– А на самом деле? – фыркнула я. Вулф крутанул запястьем, сдвинул край рукава и посмотрел на свои часы.

– Одиннадцать. Ты же знаешь, что они не уйдут, пока не проводят нас в спальню.

Я вздохнула. Это была традиция. Вулф протянул мне руку, и я взялась за нее, но не потому, что хотела провести с ним ночь, а потому, что хотела, чтобы все закончилось.

Спустя пять минут сенатор Китон объявил, что мы направляемся в нашу спальню, на что гости засвистели, захлопали и радостно засмеялись. Вулф помог мне подняться в мою старую комнату, которую родители подготовили для нашей брачной ночи. За нами пошли гости, подкидывая сладости и пьяно напевая, и их звонкие голоса слились воедино. Вулф закинул руку мне на плечо, защищая и пряча мою щеку, которая была еще припухшей и красной от удара отца. Я повернула голову и заметила в толпе родителей. Они хлопали вместе с остальными и, наклонив головы, слушали, что люди кричат им на ухо. Мама широко улыбалась, а отец ухмылялся, демонстрируя, что мир по-прежнему у его ног. Что-то во мне надломилось, когда я поняла, что все это сплошное притворство.

Притворство, на которое я велась с самого детства.

Летние каникулы, чудесное Рождество, их публичное проявление привязанности во время приемов. Ложь, ложь, одна лишь ложь.

Вулф закрыл за нами дверь и для пущей уверенности провернул замок на два оборота. Мы оглядели комнату. На большой двуспальной кровати, которой по такому особому случаю заменили мою старую односпальную, было постелено кипенно-белое белье. Меня затошнило. Не только потому, что нам нечего будет им показать, но и потому, что сегодня мы займемся сексом, и все об этом знали. Меня это смущало. Я присела на край кровати, подложив руки под попу, и уставилась на платье.

– Мы обязаны? – прошептала я.

– Мы ничего не обязаны. – Вулф открыл бутылку с водой и, сделав глоток, сел рядом. Передал мне бутылку, и я поднесла ее ко рту.

– Хорошо. Потому что у меня еще идут месячные. Они начались после того, как я приняла таблетку, – не знаю, зачем я ему об этом рассказывала. Хотя нет, знала. И пришло время задать вопрос: – Почему ты заставил меня ее принять?

– Ты готова к детям?

– Нет, но ты не знал об этом. И, прямо скажем, большинство решило бы, что ребенок зачат после свадьбы. Почему ты так волновался?

– Я не хочу детей, Франческа. – Вулф вздохнул и потер лицо. – То есть… вообще.

– Что? – прошептала я.

Мне рассказывали, что большие крепкие семьи – это то, о чем все мечтают, и я всегда хотела завести такую. Вулф встал и, развернув меня к себе спиной, начал расстегивать платье.

– У меня было не лучшее детство. Мои родные мать и отец были дерьмовыми родителями. Меня практически воспитал брат, но он умер, когда мне было тринадцать. А приемные родители скончались, когда я учился в Гарварде. Отношения, по моему мнению, хлопотная и бесполезная трата времени. Я всячески стараюсь их избегать, кроме рабочих, но и в этом случае выбора у меня нет. Дети по определению мешают и не входят в список моих приоритетов. Однако я понимаю твое стремление произвести на свет потомство и не стану препятствовать, если ты захочешь родить ребенка. Просто тебе придется учесть два момента. Первое: они будут не от меня. Ты можешь забеременеть от донора спермы. И второе: я не стану принимать участие в их воспитании. Если ты решишь завести ребенка, я обеспечу и тебя, и его и дам вам хороший безопасный дом. Но если ты решишь остаться со мной – действительно со мной, – у нас никогда не будет детей, Франческа.

Я прикусила нижнюю губу. Не знаю, сколько боли могу вынести за один день, не говоря уже о месяце. Я еще не открывала деревянную шкатулку, и не вытаскивала последнюю записку, и теперь прекрасно понимала почему. До сих пор каждая записка указывала, что Вулф послан мне судьбой. Однако его поступки говорили об обратном. Правда в том, что я не хотела знать ответ лишь потому, что мое сердце тоже не определилось.

Не получив от меня ответа, Вулф зашел в мою девчачью розовую гардеробную и вышел с ночной рубашкой и халатом. Он протянул их мне, и я поняла в пьяном угаре, что, пока размышляла о наших отношениях, муж полностью меня раздел. Я была голая и стояла в одних лишь трусиках.

– Вернусь через пять минут. Веди себя прилично.

Я поступила так, как мне было велено. Отчасти – всего лишь отчасти – мне уже было плевать на все. Возможно, отказ от детей – правильное решение. Мы уж точно не любили и не уважали друг друга настолько, чтобы произвести на свет потомство. Вулф не станет приходить на мои приемы у гинеколога. Ему было бы все равно, мальчик родится или девочка. Он не будет выбирать мебель в детскую или каждую ночь целовать мой округлившийся животик, как делал бы Анджело в моих мечтах.

Анджело.

От тоски по прошлому закололо сердце. Он бы все это мне дал, и даже больше. Он был родом из огромной семьи и мечтал о такой же. Мы обсудили это, когда мне было семнадцать. Мы тогда сидели на пирсе, свесив ноги, и я сказала, что хочу четверых детей, а Анджело ответил, что счастливчику, за которого я выйду замуж, будет интересно делать их со мной. Потом мы оба расхохотались, и я шлепнула его по плечу. Боже, почему записки указали на Вулфа? Анджело – вот кто мне нужен. И так было всегда.

