Скрутив наследника по рукам и ногам, они грубо поволокли его в покои хана, который и так уже был потревожен в связи с тем, что к нему доставили истекающую кровью женщину, которая перед тем как испустить последний вздох, обвинила его старшего сына в сговоре с врагами и нападением на нее саму.

Выслушав Мурада и получив подтверждение его словам от стражников, хан тяжело поднялся с ложа, на котором до этого сидел. Подойдя к сыну, которого с силой удерживали на коленях четыре человека, хан, не удержавшись, плюнул прямо в горящее вызовом лицо.

— Я отрекаюсь от тебя, о выкормыш змеи, и лично попрошу шейх-уль-ислама даровать фетву на твою казнь. Как только будет получено разрешение, тебя по нашим законам прилюдно задушат. Жаль. Я лично бы отрезал кусок за куском твоей гнилой плоти за те чудовищные преступления, которые ты совершил против своей семьи и народа. Будь ты проклят, нечестивец.

Дав знак увести преступника прочь, хан, оставшись один, тяжело опустился на расписной ковер, и впервые в своей жизни заплакал.

ГЛАВА 24

Мамины руки… Есть ли на свете уголок подобный этому, способный одновременно и успокоить, и приободрить, вселяя надежду на то, что светлый день прогонит ночной кошмар и жизнь наконец наладится?

Прежде, я считала, что обнимающие крепко-крепко мамины руки, могут все… но, как же я заблуждалась…

Ужас, что поселился в моем сердце и оставил отметины в виде синяков и кровоподтеков на моем теле никуда не проходил. Ни двухчасовая душистая ванна с притираниями и расслабляющими ароматическими маслами, ни материнские объятия, в которых я, чувствуя себя маленькой всем миром обиженной девочкой прорыдала несколько часов кряду, мне не помогли. Перекошенное от противоестественных чувств лицо брата, склонившееся надо мной, его руки на моем теле и губы на моем лице… все это было грязно, мерзко, отвратительно.

Близился рассвет и всего через каких-нибудь пару-тройку часов Джабира публично казнят, так как по словам всюду сующей свой нос Марал, недавно прискакал гонец от шейх-уль-ислама привезший фетву.

Было ли мне жаль? Да, и очень. Я жалела о том времени, когда мы, будучи детьми, проводили все свободное время вместе. Жалела и о том дне, когда решила промолчать и не рассказывать отцу о том, что произошло накануне моей помолвки. Жалела…

Внезапная мысль, подобно искре вспыхнувшая в голове, заставила меня подскочить на месте и выбежать из покоев, не обращая внимания на оклики бросившихся вслед за мной служанок. Я должна была успеть. Прежде, чем брата казнят, я должна была задать ему давно мучавший меня вопрос, зародившийся еще тогда, когда из дома Нилюфер-хатун пропал тот злополучный портрет.

Задыхаясь от бега, минуя стражников, безуспешно пытающихся меня остановить, я сбежала по ступенькам темницы и остановилась напротив камеры, за которой, как зверь в клетке носился брат. Обернувшись на шум, он в два шага преодолел расстояние до решетки и вцепившись в прутья обратил на меня пылающий взор:

— Ты пришла…

Его жадный взгляд пробежался по моему покрасневшему от слез лицу, распухшим и посиневшим губам и спустился по шее вниз туда, где в небольшом вырезе виднелись оставленные им багровые отметины.

Даже надежно запертый за железной клеткой, одной ногой почти в могиле, он не переставал внушать мне животный страх, и будь у меня иная возможность поговорить с ним через некоторое время, когда буду более готова к разговору нежели сейчас, я бы непременно это сделала, но, к сожалению, другого раза уже не будет. Скоро прозвучит призыв к утренней молитве, сразу же после которой, специально обученные глухонемые палачи публично приведут приказ государя в исполнение, а значит нужно решаться именно сейчас. Зажмурившись чтобы собраться с силами, я попыталась представить то, что могло дать мне сил и добавить мужества для дальнейшего разговора, и к своему крайнему удивлению, как наяву увидела внимательные зеленые глаза на красивом мужественном лице, которое с ободряющей полуулыбкой взирало на меня. Эта улыбка словно говорила мне: "Не бойся, все будет хорошо" — и я действительно почувствовала, как непонятно откуда взявшаяся уверенность наполняет меня изнутри. Страх, как по волшебству стал отступать, забирая с собой нервный озноб сотрясающий тело.

Чувствуя неведомую поддержку, я открыла глаза и мужественно заглянула брату в лицо:

— Да, я пришла.

— Жалеешь, что стала причиной моей гибели? — сардоническая, совершенно неуместная в подобных обстоятельствах улыбка, искривила его черты превратившись в оскал.

— Жалею, что не рассказала обо всем раньше. Так, я бы избавила себя от того горя и унижения, через которые по твоей вине мне пришлось пройти.

— Кровожадная маленькая сестренка… я всегда знал, что мы с тобой — идеальная пара.

— Ошибаешься, братец. Мы с тобой не пара, и никогда ею не станем. Хочешь знать почему?

— Почему же? — Джабира, похоже, забавлял наш разговор, что было странным учитывая, что жить ему оставалось совсем чуть-чуть.

