Янка Рам - Поиграйте с Женечкой

— Все там!

Нетерпеливо тащит меня внутрь:

— Не подпущу никого! Расслабься.

Снег начинает валить хлопьями.

Помедлив еще секунду на крыльце, я с тяжелым сердцем иду за ним. Дурное предчувствие накрывает. Или, может, это эхо нашего с Олегом последнего разговора?

Нет… это что-то другое. Ну и пусть! Так тому и быть.

Скинув дубленку в тут же подхватившие её руки, я, не оглядываясь, иду на танцпол, полностью выгружаясь из реальности. И с первым моим шагом в толпу тут же начинает одна из любимых моих композиций, отключая мне мозг окончательно. Медленная… Но именно под медленные я люблю танцевать одна, с закрытыми глазами. И, подчиняясь тягучим, плавным аккордам, я закрываю глаза. Тело само плавно вьется, не позволяя мне вмешиваться процесс.

Танец — это как шаманский ритуал, он должен идти изнутри!

Скользя по себе руками и раскачиваясь, чувствую, как волна эндорфинов поднимается по мне, взрываясь в мозгу ощущением удовольствия.

Танец — это тоже игра… игра с музыкой… Она диктует правила, а ты служишь, выполняя все ее капризы.

Взмахнув копной волос, я ощущаю, как что-то мешает им двигаться по инерции. Я чувствую… Это не ангел… Ангел знает, что меня нельзя трогать во время медляков…

Да все знают! И судя по ударной дозе жгучих ощущений это… — раздраженно замираю, распахивая глаза.

Сашка.

И я вижу, как бросая посреди поля какую-то девушку ко мне летит мой Ангел. Тормозя за

Поздно, — отрицательно качаю я ему головой.

Не хватало только конфликта между ними. Но настрою Сашки я чувствую, он будет.

— Потанцуй со мной, — протягивает он мне руку.

Всё… Хватит.

И мне интуитивно кажется, что это как раз переходная точка нашей ситуации.

Вложив ладонь ему в руку, киваю.

Сейчас это закончится. Но мне хочется сделать это максимально мягко, красиво и подарить ему на прощание что-нибудь особенное.

Дернув за руку, тяну его на улицу. И мы выходим с ним раздетые, в темноту, под теплый снегопад. Втягиваю его в светлое пятно фонарного света.

Окна в Салярии открыты и музыка льется оттуда вместе с бликами светомузыки.

Ощущение сюрреалистичное!

Словно свет отрезал нас от всего остального мира. Качнувшись ему в объятья, я прижимаюсь губами к его скуле и, вильнув бедрами, увлекаю его в танец, под кричащую из отрытых окон музыку. Кладу ладонь на щеку, приподнимая его лицо и вынуждая смотреть вверх. Снежинки, как белые ангельские перья, кружатся над нашими лицами, а свет немного слепил глаза.

— Красиво? — шепчу я ему.

Не отвечая, он сжимает меня крепче. Я даю ему еще несколько мгновений насладиться моментом и шепчу:

— Это мой подарок тебе на прощание.

— Прощанье?! — тормозит он, сжимая меня до боли.

— Да, Саш… — киваю я, — Это всё, что я могу дать тебе, и это уже закончилось. Отпусти меня, пожалуйста. Освободи от своих чувств, эмоций.

— Нет, — напрягается он, упрямо глядя мне в глаза.

— Оцени красоту момента! Опусти! И этот момент навсегда останется у нас с тобой.

— Нет.

— У меня ничего больше нет для тебя, — пытаюсь убедить его я. — Ты делаешь мне больно своей привязанностью.

— Ну и пусть! — разъяряется он. — Пусть тебе тоже будет больно! Пусть нам обоим будет!

— Пусть будет… — обреченно киваю я. — Всё, как попросишь.

Музыка замирает, волшебство рассеивается. Только сейчас я замечаю, что почти все танцующие пары вышли вслед за нами и присоединились, танцуя за границами нашего светлого маленького мирка.

Слепящий свет от фонаря не позволяет разглядеть лица.

Пара секунд неподвижности и тишины…

К нам в круг заходит Немец.

А вот и наше «больно»… — доходит до меня мгновенно, — должок…

— Должок… — зло и ревниво усмехается он, разглядывая, как Сашкины руки сжимают мою талию.

Нет, Немец, ты неправильно понял увиденное, но это тебя не оправдывает!

— И тебе привет, раб мой! — невесело усмехаюсь я ему в ответ.

Хотите жести, мальчики? Боли, мести? Всегда, бл*ть, пожалуйста! — разрывается внутри меня что-то темное и мощное, похожее на ожог.

Оторвав от себя Сашкины руки, я подхожу к Немцу и без предисловий сминаю его губы своими, агрессивно врываясь языком ему в рот под ошеломленный вздох толпы.

Несколько секунд тишины, и дальше я чувствую себя словно на сломанной карусели. Всё ускоряется, и я отлетаю в чьи-то подхватывающие меня руки. Девчонки кричат.

Мою грудь рвет от эмоций, летающих в воздухе — азарта, агрессии и еще чего-то чуждого и сжигающего… ревности! И все это густо намешано с любопытством и ужасом толпы.

Глубоко вдыхая, я узнаю парфюм моего грустного ангела и, разворачиваясь в сжимающих крепко меня руках, пытаюсь отыскать глазами выпавших за границы света парней.

