Янка Рам - Поиграйте с Женечкой

— Ты хочешь разорвать отношения? — первое, что приходит в голову при ассоциации с исходящими от него чувствами.

Я не чувствую, что он прямо «хочет», но, возможно, есть какая-то причина. И именно это вызывает такое его состояние.

Он переводит на меня взгляд и медленно качает головой.

Выдыхаю — не это! Остальное должно быть решаемо.

В порыве забираюсь к нему на колени, захватываю ладонями его лицо и впиваюсь в губы глубоким поцелуем. Тут же срывается в ответ, несдержанно, требовательно, заставляя меня просто улетать от ощущений. Я обожаю его вкус — мята, дым и еще что-то неописуемое и только его. Но сейчас еще и металлический привкус — кровь…

Притормаживаю и ласкаясь о его лицо своим, заглядываю в глаза.

Уже гораздо лучше, — оцениваю я их выражение и тот факт, что он не отводит их.

— Поехали, пообедаем? — улыбаюсь ему.

Сдержанно улыбнувшись, кивает в ответ.

Садясь на свое место, стягиваю с панели книжку «Чужак в чужой стране». Я люблю эту книгу.

— Мессия всегда обречен, — комментирую я. — Это один из социальных механизмов самосохранения — всё новое и потенциально опасное должно быть уничтожено, а только потом осмыслено.

— Толпа — животное. Инстинкт самосохранения преобладает над познанием. Новое пугает…

— Новое… Я чувствую скорее возбуждение… и страх… но страх тоже дико возбуждает! — анализирую себя я. — А тебя пугает?

— Хотел бы я сказать, что нет, но, видимо, я ближе к животным, чем ты.

— Что пугает тебя?

— ТЫ меня пугаешь, — улыбнувшись, пытается перевести он все в шутку. — Ты мой личный мессия.

— Убьешь меня?

Оставляя без ответа мой вопрос, Олег выжимает газ, и мы трогаемся.

Время идет медленно. Мы не разговариваем уже часа три. И каждая минута, словно песчинка песочных часов, падает вниз, придавливая нас своей тяжестью. Мы делаем что угодно — обедаем, гуляем, едем по каким-то делам… Тишина

Мои голосовые связки парализованы под давлением исходящих из него тяжелых чувств. Не могу говорить даже при всем желании. И он тоже не пытается.

По его блуждающему рассеянному взгляду давно понятно, что внутри него идут какие-то монологи, диалоги… Хочет что-то сказать?

Я больше не тороплю. Просто терплю то, как я себя чувствую сейчас рядом с ним. И мне уже плохо.

Я не знаю, как должно быть… Но между нами точно что-то не так. Да. И он гаснет каждый раз. Сегодня мы, наконец-то, поговорим обо всем? От этой мысли в животе сводит очередным приступом тупой боли, и я дышу глубже, чтобы хоть как-то абстрагироваться.

Мне кажется я знаю, как это исправить, но он зачем-то упрямится.

— Прогуляемся по набережной? — это первые его слова за все это время, и я вздрагиваю от неожиданности.

Кивая, я натягиваю перчатки, накидываю капюшон и выхожу из машины, снова не дожидаясь, пока он откроет мне дверь. Сегодня мне, почему-то, не хочется его галантности. Меня раздражает эта болевая субстанция между нами. И его галантность, это словно способ отвлечь от сути происходящего, завеса от истинного смысла.

Замираем, разглядывая друг друга.

Ему хочется прикоснуться — я чувствую это. Но он никогда не делает это первым. И я прикасаюсь к нему сама, как обычно, удовлетворяя эту его потребность. Протягиваю руки, поправляю его шарф, скользя костяшками по его шее. И он прикасается в ответ, делая тоже самое. Напряженно улыбаемся. Беру его под руку, кивая на мостик.

Остановившись у перил, мы облокачиваемся на них, разглядывая внизу мутные потоки и наморозь льда на серых неприветливых стенах.

Холодно.

Молчит.

Атмосфера звенит от напряжения. Выматывает.

И все меняется в одно мгновение, словно по щелчку.

Стягивая перчатку, протягивает мне руку. Тоже стягиваю, вкладывая в его горячие пальцы свои прохладные. Разворачивает меня к себе. И… Я оказываюсь у него в руках. Его губы застывают на моем виске. Это так неожиданно! Мне кажется, первый раз он обнял меня с собственной инициативы. И первый раз ТАК.

Внутри щемит, в груди пульсирует тупой болью, в глазах темнеет и подкатывает огромный ком к горлу, мешающий дышать. Это слепит и глушит.

И я неуверенно толкаю его ладонями в грудь, пытаясь отстраниться. Но он впечатывает сильнее, не позволяя.

— Женечка..

Не надо… не надо! Не надо, пожалуйста!

Держит крепко.

Дышу глубже больше не сопротивляясь. Фокус моего видения меняется обретаю тоннельный эффект. Я вижу, как дергается его кадык, в попытке глотательного движения. Закрываю глаза, пытаясь остановить приступ панической атаки.

— Женечка…

С болезненным стоном прячу лицо о него на груди. Меня выносит это. Выносит напрочь. Зачем?! Зачем он мне это говорит?!? Я знаю, что он хочет сказать!

Сжимая пальцами на его груди куртку, поднимаю на него взгляд.

