Потому что ты любишь другого и представляешь его на моем месте.

Я одарил ее язвительной улыбкой, шлепнул по попе и легонько подтолкнул к двери.

– Ты сказала, что я на вкус подлец, ну а ты – жертва. А теперь подбери остатки самоуважения и уходи.

Я хлопнул дверью перед ее носом.

Затем отвернулся.

Схватил стакан с водой, в котором плавал окурок сигареты.

И вышвырнул его в окно.

Глава седьмая

Франческа

Родители не собирались биться за мою свободу.

Озарение должно было снизойти на меня гораздо раньше, но я цеплялась за надежду, как за край утеса. Беспомощная. Глупая. Униженная.

После того как Вулф вышвырнул меня из комнаты, утром я позвонила матери и рассказала о тех сообщениях, что прислал Анджело, а также о событиях вчерашнего вечера. Шею и лицо покрыли розовые неровные пятна. Меня охватил жуткий стыд за легкомысленное поведение, которое я позволила себе вчера. Да, мы обручились и скоро поженимся, но парой назвать нас нельзя. Едва ли. По сути, это был всего лишь поцелуй. Но могу заверить, за этим поцелуем скрывалось намного больше. Больше касаний. Больше сексуального контакта. Больше алчности. Больше чувств, которым не получалось дать определения. Это точно не любовь, но поразительно напоминало симпатию.

Прознав о сообщениях Анджело, мать отчитала меня за то, что я подумывала на них ответить.

– Ты помолвлена, Франческа. Пожалуйста, веди себя как подобает.

Мое лицо залила краска стыда, и я готова была бурно отреагировать на ее слова, но мама подключилась к отцу по второй линии. Вместе они довольно деликатно сообщили, что Анджело приглашен на предстоящую свадьбу вместе с Эмили. Отец добавил, что на свадьбе Бишопа они показались ему чудесной парой. Это был момент истины, когда я поняла, что не только мой отец не планировал требовать моего возвращения домой, но, возможно, я сама этого не желала. Единственная разница между чудовищем, что запер меня в особняке, и монстром, благодаря которому я появилась на свет, заключалась в том, что первый не давал пустых обещаний и не внушал, что ему хоть как-то волнительно за мою судьбу.

Говорят, из двух зол выбирают меньшее, но я теперь сомневалась, что знаю своего отца. По всей видимости, его привязанность зависела от обстоятельств, а я должна была оправдать все его ожидания.

Вчерашнее унижение вкупе с изменившимся за ночь настроением матери, а также ярое стремление отца угодить Вулфу вынуждали меня взбунтоваться.

– Папа, я уверена, что они чудесная пара. А еще я буду рада увидеться с Анджело и лично от него услышать подробности отношений с Эмили.

Я как бы между делом изучала испачканные в грязи пальцы, словно родители могли меня увидеть, и расхаживала по саду в перерыве между пересадкой редиса и подкормкой его удобрениями. Мисс Стерлинг в соседнем павильоне делала вид, что читает, уткнув нос – такой же толстый, что и стекла в ее очках, – в историческую книгу, но я знала, что она подслушивает. Думаю, на самом деле она вынюхивает при каждом удобном случае, когда кто-нибудь в доме открывает рот, включая уборщиков, садовников и курьеров. Я бы удивилась, узнав, что она не слышала наш поцелуй, а после и ссору, когда Вулф вышвырнул меня из своей комнаты.

Я зарделась даже при мысли о прошлой ночи. Пока я спала, утром сенатор Китон проводил наших гостей на их частный самолет, а вернувшись, еще не покидал своих покоев. Меня вполне бы устроило не видеться с ним до конца недели, месяца и всей своей жизни.

– Что ты хочешь этим сказать? – требовательным тоном спросил отец.

– Ну что же, папа, у меня отличная новость. Мой новоиспеченный жених решил отправить меня в колледж. В Северо-западный университет, представь себе. Я уже там побывала и сегодня заполню бланк заявления. Вулф горячо поддержал мое решение, – произнесла я и с удовольствием отметила, что на тонких губах мисс Стерлинг появилась малозаметная улыбка, хотя ее глаза уже несколько минут смотрели на одну и ту же страницу.

Разумеется, отец прекрасно знал, что Анджело подал заявление в магистратуру туда же. Папа умел сопоставлять факты.

Несколько дней назад я вздохнула и пожаловалась саду, что мне нужны горшки и новая лейка. На следующее же утро новенькие атрибуты ждали меня в сарае. Может, мисс Стерлинг и вправду не в меру любопытна, но точно не так плоха, как мой будущий супруг.

– Он даже поддержал меня в намерении сделать карьеру. Теперь осталось лишь выбрать специальность. Я подумываю стать юристом или копом, – последним предложением я хватанула лишнего. Отец ненавидел юристов и копов сильнее, чем презирал растлителей малолетних и атеистов. Со всей лишенной логики злобой, что кипела в его венах.

