– Почему ты не сказала, что девственница?

Она хмыкнула и покачала головой.

– На маскараде я даже рта раскрыть не успела, а ты уже составил обо мне мнение. И, если честно, плевать, что ты обо мне думаешь. Но вчера я сказала тебе… нет, я повторяла, что не спала с Анджело. Трижды. Поэтому лучше задай вопрос себе: почему ты не поверил мне?

Я задумался.

– Так легче было испытывать к тебе неприязнь.

– Какое совпадение! Твои поступки тоже вызывали у меня неприязнь. Неистовую. – Она скрестила на груди руки и посмотрела в другую сторону.

– Немезида, у меня больше нет к тебе неприязни.

Я не испытывал к ней и ненависти. Я ее уважал. А со вчерашнего дня, когда она не позволила гордости путаться под ногами, стал уважать еще сильнее. Франческа встала на колени, пытаясь доказать, что я мерзавец, а она сказала правду. Я лишил ее невинности и знал: чтобы исправить содеянное, мне тоже необходимо отказаться от своей гордости.

Такую высокую цену я никогда не платил по собственной воле. Но это залог того, что моя невеста останется в том же физическом и психическом состоянии, в каком пребывала до нашей помолвки. Той самой невестой, которая каждый вечер в саду терлась о меня своим хрупким нежным телом и открывала от изумления рот, когда я «случайно» касался ее клитора через ткань платья.

– Вытяни руки над головой, – сказал я и повернулся к ней.

Франческа выгнула бровь, по-прежнему глядя на стену.

– Если и дальше будешь пялиться на стену, мне придется найти этому уважительную причину.

– Какую, например? – Я подогрел ее интерес. Уже успех.

– Возможно, повешу туда свой портрет в полный рост.

– Какой кошмар, – пробубнила она.

– А над моей сидящей фигурой будет стоять Стерлинг с одним из своих романов.

Франческа прикусила губу, подавив улыбку.

– Вы не остроумны, сенатор.

– Возможно, но у меня будет куча времени, чтобы узнать твое чувство юмора. Руки над головой, Нем.

Она повернулась ко мне лицом, и ее глаза напоминали два омута страданий. Страданий, причиной которых стал я, добавляя по капле каждый божий день. Я не отвел взгляд, а смело встретил результат своих пороков.

– У меня еще все болит. – Франческа первой отвела и опустила взгляд.

– Знаю, – прошептал я. – И прошу довериться мне.

– И почему мне стоит тебе доверять?

– Потому что, если перестанешь доверять, закончишь как я, а это жалкое существование.

Франческа нерешительно обхватила спинку кровати. У меня сжалось сердце при виде ее послушания. Моя невеста была одета в ту же простенькую светло-лиловую ночнушку, которой прикрыла себя вчера. Она задралась на ее гладких молочно-белых бедрах, и я поднял руку и положил на ее бедро, несколько минут массируя чувствительную зону, чтобы ослабить напряжение в мышцах. Сначала Франческа была натянута как струна, но, когда я перешел на другое бедро, она наконец поняла, что я не собираюсь двигаться выше без ее разрешения, и начала расслабляться в моих руках.

– Я не причиню тебе боль, – заверил ее и осторожно начал снимать с нее нижнее белье. – В спальне, – закончил я.

– Вчера причинил, – напомнила Франческа.

– И прошу за это прощения. Впредь я прослежу, чтобы тебе всегда было приятно.

– Ты говорил, что тебе плевать, приятно женщинам или нет.

Я произнес эти слова до того, как чуть тебя не изнасиловал.

Не то чтобы так я и сделал перед лицом сухого закона. Она сама просила. Умоляла. Даже встала на колени. Но она поступила так, чтобы доказать свою правоту. Мы оба понимали, что вчера Франческа не получила удовольствия. И оба знали, что я забрал у нее то, чего не был достоин.

Мы посмотрели друг на друга, когда я раздвинул ее ноги, провел большими пальцами по щелочке и начал выводить круги по чувствительному местечку возле ее лона. Я ни перед кем еще не вставал на колени, а перед Росси – тем более. Но перед Немезидой я не преклонял колени, а всего лишь пытался добиться своего. Секс превосходен, если все сделано верно, если оба партнера на одной волне.

– Не двигай руками, – приказал я жестким от страсти голосом, наблюдая, как от страха и волнительного предвкушения поднимается и опускается ее грудь. С этим я слажу. Я еще даже не коснулся ее языком, а у нее ноги дрожали от возбуждения. Я приподнял ее ночнушку до плеч, обнажая розовые, напоминающие монеты соски.

До ужаса ослепительная.

До безобразия наивная.

Безоговорочно моя.

Теперь, когда Франческа лежала передо мной обнаженной, я снял ботинки, носки, брюки, пиджак и рубашку, оставшись в одних черных трусах от Армани. Такое я тоже нечасто проделывал: не раздевался перед женщиной. Секс не был снисхождением. Для меня он был способом выпустить эмоции. Я редко трахал своих любовниц в постели, предпочитая заниматься сексом по-быстрому, а даже если такое случалось, то постельная прелюдия завершалась сразу, как я достигал оргазма. Немезида смотрела на виднеющуюся у меня в трусах эрекцию с любопытством и страхом в лазурных глазах.

– Хочешь посмотреть?