— Потому что в отличие от тебя, брат, я не убийца. Знаешь, что не давало мне покоя, со дня моей несостоявшейся свадьбы? Нет, думаю, не знаешь. Так вот, виновных в смерти Эрдема так и не нашли, никто и понятия не имел о том, кому мог помешать столь добрый и славный человек, как он. И, я внезапно вспомнила, что, когда всего лишь на пару мгновений выглянула из кареты и оглядела собравшуюся толпу, мне на какой-то краткий миг показалось, что я заметила в толпе знакомое лицо. Тогда, события заставили меня позабыть о нелепом предположении, но теперь… теперь я практически уверена в том, что видела там тебя.

О, этот смех. Если бы в руках у меня в эту самую минуту оказался бы кинжал, я бы не раздумывая воткнула бы его прямо в черное сердце бывшего наследника.

— Уверена?

— Уверена. И, теперь, когда ты вот-вот предстанешь перед Создателем, я хочу, чтобы ты наконец признался. Ты убил моего мужа?

Он приоткрыл рот и я, вся, превратившись в слух стараясь не пропустить не единого слова подалась вперед, когда шум борьбы снаружи, привлек мое внимание. Раздался хруст, и тело одного из стражников скатилось по лестнице прямо к моим ногам.

Крик вырвавшийся из груди был жестоким образом подавлен протянувшимися сквозь прутья руками брата, грубо зажавшим мне рот.

— Тихо. Не смей кричать, — его горячее дыхание обдало мое ухо, посылая мурашки по всему телу. — Не заставляй меня делать то, чего мне бы не хотелось.

Будь я мужчиной, воином, то несомненно предпочла бы безучастию немедленную смерть, но я была всего лишь подростком, слабым беззащитным существом, страшившимся физической боли и мучений, которые мог причинить мне тот, кто стал моим врагом, а потому единственное что мне оставалось, сцепив зубы наблюдать за тем, как в темницу ворвались переодетые дворцовыми стражниками вооруженные люди, в считанные минуты, освободившие от цепей моего мучителя.

— Вот видишь, любимая, как все просто, — по-прежнему зажимая мне рот, он приблизился к самому моему лицу, — будущий государь должен быть дальновидным и уметь вовремя заручиться поддержкой своих подданных, готовых на все ради спасения его жизни.

Свободной рукой, Джабир крепко обхватил меня за талию и крепко прижал к своему словно высеченному из камня телу. Дав знак людям ждать его наверху, он развернул меня к себе и прижав телом к прутьям решетки больно упершимся мне в спину, прошептал:

— К сожалению, я должен сейчас уйти, но знай, что я вернусь. Я приду за тобой, где бы они не пытались тебя спрятать. Ты принадлежишь мне, и я убью каждого, кто осмелится приблизиться к тебе. Плевать на трон. Я увезу тебя так далеко, где нас никто не найдет и где мы, отринув глупые предрассудки сможем начать жизнь с чистого листа как муж и жена.

— Ммм, — возмущенно мыча, я попыталась вырваться чтобы ответить, что предпочту смерть позору и бесчестью, когда он, удивительно нежно поцеловав в висок, нажал на какую-то точку на моей шее, отчего я немедленно потеряла сознание…

— Прости, любимая, — одинокая слеза скатилась по щеке Джабира, когда он бережно положил бесчувственное тело на земляной пол камеры.

Жаль, что забрать ее сейчас с собой не представлялось возможным, а разлука, была подобна мучительной смерти. Но, ничего, осталось совсем недолго. Как только он приведет в исполнение годами планируемый замысел, их уже никто и ничто не разлучит.

Бросив последний взгляд на лежащую сестру, ханзаде утер рукавом слезу — единственное проявление его слабости, и стремительно поднялся по ступеням наружу. Отцовский дом, что едва не превратился в его могилу, больше не заслуживал ни его внимания, ни снисхождения, как и те, кто в нем находился.

Охраняемый со всех сторон преданными людьми, бесшумно убирающими с его пути одного за другим дворцовых стражников, Джабир преодолел последний рубеж в виде задних ворот и поспешил в горы.

ГЛАВА 25

— Немыслимо, — в третий раз за последние несколько минут воскликнул отец.

Сцепив руки за спиной, он уже по десятому кругу мерил шагами тронный зал, куда ни свет, ни заря вызвал весь совет. Вина за то, что столько времени под самым носом советников созревал столь дерзкий заговор, а они и в ус не дули, целиком и полностью была на них, и они прекрасно осознавали, что ничего хорошего ждать от разгневанного правителя им не стоит. Срочно было поручено провести расследование, которое к всеобщему ужасу показало, что заговор против ханского престола зрел в голове наследника уже очень давно, что объяснялось тем, как быстро люди Джабира смогли подготовиться и вызволить из неволи своего предводителя.

Нам, женщинам, присутствовать на совете строго-настрого запрещалось, а потому приходилось ограничиваться лишь теми новостями, которые удавалось подслушать особо ретивым слугам, отирающимся возле дверей и старающимися из всех сил не пропустить ни слова, что позволило бы нам понять, чего ожидать в ближайшее время.