Мою девственность.

Вулф засунул руки в карманы узких брюк и теперь, когда мы остались совсем одни, смерил меня презрительным оценивающим взглядом. На мне были лишь белый бюстгалтер и такого же цвета трусики. Ему понравилось увиденное, судя по потемневшему взгляду, от которого в комнате стало жарче, а воздух оказался плотнее меховой шкуры.

– Сними все, кроме туфель, – приказал он.

– Я не стриптизерша, – прошипела я и сощурилась. Глаза защипало. – Я твоя будущая жена. Раздень меня так же, как произносишь клятвы: как будто вы хотите этого, сенатор Китон.

– Очевидно, для тебя клятвы пустой звук, – снова сказал он еще более сдержанно. Вулф едва смотрел на меня, стоя на своем. – Снимай, Франческа.

Я усмехнулась, собирая всю свою смелость. Заведя руку за спину и расстегнув лифчик, я увидела, как бьется жилка на шее Вулфа, но его лицо оставалось безучастным, даже когда я сняла белье, оставшись на кровати в одних туфлях.

Не снимая одежды, Вулф наклонился и, глядя мне в глаза, скользнул рукой между нами. Он прижал ладонь к моему интимному месту. Я чувствовала влагу на волосах там, чувствовала, какой влажной и холодной была снаружи и как было горячо внутри.

– Скажу лишь один раз, Франческа, а потом буду считать, что моя совесть чиста. Если ты сию же минуту не велишь мне уйти, то я всю ночь буду пожирать тебя, ломать, иметь и овладевать. Я трахну тебя так, что ты забудешь Анджело и остальных придурков, которым не посчастливилось трогать тебя. Ты решишь, что лишилась девственности во второй раз. Я не буду учтивым. Не буду сердобольным. Так что, если привыкла к нежным любовникам и долгим объятиям, скажи только слово, и наш устный договор утратит силу.

– Ты еще хочешь жениться на мне? – спросила я.

У него раздулись ноздри.

– Я женюсь на тебе, но ты пожалеешь об этом.

Вулф считал, что я спала с другими мужчинами. Я сказала ему, что была с другим, и он принял мои слова на веру. Его не интересовало, кто я на самом деле. Вулф пошел на крайние меры, чтобы доказать это мне. И особо меня поразили не его слова, а сама ситуация. Он желал простить меня, уважить наше устное соглашение, которое я вроде как нарушила, не раз и не два переспав со своим бывшим возлюбленным со времени нашей помолвки. Вулф сказал, что не ведет переговоры, но именно это он и делал. Вел со мной переговоры.

– Боишься почувствовать что-то, если коснешься меня? – подколола я. – Ваши ледяные стены начинают оттаивать, сенатор.

– У тебя есть десять секунд, чтобы принять решение, Немезида.

– Ты и так знаешь ответ.

– Произнеси его. Восемь.

Я улыбнулась, но в душе росла паника. Он собирался силой лишить меня девственности. Вулф считал, что я уже скомпрометирована. Чтобы доказать, как он заблуждается, придется позволить ему причинить мне такую же боль, какую испытал он, увидев свою невесту с другим мужчиной. Я понимала, как выглядела эта сцена. Анджело меня коснулся. Он прижимался ко мне, перебирал пальцами мои волосы, провел подушечкой большого пальца по моим губам. А потом улизнул из комнаты после секса с другой, пока я пропадала невесть где.

Все факты свидетельствовали против меня.

– Пять.

– Постарайся в меня не влюбиться. – Я раздвинула ноги.

– Франческа, три.

– Это станет ужасным неудобством, il mio amore[9]. Любить жену, которую ты взял в качестве возмездия.

– Один.

– Останься, – громко и ясно рявкнула я.

Вулф приблизился ко мне и за талию подтянул к себе так, что теперь я лежала под ним. Я резко охнула, когда он положил мне на шею руку и придвинулся, сжав мои бедра коленями.

– Расстегни молнию.

Я дышать не могла, не то что справиться с молнией. Поэтому просто смотрела на будущего жениха, надеясь, что он не спутает мой шок с непокорностью. Но он спутал. Разумеется. Рыкнув, Вулф сам расстегнул молнию и стянул брюки. Я не решалась опустить взгляд и увидеть, что меня ждет. Сердце стучало так быстро и громко, что казалось, будто меня сейчас вырвет. Я быстро вспоминала все, что мне было известно о занятии любовью, и решила, что готова. Возбуждение – да. Близость самого желанного мужчины в Чикаго – да.

Спустив штаны до колен, Вулф с безучастным лицом просунул в меня палец.

Я резко втянула воздух и пыталась выглядеть спокойной, когда глаза снова защипало от слез. Как же больно. Не знаю, что было больнее: физический дискомфорт или то, как Вулф смотрел сквозь меня, словно я была всего лишь телом.

Он так же смотрел и на Кристен.

Вулф с пустым взглядом засунул в рот палец и, послюнявив его, снова погрузил его в меня, собрал доказательство моего возбуждения и пихнул его между моих губ. Мне пришлось попробовать себя на вкус. Сладко и терпко. Я залилась румянцем, а соски стали такими чувствительными, что захотелось потереться ими о его крепкую грудь.

– Он пользовался презервативом? – Вулф вытер оставшиеся капли о мою щеку. Мне хотелось плакать навзрыд, но я сдержалась.

