— Ну, конечно же, ты уже не птенчик, сестра, — почувствовав мое настроение, Джабир сделал то, что делал всегда, когда мной овладевала тоска, принялся надо мной подшучивать, — ты выросла и превратилась во взрослую ворону, под весом которой прогнулись несчастные ветки. Спускайся вниз, пока не свалилась и не переломала себе кости.

— Сам, ты, ворона, — шутливо ответила я. Потянувшись, я сломала небольшой сучок и прицелившись метнула его в Джабира.

К сожалению, я немного не рассчитала броска, и потеряв равновесие, как и предсказывал брат, с воплем полетела вниз.

Крепко зажмурившись, я приготовилась испытать мучительную боль от соприкосновения с землей, но ее не последовало. Вместо этого, я, как по волшебству, очутилась в объятиях успевшего подхватить меня Джабира, отделавшись лишь легким испугом. Прижатая к могучей и твердой как камень груди, за которой мощно билось сердце, я распахнула глаза и взглянула на брата.

Он, казалось, был поражен не меньше меня. Странное выражение похожее на испуг, появилось на его лице. Глаза расширились и потемнели, ноздри трепетали в то время, как взгляд его скользил по моему лицу спускаясь к шее и слегка открывшейся полоске груди. Его, сжимающие меня руки дрожали так сильно, что я почувствовала это даже через одежду.

— Джабир, что с тобой? Ты дрожишь и…

Кажется, мой голос привел его в чувство. Мига оказалось достаточно, чтобы он овладел собой и взял чувства под контроль. Напряжение в его взгляде исчезло, уступив место насмешке:

— Дрожу? Прости птенчик, я был не прав, ты — не ворона. Ты выросла и превратилась… в корову. И, если, ты немедленно не слезешь с меня, то я не только задрожу, но и упаду в обморок от неподъемной тяжести.

Ну вот, острый на язык Джабир снова вернулся, прогоняя из памяти моменты, когда внушал мне страх. Плевать на насмешки, таким брат нравился мне гораздо больше, и был куда роднее, чем все остальные вместе взятые.

Не в силах справиться с внезапным порывом, я по-прежнему прижатая к его груди, обхватила его за шею и крепко обняла, прошептав ему на ухо:

— Я скучала по тебе, братик.

Он вздрогнул, и отстранившись поспешил спустить меня на землю:

— И я скучал, сестра. Никогда больше не оставляй меня одного.

— Никогда.

— Обещаешь? — тон брата был так серьезен, что я просто не посмела отшутиться, а просто ответила:

— Клянусь.

О, Всевышний. Сколько же чистого, ничем не замутненного счастья засветилось в его улыбке, которой он одарил меня в ответ. Неужели он так одинок? Кстати, на счет одиночества…

— Джабир, — я обеими руками сжала его ладонь, — мне нужно тебе кое-что сказать. Это насчет твоей мамы…

Улыбка померкла. Сморщив лоб так, словно у него заболела голова, Джабир жестом попросил меня не продолжать. Я понимала, как болезненна для него эта тема, но считала своим долгом поделиться с ним своими соображениями несмотря ни на что. Встав на цыпочки, я потянулась к его лицу и заставила вновь взглянуть на себя:

— Брат, пожалуйста, выслушай меня. Это очень важно.

Положив руки поверх моих ладошек, он тем самым прижал их к своим щекам. Сколько нежности было в этом его простом жесте. Прикрыв глаза, он глубоко вздохнул и ответил неожиданно охрипшим голосом:

— Прости. Мне очень жаль, что она пыталась причинить тебе вред. Клянусь, что…

— Постой, Джабир. Ты не понял. Мы с мамой абсолютно уверены, что ее вины в покушении нет. Не знаю, как это доказать, так как ничего не видела, но точно знаю, что умная Зейнаб ханым никогда не посмела бы так сглупить и подставиться перед ханом и всеми остальными. Что-то тут не так, я уверена.

Тонкая морщинка пролегла между бровями Джабира, в ответ на мои слова, он о чем-то раздумывал. Но вот, он еще крепче сжал мои руки и прошептал:

— Спасибо. Спасибо, что готова дать шанс тем, кто этого вовсе не заслуживает, но, ты права. Я совсем недавно был у нее, и она умоляла выслушать ее, клялась, что невиновна. Если это так, и за покушением стоит другой человек, выходит, ты все еще в опасности?

Беспокойство в его голосе меня обрадовало. Было приятно осознавать, что кому-то ты небезразлична.

— Об этом-то я и толкую. Если вины госпожи Зейнаб нет, мы просто обязаны вытащить ее из зиндана прежде, чем убийца постарается напасть на меня повторно.

— Пойдем, — с каменным выражением лица, Джабир отнял мои руки от своего лица и велел следовать за собой.

