Вулф водил кончиками пальцев по моей спине и целовал меня в висок. Я вспомнила, как он стоял на коленях перед моим отцом и говорил, что я самый важный человек в его жизни. Сердце обволокло теплым медом.

– Я знаю, что ты проснулась, – услышала я у виска его шепот и со стоном заерзала в его объятиях.

При мысли, что неделю назад эти руки касались Каролины Ивановой, к горлу снова подступила тошнота. Я приподнялась на локтях и бросила в его сторону усталый взгляд.

– Ты беременна. – Вулф посмотрел на мой живот, будто ожидал найти там выпуклость. Вновь увидев его лицо, я получила лучший подарок в жизни. Было даже абсурдно вспоминать, как я боялась его наутро после маскарада. Ведь вскоре Вулф стал тем, что я любила в себе больше всего. Я же стала ему напоминанием, что в мире есть кое-что поважнее возмездия и правосудия. Мы были созависимы друг от друга, и нам необходимо было сплести наши жизни, потому что один без другого влачил унылое существование.

Быть живым, но не жить в полную силу – ужаснейшее на свете проклятие.

– От тебя. – Для убедительности я положила ладонь на его руку.

– Знаю. – Вулф провел кончиком носа по моему и стиснул меня в объятиях, словно я была самым важным и дорогим ему человеком.

– Ты не рад? – шмыгнула я носом.

– Стать отцом? Я всегда полагал, что счастлив этому не буду. Был уверен, что жизнь заканчивается, когда начинаются родительские хлопоты. Но это было до встречи с той, с кем мне захотелось завести семью. Я не до конца уверен в своих отцовских способностях, но, к счастью, знаю, что моя жена станет лучшей матерью на планете.

Я молча обвела взглядом комнату. Сколько всего хотелось сказать, но нельзя: так можно разбить то, что еще не успело склеиться.

– А ты, Нем? Ты рада беременности?

Я выпрямилась, борясь со страхом, и торопливо заговорила, прежде чем пожалела бы о сказанном:

– Я… не уверена. Мы постоянно ссоримся. Мы установили мировой рекорд по недопониманию. И не далее как неделю назад ты переспал с другой женщиной, чтобы отомстить мне, и случилось это не единожды. На прошлой неделе я целовалась с Анджело, разозлившись из-за правды о тебе и моем отце, но дальше этого не заходила. Мы переменчивы и вероломны. Мы даже живем в разных концах дома…

– Будем жить вместе, – перебил Вулф. – Если ты этого хочешь.

– Нам нужно немного времени все обдумать.

Мне нужно немного времени вдали от него. И дело не в том, что я не люблю Вулфа. Как раз наоборот, поэтому должна принять взвешенное, разумное решение ради нашего малыша.

– И думать не о чем. Я не спал с Каролиной. Не смог. Я хотел. Боже, Немезида, я хотел вытрахать тебя из своей жизни навеки, но ты единственная женщина в ней. Это тебя я люблю. Тебя желаю. Ты наполняешь мое существование смыслом, который я хочу познавать каждый день, нежели нехотя проживать день за днем.

Я чувствовала, как по щекам текут соленые крупные слезы. Мы так хорошо научились наносить друг другу смертельные обиды. Пора положить этому конец.

– Я целовалась с другим мужчиной, – прошептала я. – Изменила тебе.

– Я прощаю тебя. – Он обхватил мое лицо своими мужественными руками. – Прости себя, и давай забудем о прошлом. Возвращайся домой, Нем.

– В номере той гостиницы ничего не было.

– А мне насрать, что там между вами происходило. Я тебе верю, но это ничего не меняет. Я хочу начать заново. Так, как подобает.

– Мне нужно время, – эти слова дались мне нелегко. Может, потому что они были нещадно искренними.

Мне нужно время, чтобы осмыслить произошедшее. Удостовериться, что это не очередной широкий жест с его стороны, о котором он забудет на следующее же утро. Мы влюбились быстро и медленно. Сильно и нежно. Всем своим естеством. Но все же оба отказывались уступать. У нас не было времени обдумать то, что между нами случилось. Мы ворвались в жизнь друг друга, но стены наши еще не пали. И нам нужно начать сначала. Нужно флиртовать. Нужно перераспределить власть, но теперь в равных долях. Нужно научиться ссориться без язвительных упреков и не убегать в объятия третьих лиц. Не волочить и не таскать друг друга по комнате, как дикие животные.

– Это я должна принять решение остаться с тобой. Ты же понимаешь?

Вулф кивнул и, пока не передумал, встал. Я знаю, каких титанических усилий ему стоило не потребовать от меня того, что он раньше считал само собой разумеющимся. Муж пошел к двери, и мне захотелось взять свои слова назад и уехать с ним. Но я не могла. Я должна стать лучше ради человечка в моем животе.

Человечка, которого я в силах спасти, как не получилось у моей матери.

Вулф замер на пороге, стоя ко мне спиной.

– Можно звонить тебе?

– Да, – выдохнула я. – Могу я тебе писать?

– Можешь. Могу я записать тебя к гинекологу?

– Да, – засмеялась я сквозь слезы и быстро их утерла.

Вулф не поворачивался взглянуть на меня. Вулф Китон был не самым великим переговорщиком, но нарушил собственные правила ради меня.

– Можно пойти с тобой? – низким голосом спросил он.