Она кивнула и покрылась румянцем, отчего мне вдруг стало очень жарко.

– Ты бы хотела увидеть меня полностью? Трогать не обязательно. Сегодняшний вечер только для тебя.

Франческа сглотнула и прикусила нижнюю губу. Я осторожно снял трусы и предстал перед ней в чем мать родила. Не припомню, когда такое случалось в последний раз, и попытался урезонить себя, что такова концепция брака: тебя обязательно вынудят отодвинуть свои стены, но это не значит, что они будут разрушены. В ближайшие годы нам светит много секса в ванне, в джакузи, в душе и перед зеркалом. Без разницы, увидит она меня голым сегодня, завтра или через месяц. Я присоединился к Франческе в постели и разместился между ее ног, обхватив ее щеки ладонями. Затем опустился на нее и поцеловал, сначала нежно, а потом, сжав подбородок, заставил открыть рот и ворвался в него языком, облизывая и всасывая ее нижнюю губу, зная, что это сведет ее с ума.

Тут же сработала ее мышечная память, и Франческа вспомнила все наши мгновения до прошлой ночи. Она простонала и ответила на мое предложение мира, убрав руки со спинки кровати и пальцами проводя по моему подбородку.

Я взял ее за запястья и вернул руки на изголовье.

– Терпение, Нем, это добродетель.

– Которой я не обладаю. – Моя невеста тут же позабыла о злости и заулыбалась как истинный сентиментальный подросток.

– Которой тебе придется выучиться в качестве жены сенатора.

Я пощекотал ее подбородок – мое слабое звено – и с большим азартом, рвением и страстью поцеловал. Она полностью сдалась мне на милость, и я спустился поцелуями по ее шее, по ложбинке, а потом взял в рот сосок и втянул его в рот. Он стал напряженным пиком, и я нежно потянул его зубами, стараясь не напугать Франческу, но ее тело все равно дернулось от страха. Тогда я передвинулся на другой сосок, а тот стал потирать большим пальцем. Когда Франческа привыкла к такому обращению, я облизал кожу вокруг него и подул на чувствительную влажную плоть. Нем задрожала, и с ее губ сорвался еще один стон.

Франческа была робкой женщиной, и у меня не оставалось сомнений: несмотря на скудное представление о сексе, что у нее сложилось благодаря мне, она станет успешной ученицей.

Я провел языком по центру ее груди, нырнул в пупок, а потом прошелся влажными поцелуями по внутренней поверхности ее бедер и над щелочкой. По пятнам засохшей крови на ее коже я понял, что со вчерашнего дня она не принимала душ. Как своевременно я решил ее вылизать, пробуя вкус собственного семени и понимая, что это ужасно негигиенично, но не мог же я просить ее помыться. Для меня – нет. Франческа простонала, вжимаясь лоном в мое лицо, и костяшки ее пальцев побелели от напряжения, не имея возможности коснуться меня.

– Замри.

– Извини. – С ее сочных губ сорвалось что-то, напоминающее смешок.

Мне доставляло огромное удовольствие, что она допустила меня к своему телу, хотя до сих пор я вел себя как ублюдок. Я не считал это послушанием. Это доказывало, что после случившегося у нее есть храбрость и мужество лечь со мной в одну постель. А еще я обожал ее невинность: она не брилась и не наводила лоск перед сексом. Я провел руками по ее бедрам, схватил за попу и, приподняв, начал лизать ее лоно. Оно было припухшим и красным после вчерашнего, и я страстно возненавидел себя так же, как всегда ненавидел ее отца.

– Ты восхитительна, – хрипло сказал я.

– О, – пропищала она и простонала: – Это… это…ого. Да.

Скользнув языком между ее половых губ, я вспомнил, что не делал куни больше десяти лет, но если кого и стоило попробовать, так это мою будущую жену. Сначала ее тело было скованно, но после Франческа расслабилась, шире раздвинула бедра и позволила мне пихать в нее язык, борясь с ее тугой киской, которая была напряжена – неудивительно, учитывая, что вчера ей пришлось пережить, – и необычайно узкой. При мысли снова войти в нее своим толстым членом и побыстрее упереться в ее окровавленные простыни, я чувствовал, как запульсировало в паху.

Поласкав ее несколько минут, я подвигал языком внутрь и наружу, и Франческа простонала от удовольствия, начав подаваться мне навстречу и ведя себя более раскрепощенно. Приоткрыв один глаз, она глянула на меня. Раз за разом Франческа прижималась бедрами к моему лицу, как будто пыталась догнать мой язык, а ее соски были такими твердыми, что я одновременно решил потеребить их. Усилив давление на клитор, я втянул его в рот и несколько минут кружил вокруг языком, оттягивая ее оргазм каждый раз, когда она была близка к нему. Через двадцать минут я решил сжалиться над ней, поэтому сомкнул губы на комочке и так сильно всосал его в рот, что она закричала. Франческа затряслась всем телом от своего первого оргазма и, отпустив спинку кровати, зверски схватилась за мои волосы и дернула за пряди. Кожа головы стала гореть, но я не смилостивился над ней. Вместо этого потянулся к бурбону и выудил из стакана кубик льда. Слизав с него алкоголь, я сунул ледышку между ее припухших губ, а сам, уже не так неистово погладив клитор, подвел ее еще к одному оргазму, вынуждая простонать так громко, что почти затряслись окна.