— Ну, не надо так, пожалуйста! — отчаянно качает он головой. — Это же тебя ни к чему не обязывает. Я просто скажу и всё… И ты сразу забудь. Мне это нужно.

И внутренне я кричу, пытаясь заглушить его слова и эти невыносимые ощущения.

— Я люблю тебя, девочка… — до боли сдавливает меня, не позволяя отстраниться, пряча моё лицо у себя на шее. — Прости…

Всё… всё… всё! — дышу я. — Хватит. Хватит… всё…

Всё.

— Всё? — выдыхаю я.

— Всё.

— Я хочу посидеть… — шепчу ему я.

Мои колени подкашиваются.

Мы идем обратно в машину. Протягивает мне из бардачка воду, искоса поглядывая.

— Это так неприятно?

— Олег… — закрываю глаза.

— Я вижу. Прости. Не понимаю, что нашло. Куда тебя отвести?

— В общагу.

— Ангел… — Догоняю я Ревникова.

Разворот. Рассерженно смотрит на меня.

— Что было на собрании кафедры?

— Женька, ну ты чего?… — вздыхает.

— М?

— Мы же с тобой сегодня должны были допуск по вышке получать. А ты слиняла.

— Так вышло. Ты получил?

— Да.

— Ну, и уже хорошо. Что было собрании?

— По тебе все хреново.

— Ясно.

— Не дышала чтобы даже, поняла?

— Поняла.

— Ни одного конфликта. Ни одного пропуска! Сдай все вовремя и вопрос об отчислении будет снят.

— Ладно… Я постараюсь.

— Ты в общагу сегодня?

Киваю.

— Пойдем…

И мы идем. Он, не глядя на дорогу и даже уже в свой волшебный блокнот старосты, опять раскладывает мне все мои долги и косяки. И как, где и когда мне нужно появиться, что принести, какие к каждой работе требования…

— Боречка… — торможу я.

— М?

— Дай я тебя обниму?

Застывает под моими руками.

— Чой-то? — ядовито, но довольно.

— Накатило! — игриво кусаю его за шею.

Не поднимаясь к себе в комнату, сразу же иду к своим мальчишкам. Отказываясь от ужина, сажусь за пока еще свободный комп. И исчезаю…

Кто-то подходит, тискает за плечи. Наверное, Немец. Не глядя клацаю зубками на эти наглые руки.

— Не отвлекай её… — Боречка.

Руки исчезают. Потом, кто-то всовывает кусок шоколада в рот. Это, наверное, Грустный ангел. Потом, на моем столе появляются нужные мне лекции. А это уже, наверное, Веселый Ангел. Потом кофе… За окном становится давно темно. Пора уходить. Им и самим нужно многое успеть сделать.

— Мальчики я вас люблю!! — подхватываю я свои вещи и флешку.

Сбегаю.

Танюшка спит. На ее компе устанавливается винда.

Пипец…

Сажусь за лекции.

Достаю кофе в зернах, беру себе горсть и пока читаю разжевываю их. Не так давно пристрастилась к этой радости. Вкусно и бодрит!

Проходит еще пара часов. Ночь…

Нужно поспать.

Скидываю одежду, отыскивая в полумраке короткую маечку в своем шкафчике.

Информационный бум в голове не дает расслабиться и уснуть. А возможно и несколько горстей кофе тоже.

Почитать еще? Но остальные лекции в печатном варианте на флешке.

Компьютерный класс…

В конце коридора. Но, из-за нарушения режима общежития, мой аккаунт и пароль аннулированы. Да и после одиннадцати доступ туда закрыт. Доступ закрыт, а дверь открыта…

Поднимаюсь тихо с кровати, обматываясь одеялом. Беру флешку.

Мне только распечатать листов десять и все.

Выглядываю в коридор. Тишина, порядок, сумрак.

Рядом с компьютерным классом открыта дверь в комнату дежурного воспитателя.

Сегодня Алла Михайловна! И она ненавидит меня, как классового врага.

Скидываю шлепки, чтобы не шуметь.

Делаю несколько шагов по коридору. Мне кажется, что бесшумно.

— Жень…

Подпрыгиваю, оборачиваясь.

Сашка!!

— Ччч… — показываю я ему, подходя ближе и шепчу. — Дай мне, пожалуйста, свой пароль и аккаунт.

Стреляю глазами на класс.

— Зачем? Посиди за моим компом.

Почитать можно, конечно, и с компа. Но это пара часов компании Сашки. И я ничего не смогу осознать из прочитанного! Сашка убийственен в своих эмоциях. Но даже не в половину так сильно, как Аронов, — вздыхаю я.

Надо бы написать ему хоть что-нибудь… телефон разряжен… Вернусь — обязательно напишу.

— Пойдем? — кивает мне на свою дверь.

— Нет. Мне нужен принтер.

Исчезает. Нервно поглядываю на открытую дверь воспитателя. Там горит свет.

Чего ей не спится?

Возвращается с бумажкой, там логин, пароль…

— Спасибо, Саш.

Быстренько сматываюсь.

Поворачиваю ручку. Закрыто. Ну, вот приехали!

Она редко закрывает его на ночь. Но сессия приближается и народ, наверное, частенько совершает сюда ночные паломничества. Заглядываю в приоткрытую дверь ее комнаты. У входа тумбочка. На ней связка ключей. А ее кровать ровно за дверью.