Завязав шелковый халат, я решила, что на следующей неделе первым же делом запишусь в клинику за рецептом на таблетки. Я приму стиль жизни Вулфа. Во всяком случае, пока. Буду учиться, сделаю карьеру, стану выходить в свет и работать каждый день, полный день.

Или, может, мы решим развестись, и я обрету свободу. Свободу выйти за Анджело или за любого другого мужчину.

Я вынырнула из своих мыслей, когда открылась дверь и в комнату вошел Вулф в сопровождении никого иного, как моего отца. Я опустилась на кровать, села на краешек и внимательно оглядела присутствующих. У Артура тряслась нижняя губа, и он покачивался из стороны в сторону. Вулф крепко держал его за локоть, как провинившегося ребенка.

– Говори, – выплюнул мой муж и швырнул отца на пол к моим ногам.

Тот упал на четвереньки и поспешно вскочил на ноги. Я затаила дыхание. Никогда не видела отца в таком состоянии. Таким уязвимым. Трудно было понять, что происходит. И еще труднее было поверить в то, что сказал отец.

– Figlia mia, у меня не было намерений ранить твое прелестное личико.

Его слова звучали на удивление искренне, и стало еще противнее от того, как в первые секунды смягчилось мое сердце. А потом я вспомнила все, что он сегодня натворил. Как вел себя последний месяц. Я встала и подошла к окну, отвернувшись от всех.

– Теперь отпусти меня, или, клянусь Богом… – гаркнул на Вулфа отец.

Я услышала их возню и мрачно улыбнулась. У отца нет ни единого шанса выстоять против моего мужа. Как и у меня.

– Пока ты не ушел, нам нужно уладить еще одно дельце, – сказал Вулф, а я тем временем вытащила из ящика пачку сигарет, щелкнула зажигалкой и сделала глубокую затяжку. Я приоткрыла окно, чтобы синеватый дымок поглотила черная ночь.

– Хватит ходить вокруг да около, – рявкнул отец.

– Вопрос окровавленных простыней, – закончил Вулф.

– Ну конечно, – фыркнул за спиной отец. У меня не было сил поворачиваться, чтобы посмотреть ему в лицо. – Полагаю, ты уже подоил корову, прежде чем купить ее.

Я услышала резкий хлопок и развернулась на пятках. Отец пошатнулся, держась за щеку, и ударился спиной о шкаф. Я вытаращила глаза и открыла от удивления рот.

– Франческа еще не готова, – заявил Вулф своим жестким, как металл, голосом. Его вдумчивые спокойные движения разительно контрастировали с тем, что он только что сделал. Мой муж шагнул к отцу и дернул его за рубашку. – И в отличие от некоторых, я не трогаю женщину против ее воли, даже если она носит мое кольцо. Так что нам не остается иного выбора, правда, Артур?

Отец прищурился, глядя на Вулфа, а потом сплюнул комок крови ему на ботинки. Артур Росси был крутым чуваком. Я видела его в некоторых стрессовых ситуациях, но никогда он не расклеивался, как сейчас. И меня успокоила мысль, что я не единственное беззащитное создание. Но вместе с тем меня пугало, что у моего мужа такое влияние на людей.

Вулф подошел к черной спортивной сумке, стоящей у кровати, и, расстегнув ее, достал небольшой швейцарский нож. Он повернулся, и папа, несмотря на то что был пьяный в стельку и отчаянно нуждался в поддержке, гордо выпрямился. Он прислонился к моему старому шкафу и злобно запыхтел:

– Ты мертвец. Вы оба.

– Протяни руку. – Вулф проигнорировал угрозу, раскрыв нож и продемонстрировав острое лезвие.

– Ты порежешь меня? – провоцировал отец, скривившись от отвращения.

– Если только моя невеста не окажет мне честь. – Вулф повернул ко мне голову.

Я уставилась на него и задымила сигаретой, чтобы выгадать себе время. Возможно, я действительно больше не испытываю к этим мужчинам злости и поэтому не чувствую внутри отчаяния. Они разрушили мою жизнь – каждый по-своему – и так преуспели в этом, что я чувствую себя по-настоящему порченой. Настолько, что могу беззастенчиво вилять бедрами, пока иду к ним. И, судя по лицу отца, он был доволен, что его порежет Вулф. Однако, увидев, как я приближаюсь к нему, он крепко стиснул челюсти.

– Она не осмелится.

Я выгнула бровь.

– Та девушка, которую ты предал, не осмелилась бы. А я? Да.

Вулф передал мне нож и прислонился к стене, а я, держа в руке оружие, встала напротив человека, благодаря которому появилась на свет. Могла я действительно это сделать? Я посмотрела на протянутую ко мне ладонь отца. На ту самую ладонь, что сегодня вечером дала мне пощечину. Ту самую, что была направлена на мою мать.

Но между тем этой ладонью он заплетал мне косы перед сном после того, как их помыла Клара. Эта ладонь похлопывала мою руку во время маскарада и принадлежала мужчине, который смотрел на меня как на самую яркую в небе звезду.

Я сжала дрожащими пальцами швейцарский нож, так как он чуть не выскользнул у меня из руки. Проклятье. Я не могу. Хочу, но не могу. Покачав головой, я отдала Вулфу нож.