– Из Турции, – набравшись храбрости, ответил он.

– Из Турции?

Салим кивнул.

– Так ты турок? Хм… И зачем ты сюда приехал?

– Я хочу учиться, – честно ответил Салим.

– Учиться? А что, в Турции ты не можешь учиться?

Г. достал из-под блокнота листочек и подтолкнул к Салиму.

– Читай.

Салим узнал турецкий шрифт – буквы такие же, как в английском, но с завитушками, напоминавшими дари.

Он выучил некоторые разговорные фразы, но знал, что если попытается читать, то будет страшно путаться. Его загнали в угол. Он облизал губы.

– Мистер, пожалуйста, можно воды?

Полицейский кивнул и поднялся.

– Воды? Конечно.

Он вышел и принес бумажный стаканчик, на дне которого плескалось совсем немного воды, только чтобы смочить губы. Приняв стаканчик, Салим почувствовал, что надежды на милосердие нет. Он посмотрел на листок и начал произносить слова уверенно, как только мог. Закончив, он поднял глаза на полицейского.

– Переведи, пожалуйста, – спокойно сказал Г., доставая пачку сигарет из кармана. Он постоянно прикуривал новую сигарету.

Салим оцепенел: он понял, что с ним играют. Горло его сжалось, он начал чаще дышать. Полицейский ждал ответа.

– Ты не из Турции, – спокойно сказал он наконец, глядя, как Салим ерзает на стуле. – Спрашиваю еще раз: откуда ты?

Он очень отчетливо произнес каждое слово, чтобы вопрос и его важность были понятны.

– Из Афганистана, – сдался Салим.

– А-а, из Афганистана. Как ты сюда добрался?

– Из Турции.

– На лодке?

– Нет, – помотал головой Салим, – на самолете.

– Без паспорта?

– У меня есть паспорт, но мой друг… Паспорт у него.

– Давно ты здесь?

– Неделю, – неуверенно сказал Салим.

Ему казалось, что чем больший срок он назовет, тем больше рассердится этот человек.

– Ты хочешь остаться в Греции?

Салим отрицательно покачал головой.

– А куда ты хочешь поехать?

– В Англию.

– В Англию… – Полицейский обдумал этот ответ, прежде чем спрашивать дальше. – Сколько тебе лет?

– Пятнадцать.

Если признаться, что ему семнадцать, он уже не будет считаться несовершеннолетним и его могут отправить в Афганистан.

– Пятнадцать? – Мужчина поверил этому так же мало, как и остальным ответам Салима.

– Да.

Вспоминая, какой мрак они оставили за спиной, уезжая из Кабула, Салим убеждал себя, что даже у самого жестокого полицейского смягчится сердце и его, одинокого подростка, пожалеют. Г. снова вышел и вернулся с банкой газировки – дети во многих странах любили этот апельсиновый вкус. Открыв банку, полицейский подтолкнул ее к Салиму, а сам подкурил новую сигарету.

– Плохи твои дела, – просто сказал он.

Салим смотрел на него. Спорить он не мог.

– Если ты не расскажешь правду, станет только хуже.

Здесь, вдали от семьи, Салиму нечего было терять. Измученному и отчаявшемуся, ему показалось, что тон у полицейского стал мягче, как если бы отец делал выговор сыну. Салим отхлебнул большой глоток из баночки. Тепловатая жидкость покалывала рот пузырьками и окутывала горло сладостью. Тихое шипение только что открытой газировки успокаивало.

– Я расскажу вам, – едва слышно начал Салим, – я расскажу вам свою историю.

Г. откинулся на спинку стула, глубоко затянулся сигаретным дымом и кивнул, а Салим погрузился в ночь своего прошлого – страшную, словно ад.

Салим33

– Жди здесь. Доктор сейчас придет.

Дымище вышел. Доктор? После бессонной ночи у Салима путались мысли. Сосредоточиться удавалось с трудом.

Через час в помещение вошел мужчина с медицинским саквояжем из рыжей кожи, одетый в рубашку и брюки. Перекинутый через руку белый халат свисал почти до пола. Доктор был плотного телосложения. Казалось, пуговицы на его рубашке вот-вот разойдутся. Круглое лицо обрамляли уныло обвисшие щеки. Он напоминал русского героя мультфильма, который Салим смотрел когда-то на видеокассете с черного рынка.

Входя, доктор что-то пробормотал. Он бросил халат и саквояж на стол и достал стетоскоп, крошечный фонарик и пару резиновых перчаток. Затем сел на стул полицейского Г. и жестом подозвал Салима. Тот медленно подошел.

Доктор смерил его взглядом, поднялся и начал осмотр. Он светил фонариком Салиму в покрасневшие глаза и пересохший рот. Потом махнул рукой, чтобы он снял футболку. Поднимая руки, тот чувствовал собственный запах застарелого пота, но доктора это, похоже, не смущало. Поднеся к груди Салима стетоскоп, он слушал, а подросток тупо смотрел в землю. Внимательно разглядев его подмышки, доктор снова опустился на стул и постучал пальцем по пуговице джинсов.

– Снимай, – сказал он.

Кровь бросилась Салиму в лицо.

– Нет! – выпалил он, отступая на несколько шагов, чтобы между ним и доктором оказался стол.