Сфокусировав взгляд на темных силуэтах, словно в замедленной съемке я вижу, как летят их кулаки в лицо друг другу, размазывая кровь.

Они дерутся молча, жестко и быстро, целясь друг другу исключительно в лицо и даже не пытаясь уходить от ударов.

— Да хватит! — не выдержав, кричит кто-то из толпы, и, словно по команде, Ревников и еще пара ребят срываются разнимать их, заваливая на снег в разные стороны.

Меня колотит.

— Зачем?! — заглядывает мне в глаза Русь, разворачивая к себе.

— Так было надо. Им обоим. Веришь?

— Дурочка.

— Уведи, бля*ть, её! — кричит ему Ревников, но уже поздно.

К нам пожаловали господа воспитатели и педагоги. Сашка с Немцем, вытирая кровь, льющуюся из рассеченных губ, бровей и разбитых носов, сидят прямо на снегу. Их лица с трудом узнаваемы. Между ними столпились старшекурсники.

— Кто зачинщик? — спрашивает кто-то из взрослых.

— Туманова! — синхронно звучит несколько женских голосов.

— Сучки… — стягивая с себя толстовку, мой грустный Ангел оборачивает меня в свою теплоту и заботу.

Да… Девочки, за исключением моей соседки, которая знает меня ближе, на дух меня не переносят. Я не виню их за это. Я понимаю за что. Лучшие мальчики курса — все в моей свите, и как церберы опекают меня, спасая из любых ситуаций. Зависть — такая вещь… Ну и еще, конечно, я, при необходимости, та еще сука!

Я успокаивающе обнимаю в ответ моего Грустного.

Толпа старшекурсников отступает в сторону, с сожалением открывая ребят — дежурный воспитатель обращается к ним.

— Все зачинщики будут отчислены с нашего факультета. Спрошу еще раз: кто зачинщики?

— Я и Туманова…

— Сука! — срывается на него Немец, и они снова сцепляются, вываливая друг друга в крови и снегу.

Пока ребята разнимают дерущихся, часть девчонок подлетает к воспитателю, убеждая его, что провокатор — я, а мальчишек нужно оставить. Они просто сэмоционировали и…

Логично! — усмехаюсь я. — Всё так и есть.

— Надо разобраться в ситуации! — психует Ревников, врываясь в толпу девчонок.

— Да что тут разбирать? Тут документы надо забирать — да, Туманова?

— В общем, так! — присаживаясь на край своего стола Александр Владимирович, нервно настукивает по нему пальцами. — Ты мне объясняешь, какого… — проглатывает он пару матов, — …случилось, а я пытаюсь что-нибудь сделать для тебя.

— Так было надо, — пожимаю я плечами. — Воспитательный процесс.

— Конкретнее, Туманова, конкретнее! — злится он, переходя на рычание. — Я должен знать, за что борюсь!

Объясняться я не собираюсь. Это просто выше моих сил! Но за что он борется, объяснить ему я могу без проблем.

— Ну, уж если по-честному, то лично Вы, Александр Владимирович, боретесь за удовольствие наблюдать за моим забавным интеллектуальным и асоциальным неадекватом, — присаживаюсь нему на стол, втыкая один каблук в столешницу и немного разводя бедра. — Не без сексуального контента, конечно.

— Туманова!!! — рявкает он, покрываясь пятнами. — Слезь, б**ть, с моего стола!

— А не надо кричать! — улыбаюсь я. — Мы с Вами оба умные взрослые люди. И всё понимаем. Я кормлю — Вы кушаете. Нам обоим в кайф! — натягиваю повыше и так короткую юбку и с выражением рассматриваю его эрекцию, отлично выделяющуюся сквозь брюки. — Не надо тут из себя ангела бескорыстного строить. Я Вас и плохим мальчиком ценю.

Подскочив, он открывает рот для гневной тирады, но, безнадежно взмахнув руками, вылетает из кабинета. Его нет минут уже двадцать, но я знаю, что он вернется сейчас. И знаю, что он сделает всё возможное и невозможное, чтобы я осталась.

Возвращается он раз он вымотанным и выжатым. Падает на своё кресло.

Встаю напротив него у стены.

Ну? — закусываю я губу.

— Первое: с сегодняшнего дня моим приказом ты выселена из общежития и больше не имеешь право оставаться там после отбоя. Второе: моим приказом ты переведена на заочную форму обучения, но имеешь право посещать занятия и сдавать все экзамены вместе со своим потоком. К весне я попробую тебя восстановить.

Выдерживает паузу.

До меня доходит, что это…

— Это фактически незаконно, так как нарушает регламент обучения. Цени, Туманова, и молись, чтобы НИКТО не стукнул наверх! — заканчивает он вставая на ноги.

— Б**ть… — стекаю я по стене, понимая, что только выиграла от этой практически матовой ситуации, и тут же подскочив на ноги, бросаюсь ему на шею, целуя в щеку. — Вы самый, самый самый!!!

В шоке от моего жеста он застывает, позволяя вытворять с ним всё, что мне хочется, а мне ХОЧЕТСЯ! И я, хихикая, на пару секунд прижимаюсь к его губам, проходясь по ним языком. И пока он никак не успел среагировать, вылетаю из кабинета.

ДАААА!!!