— Я все понимаю, Фредди, — сказала Джейн, обняв ее.

— Мне было девять лет, когда она на старом маленьком «Мотыльке» совершила перелет в Австралию, а теперь, когда мне почти двадцать один, Эми погибла, перелетая на надежном двухмоторном самолете из Блэкпула в Кидлингтон. Ей было всего тридцать восемь. Невозможно поверить. Как это могло случиться?

— Вероятно, мы никогда этого не узнаем. Пойдем, Фредди. Давай поиграем в карты. Кто выиграет, тот платит за ужин, — быстро сказала Джейн.

— Если бы это не случилось над водой… если бы не такая ледяная вода…

— Никаких «если», крошка. От самой Эми зависело, лететь или нет. Она могла остаться в Блэкпуле. Каждый из нас стоит перед выбором в любой момент полета. Мы можем приземлиться, если погода испортится, и переждать на земле, пока прояснится. Ты это знаешь, и она это знала. Вчера она приняла решение — лететь. Почти все решили этого не делать. Этот маршрут проходит над сушей. Мы обе летали по нему десятки раз. Она летела высоко, над облаками, Фредди, и сбилась. Иначе она не оказалась бы над водой. Нам не следует летать так высоко, никогда. Погода погодой, но это еще и характер; он сыграл свою роль, дорогая моя.

— Характер, — задумчиво повторила Фредди.

— У каждой из нас свой характер, и он проявляется во время полета.

Фредди оглядела комнату, где собрались женщины-летчицы. Ее взгляд задержался на Уинифред Кроссли, которая тоже занималась высшим пилотажем, на Розмари Рииз, балерине, открывшей новые воздушные трассы, на Габриэл Паттерсон, которая, имея семью и детей, стала инструктором по пилотированию еще в 1935 году. Джоан Хьюз начала летать с пятнадцати лет и была не старше их с Джейн. Марджи Фэйруэзер, дочь лорда Рансимана, сестра генерального директора Британской компании трансокеанских воздушных сообщений и жена пилота вспомогательной авиации. Эти замечательные и самые известные в мире женщины-пилоты обладали разными характерами. К каждому полету любая из них подходила с отвагой и осторожностью, азартом и строгим соблюдением правил. Кто из них вылетел бы из Блэкпула вчера? Скорее всего, ни одна… или одна… ну, может, две. Этого не угадаешь.

Фредди повернулась к Джейн.

— Я начинаю понимать, почему ты была старостой в своей ужасной школе, независимо от того, проводились там соревнования или нет.

— Мы будем играть в карты, или ты хочешь подлизываться ко мне?

— Давай поиграем. Судя по восходу, сегодня нам тоже вряд ли удастся полетать. Я никогда не рассказывала тебе о восходах в Калифорнии? Мы видим их там каждый день, веришь? Даже зимой. Ты знаешь, что Англия находится на той же широте, что и Лабрадор? Странное место для жизни.

— Еще слово — и я выберу себе другую соседку по комнате.


Вечеринку в тот вечер отменили. Фредди, Джейн и еще несколько человек собрались в местном пабе Хатвилда, выпили по рюмке в память об Эми Джонсон и по промерзшим улицам темного города вернулись к месту ночлега.


Девятое и десятое января 1941 года были у Фредди и Джейн, согласно расписанию, выходными днями. Первый раз со времени их знакомства Фредди приняла предложение Джейн поехать в гости к ее семье, которая владела поместьем в графстве Кент. Поместье «Лонбридж Грейндж» принадлежало отцу Джейн, лорду Джералду Генри Уилмоту, и ее матери, леди Пенелопе Джулии Лонбридж, урожденной Фортескье.

Девушки были в теплых шинелях, надетых поверх ладно сидящей строгой форменной одежды мужского покроя: темно-синих брюк и такого же цвета кителя. На кителе было четыре застегнутых на пуговицы кармана: два нагрудных и два больших внизу, под ремнем с медной пряжкой. Над правым нагрудным карманом толстыми золотыми нитками были вышиты «крылышки». На плечах — две лейтенантские нашивки, пошире и поуже, а у Фредди еще нашивка на рукаве, красно-бело-голубая, свидетельствующая о том, что она американка. Под кителями были голубые форменные рубашки с черными мужскими галстуками. Из-за холода Фредди и Джейн решили надеть слаксы и летные бутсы, которые, строго говоря, полагалось носить только на аэродроме. Каждая из девушек захватила с собой форменную юбку, черные туфли и чулки — официальную одежду, которую они обязаны были носить в свободное от полетов время. Обе лихо надвинули на лоб фуражки.

Лететь они решили на одном из самолетов «Энсон», служивших пилотам авиатакси: они доставляли летчиков к самолетам, которые надо было перегонять, а по окончании миссии — назад. И Фредди, и Джейн периодически пилотировали «Энсоны», вмещавшие пятнадцать пилотов с парашютами. Потеря хотя бы одного «Энсона» стала бы катастрофой, поэтому управлять ими доверяли самым опытным пилотам.

После непродолжительного полета они вскоре приземлились на аэродроме в Кенте, где их встретила на машине мать Джейн. Для этого визита, давно запланированного, она сохранила положенную ей норму бензина.

Леди Пенелопа обняла дочь и протянула было руку Фредди, но вдруг решительно обняла и ее.

