Родом из городка Лиона, что во Франции, она была привезена в гарем османского султана сорок с лишним лет назад двенадцатилетней девчонкой: некрасивой, но с "золотыми" руками, доставшимися ей в наследство от отца куафера. Другая бы на ее месте давно бы отчаялась, ведь ей с такой внешностью и мечтать не приходилось попасться на глаза султану и стать одной из фавориток, но Сесиль, превратившаяся в гареме в Сельджан не унывала, она смогла найти применение своему таланту совсем иным способом: шедевры парикмахерского искусства, что она создавала, очень скоро стали притчей во языцех в каждом уголке султанского дворца. Не прошло и нескольких месяцев, как не только все фаворитки, но и высокородные султанши стали, в буквальном смысле, биться не на жизнь, а на смерть, ради умелицы, способной превращать их в писанных красавиц, сводящих с ума всякого, кто имел неосторожность их увидеть.

Сегодня, Сельджан — калфе была доверена особая миссия, превратить княжну Фарах из неуклюжего подростка в красавицу-невесту любимого племянника султана, который два года назад получив высокую должность при дворе стал принимать участие в собраниях Дивана и звался теперь — Эрдем-паша.

Те приготовления, что длились уже несколько месяцев, обещали одно: свадьба будет грандиозной. Ожидался приезд более пятисот высокопоставленных гостей со всех уголков мира, специально для которых в султанском саду были установлены десятки шатров со столами, ломящимися от обилия изысканных блюд и напитков. Не только собратья-мусульмане, но и представители христианских и иудейских миссий, которых в Стамбуле было великое множество, могли в этот день поприсутствовать на столь знаменательном событии и насладиться великолепной музыкой и танцами, акробатическими трюками и жонглированием пылающими мечами. Каждый гость на свадьбе мог найти развлечение по собственному вкусу, ну, а самые смелые, по желанию, могли испытать собственные силы и принять участие в состязаниях по матраку или "масляной" борьбе — гюреш.

Специально к свадьбе, было заказано и пошито огромное количество нарядов, отчего все местные портные и портнихи именуемые — терзи, валились с ног от усталости пытаясь успеть закончить работу в срок.

Платье, что было сейчас на мне, было, пожалуй, самым красивым, которое я когда-либо видела. Сшитое из ярко-алого шелка и щедро покрытое искусной вышивкой и кружевом, оно без сомнения было достойным самой султанши. Сотни мелких рубинов и алмазов украшали лиф одежды ослепительно сверкая всякий раз, как на них попадал свет. По османской традиции, голову невесты принято было украшать драгоценной короной и полупрозрачным покрывалом, которое снимет жених перед брачным ложем, но в моем случае, было решено отойти от этого образа. Тяжелые, длиной до середины бедер волосы, Сельджан — калфа собрала высоко на макушке в виде короны, выпустив на висках несколько прядей, с помощью горячих щипцов красиво завив их концы. Идеи с тиарой или диадемой, были отметены сразу же и единогласно, их место заняли шпильки, инкрустированные алмазами, как маленькие капельки росы, сверкающие в волосах. Уши, шею и запястья украшали присланные Эрдемом подарки, а вот пальцы… тут, мне пришлось дать настоящий бой, но в итоге настоять на том, чтобы не надевать ни единого кольца, кроме одного единственного, которое я, в данную минуту задумчиво вертела в руке.

Странно… я почти не помнила лица человека, давшего его мне, так как вследствие своей опрометчивой прогулки четыре года назад, я свалилась с тяжелейшей пневмонией, находясь в буквальном смысле между жизнью и смертью. Больше месяца лучшие врачи империи делали все возможное, чтобы справиться с недугом, и, наконец, болезнь отступила.

Исхудавшая, превратившаяся в тень той непоседы, что была раньше, я, казалось, уже никогда не стану прежней. Страшные сцены убийств, мертвые тела и кровь… много крови на ослепительно белом снегу — один и тот же сон снился мне каждую ночь, где всегда одна, я брожу по пустым улочкам в поисках того, кто все время от меня ускользает. Кричу изо всех сил, зову, но все напрасно. Но однажды, мне удалось его увидеть. Скользя и падая, вымокшая до нитки и превозмогая боль я смогла дотянуться до него, а затем услышала: " Фарах. Фарах"

С величайшим трудом мне удалось разлепить глаза, и первое же, что сразу же бросилось в глаза, когда густая пелена сошла — было сильно похудевшее и осунувшееся лицо Эрдема. Как оказалось, все то время, что я болела, он практически не покидал моей комнаты, со страхом и надеждой молясь о моем скорейшем выздоровлении.

Само собой разумеется, что ругать меня за самоуправство никто не стал, тем более после того, как я объяснила Эрдему что искала его для того, чтобы попросить прощения, а вовсе не из желания огорчить еще больше. Его сияющая улыбка была именно тем, что было необходимо в тот момент. Она давала мне силы, надежду, и веру в то, что все будет хорошо.