Через несколько секунд он все равно узнает правду, которую я трижды ему говорила, поэтому сейчас лишь произнесла то, что он желал от меня услышать:

– Да.

– Хотя бы для этого порядочности тебе хватило. Я не буду надевать резинку, но завтра с самого утра на тумбочке тебя будет ждать таблетка. Видишь ли, в мой список дел не входит рождение ребенка от щедрой шлюхи. Ты без лишних вопросов примешь таблетку. Я ясно выразился?

Я закрыла глаза, чувствуя, как из тела, подобно поту, сочится стыд. Я сама на это согласилась. На все. Согласилась с его словами, поступками и его жестокостью. Я, в конце концов, на колени вставала, умоляя приблизить этот момент.

– Ясно.

– Я бы немного подурачился с тобой, но другой тебя уже подготовил, а я сегодня не в настроении дарить ласки. – Вулф злобно улыбнулся и резким движением вонзился в меня с такой силой, что я выгнулась дугой и прижалась к нему грудью.

Меня пронзила такая сильная боль, что перед глазами замелькали звездочки. Вулф порвал естественную помеху и так глубоко вошел, что стало казаться, будто он разрывает меня на части. Боль была такой силы, что пришлось прикусить губу, чтобы подавить крик сущей агонии. Всю мою сознательную жизнь Клара и мама отговаривали меня от тампонов и катания на велосипеде. Мне даже приходилось надевать во время верховой езды толстые кальсоны, чтобы сберечь то, что было таким неприкосновенным, таким священным. Только ради того, чтобы все случилось вот так.

Я лежала под Вулфом молча, недвижно и напряженно, с силой закусив губу, чтобы не издавать ни звука, и лишь текущие по лицу слезы намекали, что я еще в сознании.

Я – ржавая колючая проволока, скрученная узлом в клубок страха.

– Узкая, как кулак, – простонал Вулф, и на его звериный голос я ответила полным молчанием.

Он входил в меня так грубо, так быстро, так сильно, что, казалось, разорвет на мизерные лоскуты. Слезы стекали со щек на подушку, а Вулф вонзался все глубже и глубже. Я почувствовала, как теряю девственность, обагряя простыни кровью. Но я не молила его остановиться и не признавалась в своем целомудрии.

Я лежала и позволяла ему брать меня. Он силой лишил меня невинности, но гордость мою Вулф не получит. После того, что случилось в холле, я даже самую малую толику ему не подам.

Через несколько толчков я заставила себя открыть глаза и невидящим взглядом посмотрела на его равнодушное сердитое лицо. Что-то вытекло мне на бедра, и, поняв, что это было, я мысленно взмолилась, чтобы он этого пока не заметил.

Как бы не так. Вулф заметил. Он свел брови и впервые увидел мое лицо, слезы и мою агонию.

– Месячные?

Я не ответила.

Вулф приподнялся с меня и опустил взгляд. На внутренней поверхности моих бедер и белой простыне виднелась кровь. Я схватила жениха за воротник и потянула на себя, отчаянно пытаясь спрятаться за его тело.

– Заканчивай начатое, – прошелестела я, обнажая зубы. Его сердце билось против моего так гулко, что я поняла: он скоро закончит.

– Франческа, – голос Вулфа звучал сипло и виновато.

Он поднес руку к моему лицу, чтобы погладить по щеке, но я шлепком отмахнулась от нее. Мне не вынести этот его новый нежный тон. Я не хотела, чтобы он был со мной добрым. Я хотела, чтобы он относился ко мне как к равной. С тем же гневом, страстью и презрением, какие я испытывала к нему в эту минуту.

– Теперь ты мне веришь? – горько усмехнулась я сквозь слезы, которые продолжали течь по лицу как дождь, желающий смыть последние несколько минут.

Вулф перестал хмуриться и приподнялся, собираясь встать, но я пригвоздила его к своему телу.

– Все кончено. – Я посмотрела ему в глаза и увидела там настоящие муки, после чего сплела лодыжки за его спиной, чтобы удержать. – Я решила, каким хочу почувствовать свой первый раз. Заканчивай. Сейчас.

К моему ужасу, слезы начали течь сильнее, и, опустившись на меня, Вулф слизал их. Его язык двигался между моей шеей и щеками, ловя все слезинки до единой.

– Нем, – попытался вразумить меня он.

– Заткнись. – Я уткнулась ему в плечо, и он снова начал входить в меня.

– Прости, – прошептал Вулф.

Его движения стали мягче, он проникал в меня, водя кончиками пальцев по наружной поверхности бедер, и этот неспешный интимный жест был всего лишь сладкой ложью. Пяткой я уперлась в ткань его брюк, которые он не потрудился снять. Я знала, что Вулф хочет попробовать смягчить боль и поскорее разделаться со всем этим, но понимала, что слишком поздно исправлять нанесенный урон.

Через несколько минут тупой боли Вулф начал набирать темп. Его лицо стало напряженным, а глаза потемнели, и тогда я наконец осмелилась взглянуть ему в глаза, не чувствуя, будто при каждом толчке он втыкает мне в грудь нож. Вулф кончил в меня, и тепло его страсти покорило каждую мою клеточку. Я вцепилась ему в плечи, ощущая себя под ним изношенной и потрепанной. Ниже пояса тело болело так, что почти онемело.