* * * * *

Наргиз была смертельно напугана. Никогда прежде, ей не доводилось видеть господина в таком состоянии. Те жестокие вещи, что он говорил… у нее не оставалось ни малейшего сомнения в том, что он в состоянии исполнить угрозы, которые обрушил на ее голову в саду, если она проговорится… Она была уже на полпути к отведенной ей комнате, когда внезапно появившаяся мысль заставила ее остановиться. Господин что-то говорил о врагах и о том, что они постараются навредить ему… но кто они? С кем он враждует? Возможно, если ей удастся узнать тайны, которые он скрывает, она получит действенное оружие, благодаря которому сможет управлять им так, как ей угодно. А для этого…

Молниеносно приняв решение, она свернула влево и спустилась по винтовой лестнице на площадку, ведущую на мужскую половину, к покоям Джабира, двери в которые денно и нощно охраняли два дюжих охранника с саблями наперевес. При приближении наложницы они преградили путь и велели возвращаться к себе.

Другая на ее месте наверняка бы растерялась и отправилась восвояси, но только не Наргиз. Предвидящая подобное, она расплакалась, умоляя ее впустить, так как не далее, как прошлой ночью она потеряла в покоях господина сережку — его подарок, и что ханзаде очень разозлится если не увидит ее на ней. Девушка так слезно просила, так скорбно заламывала руки, что один из охранников втайне восхищающийся ее красотой не устоял, и позволил ей войти.

Времени практически не было, Джабир в любой момент мог войти. Обшарив постель, а также сундуки и полки, она так и не смогла найти ничего подозрительного, когда взгляд ее упал на бирюзовый ларец, стоявший в изголовье кровати. Этот шедевр ювелирного искусства уже давно возбуждал ее любопытство, заставляя гадать о том, что может быть внутри, и сейчас, она собиралась воспользоваться подвернувшейся возможностью и заглянуть внутрь.

Ларец оказался запертым на замок. Вертя его в руках и так и сяк, девушка пыталась прикинуть чем бы его можно было открыть. Она вытащила из ножен на поясе крошечный, но очень острый кинжал, тот самый, которым совсем недавно зарезала помощницу своей благодетельницы, о чем совершенно не переживала, ибо не среагируй она вовремя, та убила бы ее саму.

Наргиз уже было всунула острие в скважинку, когда внезапно увидела на туалетном столике, рядом с кувшином для умывания тонкую цепочку с маленьким ключиком, которую не раз видела на шее господина. Видимо во время умывания он снял украшение, а потом что-то его отвлекло, и он забыл надеть его обратно. Только очень сильный душевный подъем мог заставить всегда внимательного к мелочам ханзаде позабыть об осторожности и оставить украшение на видном месте.

Углядев в происходящем божий промысел, Наргиз не мешкая схватила ключ, и вставив его в замочную скважину трижды повернула вправо. Раздался щелчок, и шкатулка открылась.

Подняв крышку ларца, Наргиз была разочарована, кроме одного свернутого листка бумаги, в ней не было ничего. Не надеясь увидеть ничего интересного для себя, девушка машинально развернула пергамент, когда внезапно поняла, что держит в своих руках.

С чуть пожелтевшего от времени куска бумаги, на нее, как живая смотрела княжна Фарах, но не такая, какая она сейчас, задумчивая и серьезная, а жизнерадостная и счастливая. Это было заметно и по блеску ее больших блестящих глаз и по лукавой улыбке, дрожащей в уголках губ, готовых в любой момент растянуться до ушей.

О, Всевышний. Кто бы ни был тот, кто ее рисовал, он наверняка был влюблен в юную красавицу, так как любовь сквозила в каждой черточке, каждой световой тени, которыми он подчеркнул прекрасный лик ханской дочери.

Но тот, кто прятал этот портрет от посторонних глаз, был влюблен гораздо сильнее.

Догадываясь какое грозное оружие получила в руки, довольно улыбающаяся Наргиз спрятала листок под одеждами и, заперев шкатулку и вернув ключ на прежнее место, спешно покинула покои господина.

Стражники будут молчать, и никто не узнает, что она была внутри, так как случись что, в первую очередь полетят их головы за то, что пренебрегли своими обязанностями и пропустили постороннего в покои ханзаде.

Ну, а что касается Джабира… ха, то и он будет молчать, потому что посмей он признаться в том, что хранил у себя портрет сестры, голову отрубят уже ему.

Наргиз едва успела удалиться от покоев своего господина, когда услышала рой голосов внизу. Проворно спустившись, она присоединилась к собравшимся возле центральных дверей обитательницам гарема, что-то бурно обсуждающим между собой.

— Что случилось? — дернув за рукав одну из бикеч, надменно спросила Наргиз.

— Ох, это вы, госпожа? Вы разве не слышали новость?

Будучи не в курсе никаких новостей, Наргиз ничего не оставалось, как покачать головой:

— Новость? Ты о чем?

— Хан милостиво соизволил выслушать Зейнаб ханым, которая готова рассказать о том, что на самом деле произошло в день прибытия юной госпожи. Ее сейчас проведут к хану…о, а вот и она, глядите.

Не ожидающая подобного, Наргиз окаменела. В эту самую минуту, она отчетливо почувствовала дуновение смерти на своей щеке, потому что как только женщина заговорит, можно не сомневаться, что ее, Наргиз, предадут смерти.

Повернувшись в сторону, в которую указывала рабыня, она, словно во сне наблюдала за тем, как двое стражников под руки ведут грозную правительницу, при упоминании одного лишь имени которой еще совсем недавно дрожал от страха весь гарем. Прямо перед ней, не глядя по сторонам гордо вышагивал сам наследник, держащий за руку свою сестру… Сестру?