Решив, что все произошедшее было лишь плодом моего разыгравшегося воображения и следствием болезни, я была глубоко удивлена в тот момент, когда Эрдем протянул мне кольцо: квадратный изумруд в обрамлении бриллиантов. Само кольцо было скорее мужское, нежели женское, и внутри имело гравировку английскими буквами: "Блейкни. Рейвенхерст".

Я понятия не имела что означали те слова, а потому на вопросы Эрдема о кольце ответила, что — это мамин подарок, единственное, что осталось на память о ее английской родне. Кажется, мои объяснения жениха вполне удовлетворили, так как мы больше никогда не возвращались к этой теме.

Как только я немного окрепла, меня вновь перевезли в дом тетушки Нилюфер, где я смогла окончательно прийти в себя и продолжить заброшенные занятия. Это оказалось весьма предусмотрительным, так как буквально через несколько месяцев было объявлено о новом военном походе, в котором впервые предстояло принять участие и Эрдему. Отсутствовавший больше года, он вместе с султанским войском победоносно вернулся домой, сумев заслужить славу на поле боя.

Радуясь, как сумасшедшая, я повисла на шее у своего возмужавшего мужа-жениха едва он переступил порог дома, в котором я по-прежнему жила. Раскрыв рот от удивления, я восхищенно слушала его рассказы о местах, в которых ему довелось побывать, о трудностях похода и о том, как в решающем бою ему удалось спасти жизнь султану прикрыв его, словно щитом, своим собственным телом.

Распахнув кафтан, он с гордостью продемонстрировал затянувшийся шрам с левой стороны немного пониже сердца, объяснив, что, если бы нападающий чуть-чуть промахнулся, он был бы уже мертв.

Это было ужасно. При одной только мысли о том, что с моим Эрдемом может произойти что-то плохое, мне стало невероятно плохо. Прижавшись к нему крепко-крепко, я поцеловала его в щеку, только сейчас сообразив, как же он все-таки возмужал. Усы и небольшая бородка, что он успел отрастить в походе, очень ему шли, придавая бравый и лихой вид. Рядом с ним, я интуитивно чувствовала себя в полной безопасности, не боясь никого и ничего.

Брат больше не приезжал. Из писем матери, было известно, что Джабир все чаще удаляется из дворца и все более замыкается в себе. Более всего, его Валиде удручал тот факт, что ни одна из его наложниц так и не смогла от него понести, что грозило обернуться невообразимой катастрофой для его будущего правления. Его гарем продолжал постоянно пополняться, а наложницам единокровных братьев было велено принимать специальные составы, чтобы не дай Аллах, случайно не забеременеть, ибо всех их в этом случае ждала неминуемая гибель.

Меня та жизнь уже мало волновала, так как помимо матери и отца, там не было ни единой по-настоящему любящей меня души. Вся моя жизнь и дальнейшая судьба, были неразрывно связаны с Эрдемом, с которым спустя пять месяцев, нам вновь пришлось расстаться. В этот раз, ему поручено было во главе большого войска подавить мятежи, вспыхнувшие у восточных границ. Блестяще справившись с возложенной на него миссией, Эрдем, как настоящий герой с почестями вернулся в столицу, где султан самолично пожаловал ему кафтан со своего плеча и титул паши, позволяющий принимать участие в обсуждении государственных дел на заседаниях Дивана.

И вот теперь, когда подаренный султаном дворец был окончательно достроен, а благодаря Эрдему угрожающие покою государства мятежи были подавлены, было объявлено о предстоящей свадьбе.

К сожалению, мои родители не могли присутствовать на столь знаменательном для меня событии: хан не должен был покидать пределов своего государства, на трон которого мог позариться любой враг, ну а мама, ни за чтобы не оставила своего возлюбленного одного из опасения, что во время ее отсутствия, Зейнаб ханым не упустит возможности подослать к нему более молодую и красивую наложницу.

Ко дню свадьбы, большинство моих сестер были выданы замуж за беков и успели подарить своим мужьям кто сыновей, кто дочерей. Тем не менее, несмотря на это, они так и не смогли простить мне того, что самый желанный жених предпочел им меня, и потому ни разу за эти годы не поинтересовались тем, как я живу, и уж тем более не удосужились приехать на мое торжество.

— Простите, госпожа, — раздался над головой голос Сельджан — калфы, отвлекший меня от не слишком приятных воспоминаний, — пора.

Пора. О, всевышний, со всеми этими приготовлениями, я и сама не заметила, как наступил вечер. Приняв еще днем традиционное омовение с использованием специальных ароматических масел и благовоний, наряженная в прекрасные одежды и украшения, я, по-прежнему вертя в руках изумрудный перстень, поднялась. "Раз, два… три" — сделав глубокий вдох, я решительно надела кольцо на указательный палец правой руки и не оглядываясь вышла из покоев для того, чтобы в сопровождении целой армии слуг сесть в ожидающую карету, которая в мгновение ока должна была доставить в мой новый дом.

К этому времени, как мне объяснили, нетерпеливый жених также должен был принять омовение и ждать меня в своих покоях, где должна была официально пройти наша первая брачная ночь.