Впрочем, о планах отца мне удалось узнать раньше остальных, так как сразу же после жесточайшего разноса, устроенного нерадивым чиновникам, когда отец приговорил троих из семи к смерти, он пожелал меня видеть и срочно вызвал пред свои ясные очи.

Поспешившая на зов родителя, я застыла на пороге — хана было не узнать. Словно от невыносимой головной боли, он сорвал с головы украшенный редчайшими драгоценными камнями и перьями тюрбан, и с отвращением отбросил в сторону. Подумать только, всего за одну ночь, виски отца резко побелели, резко контрастируя теперь с остальными, черными как смоль волосами.

Не в силах сдержать подступивших слез, я бросилась к нему и спрятала лицо у него на груди:

— Отец. Мне так жаль.

Он крепко прижал меня к себе, упираясь подбородком мне в макушку. Дурные предчувствия не давали покоя с тех самых пор, как я увидела его такого беспомощного расхаживающего перед ханским троном — одним из атрибутов его власти.

Мы оба молчали, каждый подбирал слова и не зная с чего начать, ждал, что первым заговорит другой. Наконец, я не выдержала:

— Отец, я так виновата. Мне нужно было рассказать тебе о своих подозрениях еще тогда, перед самым отъездом в Стамбул, но я так боялась, что могу ошибаться и навлечь кару на невинного человека, брата, что попросту…

— Нет, родная, — перебил меня отец, как в детстве успокаивающе гладя по голове, — это я виноват. Я должен был быть более внимательным к тому, кому собирался доверить престол. Столько лет греть на груди змею, и не знать о том, что она отравляет своим ядом все вокруг… Зейнаб тоже исчезла. Слуги говорят, что она растворилась в воздухе, мол только что была тут, а потом пропала. Суеверные идиоты. Как можно быть настолько глупыми? Я велел прочесать все потайные ходы, но пока безрезультатно, видимо ведьма подалась в горы, к сыну. Глупцы. Как только мои люди определят их местонахождение, судьбе этих негодяев не позавидует ни одна смертная душа. Я велю обезглавить Джабира, как обычного предателя, а трон передам рассудительному Мураду, который, уверен, меня не подведет.

Да, передать власть Мураду было мудрым решением. Брат был не по годам рассудительным, и никогда сгоряча не бросался в бой подобно старшему Джабиру, настоящему сорвиголове.

— Ты прав, государь, из Мурада выйдет настоящий правитель Гызылдага, который следуя сложившимся традициям будет приближать друзей и сторониться врагов.

Одобрительно кивнув, отец поцеловал меня в лоб и чуть отстранив внимательно заглянул в глаза:

— Кстати, о друзьях… После недавнего разговора с твоей матерью и в связи с последними случившимися событиями, должен тебя предупредить, что отправил гонца к Ибрагиму-паше с просьбой подыскать тебе достойного жениха среди османской знати, который сможет оказать нам необходимую поддержку в защите границ и борьбе с общим врагом, к которому с недавних пор присоединился и твой отступник-брат. Зная Джабира, нам следует готовиться к худшему, а значит брак должен быть заключен в самое ближайшее время.

Брак… Перед глазами возникло улыбающееся лицо Эрдема, таким, каким я его запомнила… Его смерть была на моей совести, ибо я уверена, что это было делом рук брата поклявшегося, что не позволит ни единому мужчине обладать мной. Что, если подобная участь будет ожидать и нового супруга? Мне очень хотелось рассказать о своих сомнениях отцу, но увидев на его уставшем лице робкую надежду на то, что все благополучно завершится, не решилась делиться страхами, молясь в душе о том, чтобы все наши беды исчезли и в прекрасный Гызылдаг снова вернулись мир, гармония и процветание.

Почтительно склонившись и поцеловав в знак смирения руку родителя, я попросила позволения удалиться чтобы распорядиться о подготовке к предстоящему бракосочетанию сама не знаю с кем.

Чудом, мне, никогда не отличающейся дисциплинированным поведением и железной выдержкой, до конца дня удалось сохранить невозмутимый вид и ни разу не выдать собственных страхов окружающим, в отличие от меня пребывающих в панике.

События последних дней не могли не волновать обитательниц гарема, так как стараниями Зейнаб ханым, большую часть их составляли наложницы Джабира. Оставшиеся без покровителя девушки, прежде задирающие перед остальными товарками носы, теперь вынуждены были испуганно жаться по углам, куда периодически загоняли их те, над кем они прежде издевались. Да, власть в корне поменялась, и те, кто до последнего момента хранили верность опальной госпоже, теперь, боясь за свое будущее, все как один спешили присягнуть моей матери, которая, нужно отдать ей должное, будучи дочерью джентльмена, никогда не позволяла себе оскорбить тех, кто служил ей, всегда поощряя их усердие добрыми словами и щедрыми подарками.