— Я так рада видеть тебя, дорогая. Джейн постоянно пишет о тебе. Кажется, она попала под хорошее влияние, — сказала красивая рыжеватая женщина, бросив украдкой на дочь взгляд, полный гордости.

— Вообще-то это Джейн хорошо влияет на меня, — усмехнулась Фредди.

— Чепуха! Это невозможно. Мы знаем нашу Джейн. Она неисправима… хотя иногда бывает очень мила. Садитесь поскорей в машину, пока не окоченели, мы должны успеть к обеду.

Она вела машину быстро и уверенно, объезжая воронки от бомб, упавших на заснеженные теперь поля во время массированных бомбардировок.

— Я уверена, что они на самом деле целились не в нас. Разве мы представляем опасность? Но наш дом находится прямо под воздушной трассой между Лондоном и портами Ла-Манша. Такая досада… После одного из налетов обвалилась штукатурка в гостиной… Теннисный корт был разрушен прошлой осенью, когда на него упала зажигательная бомба. А как надоели эти неразорвавшиеся бомбы: ведь они до сих пор остаются на дороге, ведущей в деревню. Очень надеюсь, что кто-нибудь вспомнит о них и обезвредит их до того, как растает снег. Такая глупость! Однако из-за этого я не забываю проверять маскировку: света не должно быть видно.

— Этим занимаешься ты?

— Конечно, Джейн. Я не могу рассчитывать ни на кого больше. Твой бедный отец ничего не видит в темноте, хотя и пытается. Правда, Смол — наш новый садовник, которому семьдесят пять, — довольно ловкий. В свободное время он делает «Коктейль Молотова» на случай, если будет нападение. У нас уже накопилось довольно много этих бутылок с горючей смесью. Я ему говорю, что угроза вторжения уже миновала — правда ведь, Джейн? — но он будто не слышит. — Обернувшись, она взглянула на Фредди. — Джейн писала нам, что твои родители сейчас в Лондоне, наверное, им там несладко приходится?

— Да нет, пока ничего. Приходится терпеть неудобства, и страшновато, но это главные трудности. Я навещала их. В конце улицы, на которой они живут, разбомбили дом, но все остальное у них в порядке.

— Кажется, твой отец приехал по призыву де Голля?

— Он уехал из Лос-Анджелеса, как только услышал выступление де Голля по радио из Лондона в 1940 году, и примкнул здесь к «Свободной Франции». Он работает с Густавом Мотэ и группой журналистов, выпускающих газету «Франция». А мама водит «скорую помощь»… В этот уик-энд она дежурит.

— Браво! — сказала леди Пенелопа, ничего не спросив о Дельфине. Джейн писала ей, что никто из членов семьи не знает о ней с тех пор, как оккупирован Париж. Миновав маленькую деревню, они подъехали к большим воротам и остановились.

— Ну, мои дорогие, добро пожаловать! Мы приехали.

Леди Пенелопа въехала на длинную дубовую аллею, в конце которой стоял дом, словно выросший из снежного сугроба, — так тесно окружали его голые, но красиво подстриженные деревья и все еще зеленая тисовая живая изгородь. Дом был наполовину деревянным. Его толстые стены были сделаны из крепких дубовых бревен и светлого кирпича — строительных материалов этого края с известковой почвой и лесистыми холмами. Никто не мог сосчитать, на каких уровнях располагались крыши в «Лонбридж Грейндж», сколько разных стилей использовано в черепичных и кирпичных фронтонах. Асимметричные окна были застеклены крошечными квадратиками, многие из них от старости стали бледно-лиловыми. Очистив штукатурку в самой маленькой кладовой, где леди Пенелопа решила сделать ремонт, рабочие обнаружили две монеты 1460 года. Время щадило «Грейндж», сохраняя то, что больше всего радовало глаз.

В поместье было пять флигелей, построенных в разные годы и отражавших судьбы семьи. Смешение стилей придавало оригинальность и привлекательность этому старинному аристократическому гнезду. Войдя в «Грейндж», Фредди почувствовала себя так, будто оказалась в приветливом благоуханном лесу. Все дверные проемы были украшены сосновыми ветками; они лежали на всех каминах, а в гостиной висела веточка белой омелы, напоминая о Рождестве. Собаки, приветствуя вошедших, лаяли и прыгали.

Джейн Лонбридж была второй по старшинству из семерых детей. Два ее младших брата учились в школе далеко от дома. Три младшие сестренки — девятилетние близнецы и семилетняя любимица семьи — ходили в местную школу, но сегодня по случаю приезда Джейн и Фредди остались дома. Застенчиво пожав руку Фредди, они тут же облепили Джейн, чуть не сбив ее с ног.

— Пойдемте. Обед ждет нас на кухне, — пригласила леди Пенелопа, глядя на свое скачущее потомство и собак так, словно недоумевала, откуда они все взялись.

— На кухню, мамочка? — удивленно спросила Джейн.

— Это самое теплое место, дорогая. Я закрыла большую часть дома и не хожу туда. Когда мы победим, придется черт знает сколько убирать там, но всему свое время.


Почти весь день Джейн и Фредди играли с девочками, радуясь их вниманию. Потом Фредди пошла в отведенную ей комнату, чтобы прилечь до ужина. Она закрыла светомаскировочные занавески, вскоре уснула и проспала почти час, с наслаждением ощущая, что почти совсем согрелась. Целых пять часов наслаждения комфортом… или уже пять с половиной?