Моих очень мокрых трусиков.

Я была мокрой. И очень смущенной. Надеюсь, он не коснется меня там, потому что так лишь удостоверится, как сильно я его хочу.

Мои веки опустились, налившись свинцом от желания. Вулф коснулся моих губ и долгим, крепким поцелуем впился мне в рот с такой скоростью, что в животе появился теплый приятный комок. Мой жених вжался в меня всем телом и потерся членом о мое лоно, а я принялась царапать ему спину, как делают героини кино, и упивалась возможностью касаться его так, как хочется. Мне было приятно и не хотелось думать ни о чем другом. Например, о том, что все между нами – ложь. И эта ложь лучше правды и реалий моей жизни. Я отбросила чувства к отцу, тоску по Анджело и беспокойство за маму. Есть только мы, окруженные пузырем, который вот-вот лопнет.

Вулф протянул руку и погладил меня через ткань трусиков. Я была такой мокрой, что почти захотелось извиниться за то, как отреагировало мое тело на его прикосновения. Он продолжал меня целовать и каждый раз, когда я ерзала и стонала, довольно хихикал мне в рот.

– Ты такая отзывчивая, – в перерыве между поцелуями, вдруг ставшими порочнее, дольше и влажнее, пробормотал он голосом, в котором звучало что-то похожее на неподдельное восхищение. Там, внизу, он стал гладить меня еще быстрее. Быть отзывчивой – это хорошо или плохо? Поскольку я хорошая девочка, то поводов для беспокойства прибавилось. Я шире раздвинула ноги, приглашая его и дальше творить свою магию. Некоторые девочки в школе трогали себя, но я предпочитала этого не делать, потому что, хоть и не считала это чем-то предосудительным, не могла рисковать и случайно лишиться девственности. Ей нет цены. Но Вулф – мой будущий муж, и, похоже, ему это нравится. И мне тоже.

Я знала, что в первый раз будет больно, но отчасти была счастлива, что окажусь в умелых руках Вулфа. В теле стало покалывать, и я почувствовала, что скоро взорвусь. Я была на грани чего-то колоссального. Вулф стал целовать меня еще более сердито, но я понимала, что это не тот гнев, с которым он выгнал меня в тот день из своей комнаты.

– Такая мокрая, – прорычал он, вжимая в меня большой палец.

Я выгнулась и закрыла глаза. Тело готово было взорваться от тысячи ощущений. Я потрогала пальцами его выпуклость через брюки. Огромная, крепкая и такая горячая. В голову пришла ужасная мысль: я хочу взять его в рот.

О чем я только думаю? Почему вообще захотела такого? Подобнымии переживаниями уж точно нельзя делиться с Кларой и мамой. И даже с мисс Стерлинг.

Господи, Франческа. В рот. Извращенка.

Вулф схватил меня за бедра и, обернув мои ноги вокруг своей талии, не переставая целовать, понес по лестнице. Я продолжала обнимать его за шею и тут же поняла, что он несет меня в спальню (в свою или в мою), а я не могу туда войти. Я должна сказать ему, что девственница. Что в моем мире есть особые правила. И одно из них гласило: никакого секса до брака. Но при нынешних обстоятельствах это прозвучало бы смешно. Нужно выбрать время и место, чтобы рассказать все начистоту.

– Опусти меня, – заплетающимся языком сказала я между пьянящими поцелуями.

– Я не дарю оральные ласки из принципа, но ты такая мокрая, что поместится гребаная лопата.

Что? От страха сжалось горло, а в шею вонзились когти. Он чуть не надругался надо мной здесь, на полу! Мы уже почти поднялись на второй этаж, когда я стала отталкивать его и расцепила ноги. Вулф тут же отпустил меня и смотрел, как я, шатаясь, выбралась из его объятий и ударилась спиной о стену.

– Немезида?

Он нахмурился и опустил подбородок. Вулф скорее выглядел озадаченным, чем сердитым. Несмотря на все его изъяны, он никогда не принуждал меня к физической близости.

– Я же сказала, что не готова!

– Да, и произнесла это таким тоном, словно я лично сопроводил тебя к вратам ада. В чем проблема?

Мне стало стыдно за свое поведение. Стыдно за свою ложь об опытности и за свою девственность. И самый сильный стыд я испытывала за то, что так сильно его желаю. Выходит, именно это мне и нужно, чтобы так легко забыть Анджело? Член Вулфа у меня между ног?

– Ты девственница? – Он почти улыбнулся. Улыбка на лице моего жениха была очень редким явлением, и я начала думать, что он не способен испытывать искреннюю радость.

– Конечно, нет. – Я хлопнула себя по бедру и, отвернувшись, пошла в свою комнату, но Вулф схватил меня за руку и снова притянул к себе. Я растаяла рядом с его телом как масло на горячей сковороде. – Мне просто нужно немного времени. У тебя все-таки больше опыта.

– Это не соревнование.

– Я читала газеты, – сказала я, осуждающе сощурив глаза. – Ты Казанова.

– Казанова. – Его грудь затряслась от смеха из-за того, как я выразилась. – Проводить тебя до ближайшего портала, чтобы ты смогла вернуться в шестнадцатый век? – спросил он, изображая английский акцент.

Я знала, что выражаюсь как ханжа. Хуже того, я знала, что меня таковой и воспитали, и избавиться от оков своих старомодных моральных принципов будет непросто. Но мне не девятнадцать. Совсем. У меня манеры пятидесятилетней женщины и опыт треклятого ребенка.