Я так долго была марионеткой родителей, что обрывать связь с ними было страшно и непозволительно. Я носила ненавистные мне длинные юбки и платья, потому что они нравились маме и папе. Регулярно присутствовала на воскресной мессе, хотя обычно другие прихожанки моего возраста недолюбливали меня за более дорогую одежду и обувь. Я даже воздерживалась от поцелуев с парнями во имя спокойствия моего сурового семейства. И к чему хорошему это привело? Отец продал меня сенатору. А моя мать, несмотря на глубокую печаль и разочарование, ничем не могла ему возразить. С другой стороны, меня она тоже не стала отговаривать от проторенной ею дорожки.

Она не хотела, чтобы я училась и получила работу.

Она желала, чтобы я стала пленницей, какой была она.

– Это шутка? – Отец чуть не подавился. – Моя дочь не будет работать, – выплюнул он.

– Похоже, твой будущий зять не разделяет твоего мнения, – пропела я, отказавшись на мгновение от ненависти к Вулфу.

– Франческа, у тебя прекрасное воспитание, красота и богатство. Vita mia, ты не рождена для работы. Ты богата и после свадьбы с Китоном станешь еще богаче, – воскликнула мама. До этой минуты я даже не подозревала о материальном состоянии Китонов и не удосужилась поинтересоваться этим у кого-нибудь, и уж тем более у будущего супруга, поскольку деньги интересовали меня в самую последнюю очередь.

– Я буду учиться. Если только… – Идея была безумной, но попробовать стоило.

Я хитро улыбнулась и встретилась взглядом с сидящей в другом конце сада мисс Стерлинг. Она едва заметно кивнула в ответ.

– Что? – гаркнул отец.

– Если только не объяснишь, почему отдал меня Вулфу. Тогда я еще раз подумаю.

В основном потому, что тогда у меня будет полное представление о случившемся. Я сильно сомневалась, что в создавшейся ситуации смогу изменить свою судьбу, но хотела знать, куда втянул меня отец, и понять, получится ли вырваться на свободу.

Отец хмыкнул, и его леденящий душу тон покоробил меня:

– Я не стану обсуждать свои дела с женщинами, и уж тем более с собственной дочерью.

– Что плохого в том, чтобы быть женщиной, папа?

Да ты сам вел себя как девчонка в день, когда отдал меня Вулфу Китону.

– У нас разные задачи, – отрезал он.

– И моя задача – рожать детей и быть красивой?

– Твоя задача – сохранить наследие своей семьи, оставив тяжелую работу тем, кто в ней нуждается.

– Похоже, ты не уважаешь меня как равную, – прошипела я, прижав плечом телефон к уху, и вонзила лопатку в землю, параллельно с этим вытирая лоб.

– Потому что ты мне не ровня, моя дорогая Фрэнки.

С этими словами он повесил трубку.

В тот день я посадила двадцать горшков с цветами. Потом вернулась в свою комнату, приняла душ и принялась заполнять заявление в университет. Я решила, что моими ведущими специальностями будут политология и юриспруденция. Справедливости ради, я всегда полагала, что моим призванием станет садоводство, но, поскольку отец бесконечно приводил меня в бешенство, будет приятно ткнуть его носом в мое решение. Потому что долгие годы он заставлял меня изучать то, что вряд ли бы вызывало интерес. Я вела себя как мстительная малявка, но добилась права на образование, и это поднимало мне настроение.

Я склонилась над своим дубовым столом, когда атмосфера в комнате вдруг изменилась. Даже голову поднимать не пришлось, чтобы понять, в чем дело.

Мой жених пришел проведать свою плененную невесту.

– Завтра у тебя первая примерка платья. Иди спать.

Краем глаза я заметила, что он не в костюме. Его загорелое, поджарое и мускулистое тело облегала белая футболка с треугольным вырезом, а на узких бедрах низко висели темные джинсы. Китон вовсе не походил на сенатора, вел себя не как политик, и меня выбивало из колеи, что никак не удавалось уложить его на лопатки.

– Я заполняю заявление, – ответила я, вновь чувствуя, как румянец заливает лицо и шею.

Почему всякий раз, когда Вулф обращал на меня взгляд, казалось, будто он опустил меня в горючее? И как это прекратить?

– Зря только время тратишь.

Я вскинула голову и подарила ему взгляд, которого он ждал.

– Ты дал обещание, – прорычала я.

– И я его выполню. – Вулф отошел от двери и неторопливо приблизился ко мне. – Тебе не нужно заполнять заявление. Мои работники уже это сделали. Ты вот-вот станешь Китон.

– А Китоны слишком претенциозны, чтобы самостоятельно заполнять бланки? – Я едва сдерживалась, чтобы не сорваться на него.

Он подхватил документы со стола, смял их и бросил в мусорное ведро возле стола.

– Тебя примут, даже если нарисуешь в заявлении члены разных размеров и форм.

Я вскочила со стула и отпрыгнула от Вулфа как можно дальше. Не могу рисковать еще одним поцелуем. Губы и так покалывает всякий раз, как я вспоминаю его отказ.

– Да что ты себе позволяешь! – заорала я.

– Кажется, ты часто задаешься этим вопросом. Может, сменишь пластинку?

Вулф просунул руку в передний карман джинсов, а другой взял со стола мой телефон, со спокойным безразличием пощелкав по экрану большим пальцем. Родители запрещали мне устанавливать пароль. Когда мама вернула мне мобильный, я как-то забыла установить защиту от посягательства на личное пространство, учитывая, что этого права меня все равно лишили.