– Сними, – устало вздохнул доктор, – я должен посмотреть.

Он взглянул на часы, потом выжидающе воззрился на Салима. Тот стоял, скрестив руки, от гнева у него даже мурашки побежали по коже. Доктор несколько секунд терпел, барабаня пальцами по столу, но скоро его выражение лица стало серьезным. Сверля Салима взглядом, он очень твердо сказал:

– Снимай. Немедленно.

По его тону Салим понял, что ему не отвертеться. Он почувствовал себя маленьким и одиноким как никогда. Перед тем как подчиниться, он сделал несколько глубоких вдохов. Заплетающиеся от волнения пальцы еле справились с пуговицей и молнией, но наконец он спустил джинсы до колен. Трусы болтались на нем, прикрывая бедра. Салим смотрел в потолок.

– Снимай. – Доктор коснулся резинки его трусов и начал натягивать перчатки.

Салима бросило в жар. Да чего же хочет этот доктор?!

Он слышал собственное горьковатое зловонное дыхание, и ему хотелось вытолкнуть из своего тела унижение вместе с этим воздухом. Он спустил трусы до колен. Доктор, пристроив на носу очки, заинтересованно уставился ему в пах. Потом извлек из саквояжа сантиметровую ленту. Салим с раннего детства не раздевался догола перед кем бы то ни было. Он еле сдерживался, чтобы не двинуть любопытного доктора кулаком по очкам, – в то же время ему хотелось свернуться в клубочек и завыть. Но прежде чем он успел что-то сделать, осмотр закончился.

– Все. – Взмахом руки доктор позволил Салиму натянуть одежду и принялся что-то строчить в блокнотике. – Проблемы со здоровьем есть?

– Нет, никаких проблем, – ответил Салим, поспешно застегивая джинсы.

– А сколько тебе лет?

Снова этот вопрос… Салим сообразил, что доктор приходил именно для того, чтобы это выяснить. И поэтому он так внимательно смотрел ему между ногами – это место больше всего изменилось за последние несколько лет.

– Пятнадцать, – буркнул Салим.

– Хм…

Доктор на миг задержал взгляд на его лице, написал что-то еще, собрал свои инструменты, подхватил белый халат и вышел, не сказав больше ни слова.

Оставшись один, Салим принялся мерить комнату шагами. От усталости он злился еще больше. Он крикнул, и звук отразился от стены. Тогда он закричал снова, на этот раз громче. Потом коснулся стены лбом и ладонями и ощутил холодок. Стена была реальной. Более реальной, чем что-либо еще. Он уперся правой рукой в стену, на этот раз сильнее.

Салим снова и снова бил ладонью по холодной стене, все более неистово, а в голове крутились события последних суток. Вот он выходит из ломбарда и полицейский хватает его за локоть; вот ему в лицо пускают дым, а врач разглядывает его гениталии внимательнее, чем когда-то пограничники смотрели документы его семьи; вот мадар-джан в отчаянии мечется по гостинице или разыскивает его на улице… Вот Самира, напуганная и немая… Вот отец наблюдает за ним и осуждающе качает головой… Вот крошечная грудка Азиза с трудом приподнимается… Эти образы мелькали перед глазами Салима, будто шквал падающих ракет, осыпая осколками его плечи и голову, но бежать было некуда, он ничего не мог сделать.

Теперь Салим, плачущий и охваченный злобой, колотил по стене уже обеими руками и не заметил, как за спиной открылась дверь.

– Эй, полегче!

Полицейский Г. положил руку ему на плечо. В уголке его рта, прилипнув к нижней губе, еле держалась сигарета.

– Спятил?

Салим отвернулся и сполз на пол. Эта вспышка измучила его. Он не ел со вчерашнего дня. Полицейский, словно прочитав его мысли, вышел, а после вернулся, держа тарелку с кусочками курицы и хлебцем.

– Поешь.

Салим дышал уже не так тяжело, хотя ладони пульсировали болью. Раздавленный, он повернулся к столу, уставился в тарелку и принялся жевать один кусок за другим, не чувствуя вкуса. Полицейский наблюдал за ним, словно за экспонатом в стеклянной банке. Увлекательное зрелище для тюремщика!

Салим съел все, не поднимая глаз и не промолвив ни слова. Он думал о том, что если прекратится урчание в животе, то, может быть, удастся найти выход из этой ямы. Найти способ вернуться к матери.

Салим34

Двое турецких полицейских вытаращились на лодку, набитую беженцами. Вместе с дюжиной других задержанных нелегалов Салима погрузили в нее, словно скот, и привезли обратно в Измир. Турецкие власти были не в восторге, но не могли отказаться принять их. Беженцев всегда возвращали в предыдущую страну, и разбираться с ними приходилось там. Это служило источником неослабевающего напряжения между греками и турками, и они не давали друг другу спуску.

Салим видел, как греки ухмылялись, высаживая пленников на турецкий берег и передавая документы. Полицейские перекинулись едва ли несколькими словами, но выражения их лиц передавали все.

«Мы избавились от проблем. А вы получите и распишитесь», – читалось на лицах греческих офицеров.

«Спасибо за доставку», – взглядами саркастично отвечали им турецкие коллеги и вымещали свое раздражение на беженцах, хватая их за плечи и толкая к фургону, ожидавшему в порту.