– Нужно.

Плечи Вулфа задрожали от тихого смеха, и он наконец повернулся ко мне лицом.

– Сходите со мной на свидание, миссис Китон? Не на званый ужин. Не на благотворительное мероприятие и не на официальный выход в свет. На свидание.

Господи.

О да.

– С превеликим удовольствием.

– Хорошо, – ответил Вулф и, опустив взгляд, хохотнул себе под нос.

Мне пришлось напомнить себе, что это тот же жестокий мужчина с маскарада. Тот, которого я поклялась ненавидеть всю оставшуюся жизнь. Он приподнял голову, посмотрев на меня застенчивым и вместе с тем опустошенным взглядом:

– А мне повезет на этом свидании?

Я откинулась на подушку, накрыв лицо рукой, и мой смех приглушил щелчок закрывшейся двери.

* * *

Через два дня мы впервые пришли на прием к гинекологу. Барбара, женщина лет пятидесяти, с короткими светлыми волосами, добрыми глазами и толстыми очками, провела УЗИ и показала нам малыша в моей утробе. Его маленькое сердечко отбивало барабанную дробь, как будто в рождественское утро по лестнице сбежали маленькие пяточки.

Вулф держал меня за руку и смотрел на экран так, словно мы только что открыли новую планету.

Потом мы сходили на ланч. Наш первый неформальный выход в свет как пары. Вулф пригласил меня в наш дом, и я вежливо отказалась, объяснив, что уже договорилась с Шэр и Тришей из моей учебной группы. Рассказывая ему эти новости, я пыталась спрятать улыбку, потому что с тех пор, как вернулась из Швейцарии, у меня не было друзей среди ровесников.

– Немезида, – он выгнул бровь, пока вез меня обратно в мой дом, – не успеешь опомниться, как начнешь ходить на студенческие вечеринки.

– Рано радуешься.

Вечеринки не моя тема. К тому же я привыкла к роскошным торжествам, требующим определенного дресс-кода, которому моя беременная натура не жаждала следовать. Даже в первом триместре я отдавала предпочтение свободным, удобным нарядам.

– Думаю, каждому надо хоть раз в жизни посетить студенческую вечеринку, чтобы понять, из-за чего весь сыр-бор.

– Тебя это волнует? – спросила я. Хотелось прояснить, что у него больше нет надо мной власти.

– Отнюдь. Если только твой спутник не Анджело.

Справедливая просьба, отрицать не стану. Я вытащила телефон из сумки и передала ему:

– Проверь.

– Что именно я должен проверить?

– Я удалила его номер.

Вулф остановился перед моим домом и, выключив двигатель, отдал мне телефон.

– Поверю тебе на слово. Почему ты передумала?

Я закатила глаза:

– Я влюблена в одного парня, а он вбил себе в голову, что я сбегу со своим другом детства.

Вулф кинул на меня неодобрительный взгляд:

– Он, к большому сожалению, тоже в тебя влюблен, и я понимаю его желание удержать тебя любой ценой.

После этого дня у нас с Вулфом было много свиданий.

Мы ходили в кино, в рестораны и даже в бары при отеле, но оба не пили: я из-за возраста и беременности, а он – из чувства солидарности.

Мы ели картошку фри, играли в бильярд и спорили из-за книг. Я выяснила, что мой муж – поклонник Стивена Кинга. Я же, скорее, была фанаткой Норы Робертс. Мы также заглянули в книжный магазинчик и купили друг другу книги.

Когда Вулф рассказал, как он чуть не выгнал пинками министра Хэтча, потому что у него была эрекция размером с бейсбольную биту во время моей игры на рояле, мы дико смеялись.

Звонила моя кузина Андреа. Она сказала, что подумала и пришла к выводу, что больше не может игнорировать меня только потому, что мой отец не одобряет мужа, которого сам же мне и выбрал. Сестра попросила у меня прощения.

– Куколка, я вела себя не как добропорядочная христианка. – Она щелкнула мне в ухо жвачкой. – Если так подумать, то и хорошей маникюршей я тоже не была. Зуб даю, ты зверски грызла ногти, потому что я не напоминала тебе перестать их кусать.

Я рассказала ей правду: прощение далось мне легко и, мало того, обогатило мою душу. На следующий день мы встретились за чашкой капучино, и я завалила ее вопросами о всяких новомодных штучках, о которых не терпелось узнать.

Еще через несколько дней Вулф объявил, что на выходные мы едем проведать Артемиду. Я была не в состоянии ездить верхом, но все равно получила удовольствие от ухода за ней, убедившись, что она жива и здорова.

Прошел месяц. Месяц, когда муж будил меня звонком каждое утро и желал вечером спокойной ночи. Месяц, когда мы не ссорились, не бранились, не хлопали дверьми. Месяц, когда он ничего от меня не утаивал, да и я сама не отказывала ему в просьбах, потому что он справлялся с поставленной задачей. Я позволила агентам охраны провожать меня в колледж, не нарушала протокол и даже умудрилась завести несколько друзей. Вулф надрывался на работе, но все равно ставил меня на первое место.

Я по-прежнему не носила свои кольца, потому что оставила их у него дома в ту ночь, когда он ушел на прием с Каролиной Ивановой. Но с кольцами или без них, сейчас я чувствовала себя настолько связанной с другим человеком, как никогда.