– Забудь.

Вулф осклабился в ухмылке:

– Ладно. Трахаться не будем. Можем немного повеселиться. Как школьники. Вспомню хорошо забытое старое.

Это звучало так же опасно, как и полное совокупление. Одна лишь мысль оказаться с ним в одной комнате за закрытой дверью сулила скандал.

– В твоей комнате?

– Тебе решать. – Он дернул плечом. – Одному из нас придется уйти, когда все закончится. Я не делю постель с женщинами.

– А с мужчинами? – Я вернулась в родную стихию, радуясь, что мы оказались на знакомой территории.

– Следите за языком, мисс Росси, если не хотите обнаружить его на чем-нибудь длинном и твердом и сломать челюсть.

Я поняла, что сейчас он шутит, и даже опустила голову, чтобы скрыть улыбку.

– Ты спишь один тоже из принципа?

– Да.

Итак, он не спит с партнершами в одной постели, не занимается оральным сексом и вообще не заводит отношений с женщинами. Я мало разбиралась в отношениях, но вполне уверилась, что мой будущий муж не самая выгодная партия.

– Чувствую, грядет еще один вопрос от Франчески. – Вулф смерил меня взглядом, и я поняла, что задумчиво кусаю губу.

– Почему ты не практикуешь оральный секс? – спросила я, снова покраснев. Не помогало и то, что мы вели этот разговор посреди коридора и через тонкую дверь своей комнаты мисс Стерлинг могла нас подслушать.

Вулф, разумеется, ни капли не смутился, вальяжно привалился к стене и посмотрел на меня:

– Вообще-то мне даже нравится вкус женских гениталий. Мне просто неприятно стоять на коленях.

– Считаешь это унизительным?

– Я ни перед кем не преклоню колено. Не воспринимай на свой счет.

– Разумеется, но ведь есть множество поз, в которых тебе не придется вставать на колени.

Что я несу?

Вулф ухмыльнулся:

– И в каждой из них человек, доставляющий удовольствие, похож на деревенщину.

– А почему ты не спишь с женщиной в постели?

– Люди уходят. Бессмысленно привязываться к ним.

– Муж и жена не должны друг друга бросать.

– И ты тем не менее всячески пыталась от меня сбежать, не так ли, моя дорогая невеста?

Я промолчала. Вулф оттолкнулся от стены и, подойдя ко мне, большим пальцем приподнял мое лицо за подбородок. Он ошибался. Или, во всяком случае, был прав не до конца. Я больше не зациклена на том, чтобы сбежать от него. С тех пор как поняла, что мои родители не собираются за меня бороться. Анджело сказал, что мы обязательно будем вместе, но с той поры я ничего о нем не слышала. С каждым днем дышать без ощущения, будто в грудь втыкают нож, становилось все легче.

Но Вулфу я в этом не призналась. И не сказала вслух того, что шептало ему мое тело, когда мы сидели за фортепиано в доме родителей.

Я отстранилась от него, говоря этим все, что нужно сказать.

Я еще не готова.

– Доброй ночи, Подлец, – и прошла к своей спальне.

Резкие нотки в его голосе пробежали, словно пальцы, по моей спине, но Вулф уступил, принял мое сопротивление:

– Крепких снов, Немезида.

Глава десятая

Вулф

Сидя на заднем сиденье «Кадиллака», я смотрел, как нанятый мной частный детектив хлопнул дверью своей машины и подошел к дому Росси. Ему открыла мать Франчески, и он вручил ей документ, обернутый коричневой манильской бумагой, а после отвернулся и без слов удалился, как я ему и велел.

Артур Росси попытался уничтожить компромат на себя.

А я планировал уничтожить его самого.

Я наводнил Чикаго копами и «кротами». Последние тридцать лет Росси держал эти улицы в ежовых рукавицах. А теперь, всего за несколько недель, мне удалось изрядно ослабить его могущество.

Нанятый детектив доложил, что Артур стал больше пить, меньше спать и поднял руку на двух самых доверенных солдат. Впервые за три десятилетия он был замечен выходящим из собственного стриптиз-клуба, и пахло от него не только сигарами и алкоголем, но еще и влагалищами других женщин. Две нездешние дамочки сильно сглупили, позволив детективу сделать их фотографии в компании Артура.

Я устроил ему еще больше проблем, говоря, что помеха в лице Вулфа Китона никуда не денется.

Мать Франчески вытащила из конверта фотографии, и на ее лице обозначились морщины. Она бросилась к белой машине детектива, но он газанул прежде, чем она успела бы завалить его вопросами о конверте, что он ей вручил.

Одновременно с этим я стиснул в кулаке письмо. Письмо, которое прислал мне ее муж. Внутри наверняка находились бы споры сибирской язвы, не будь это слишком компрометирующе. Я распечатал конверт и бегло прочитал содержимое.

Внутри оказалось приглашение на вечеринку в честь помолвки с его дочерью.

Это вызывало подозрения, но отчасти хотелось дать ему презумпцию невиновности. Я полагал, Артур собирался устроить показуху, чтобы люди посчитали, что он благословил наш брак, и тем самым извлечь из этого выгоду. Кроме того, организованный им в «Мерфи» пожар не пошел ему на пользу. Мой портфель, в котором не оказалось на него компромата, как сообщили Артуру, исчез, но теперь он возобновил войну с ирландцами, которые расценили его действия как прямое нападение.