущиеся и скачущие, делающие весь мир декорацией летней сцены из календаря Currier and Ives.

- Ржавая, ты улыбаешься.

- Я счастлива, - объяснила она. - Здесь так красиво. Я и забыла, как тут красиво. И пахнет хорошо.

- Здесь точно не пахнет солончаком. И опять видим холмы. Хорошо вернуться.