Весть о грядущей помолвке распространилась со скоростью ветра, и мне весь день пришлось выслушивать искренние и не очень поздравления и пожелания счастья, любви, и всех прочих благ. И, только поздним вечером, оставшись одна в своей опочивальне, я, испытывающая озноб несмотря на жару, закутавшись до ушей в теплую накидку, смогла расслабиться и предаться невеселым думам о том, что произойдет после того, как я, подобно жертвенному агнцу буду принесена на алтарь власти и стану женой совершенно незнакомого мне человека, и который в отличие от молодого, доброго и красивого Эрдема, мог оказаться старым, жестоким и уродливым тираном.

Хотя… о чем это я, ведь если верить пророчеству, увиденному мной в зеркале… О, Аллах. Что же должно случиться, чтобы я оказалась в месте подобно тому, что я видела в отражении?

Так, промучившись полночи, я с трудом начала забываться сном, когда меня до беспамятства напугала влетевшая без предупреждения в покои Марал, и пока я собиралась с мыслями и пыталась понять причину ее странного поведения, бесцеремонно схватила меня за руку и прямо в ночных одеждах потащила за собой.

— Ты с ума сошла? Что за дерзость? — не выдержав, возле одного из очередных поворотов прошипела я.

— Госпожа, не гневайтесь, умоляю. Клянусь, что немного позже все объясню, но сейчас, вам нужно самой увидеть кое-что собственными глазами.

Мы пробежали еще немного, и завернув за очередной угол, оказались в одном из темных пустынных коридоров, ведущих в давно закрытое крыло, соединенное с "кошмаром" каждого жителя Гызылдага — Восточной башней, где раньше содержали больных проказой жителей ханства. И, хотя со времени последнего случая возникновения этой страшной болезни прошло довольно много времени и вход в крыло по приказу моего деда был наглухо замурован, до сих пор бытовали легенды, что в давно пустующих помещениях башни обитают души тех, кто годами заживо гнил там, проклиная здоровых и веселых обитателей "Гюльбахче", чей смех иногда доносился до их ушей.

Невольно поежившись от страха испытываемого к этому месту с самого детства, я, словно боясь, что призраки смогут меня услышать, прошептала:

— Марал, здесь находиться нельзя, уйдем отсюда скорее…

Но девушка меня будто не слышала. Поднося по очереди к каждой стене прихваченный по дороге факел, она, выпустив мою руку, самым внимательным образом изучала каждый выступ, каждый кирпич в кладке. Наблюдая за ее странными действиями, я, поежившись от очередной волны мурашек, пробежавших по спине, заявила:

— Если тебе нечем заняться в столь поздний час, можешь пересчитать каждый камень во дворце, но только без меня. Я возвращаюсь к себе.

— Госпожа, умоляю, дайте мне еще немного времени… Я уверена, это должно быть где-то здесь…

— Что "это"? Объясни толком, что мы с тобой здесь делаем или я велю тебя выпороть.

Марал была очень верной и преданной наперсницей, но иногда, как на пример сейчас, она меня просто выводила из себя своими ребусами и загадками, которые я чувствовала, были мне не по зубам.

Увидев, что я не шучу, девушка подошла ко мне совсем близко и будто опасаясь, что в этом безлюдном месте нас кто-нибудь может услышать, еле слышно произнесла:

— Госпожа, можете считать меня сумасшедшей, но я абсолютно уверена, что совсем недавно видела, как по этому коридору прошла Зейнаб ханым. Услышав мои шаги, она прижалась к одной из этих стен… и словно растворилась в воздухе…

— Зейнаб ханым? Ты уверена? — сон как рукой сняло, когда я вспомнила о той, что столько лет управляла этим дворцом и наверняка знала все его тайны.

Теперь уже и я, поддавшись настроению служанки, принялась ощупывать каждый камень надеясь найти мучащую нас разгадку, но, прошло много времени, послышалось пение муэдзина, призывающего с высокого минарета народ к утренней молитве, а мы так и не смогли продвинуться в наших поисках ни на шаг.

Вдалеке послышались голоса слуг. Не желая быть застигнутыми здесь в столь ранний час, да еще и в таком виде, мы, вместе с Марал поспешили обратно, твердо вознамерившись вернуться уже следующей ночью. Однако ни в ту ночь, ни в последующую за ней, нам так и не удалось найти ни единого подтверждения словам служанки.

Тем временем обстановка в ханстве накалялась день ото дня. Почти ежечасно поступали депеши с разных уголков государства, в которых говорилось о волнениях на соседствующей с Персией границе.

Как цепные псы, сторонники Джабира, словно получившие долгожданную команду "фас" поднимали головы и оказывали активное сопротивление ханским войскам, пытающимся подавить мятеж и стабилизировать ситуацию в государстве. Им было наплевать, что в результате их атак страдают в первую очередь мирные жители. Чтобы расчистить себе путь, мятежники сжигали целые деревеньки, ничуть не интересуясь судьбой несчастных, кого оставили без родителей и детей, без крова и средств к существованию.

Жизнь в гареме застыла. Прожив относительно спокойный день, мы все молились лишь о том, чтобы Всевышний позволил нам дожить до следующего, и потому, когда десять суток спустя мы получили ответ от всесильного османского визиря, то возрадовались все. В своем письме Ибрагим-паша сообщал, что выбрал для княжны Фарах подходящего мужа, который в ближайшие дни приедет в Гызылдаг просить ее руки.