Плевать. Теперь, когда скоро перед ней откроются все двери, она сама сможет выбирать себе самых красивых и страстных любовников, которые помогут ей компенсировать холодность мужа.

Она продолжала следить глазами за до омерзения счастливым, нежно воркующим с ребенком Райтоном, когда внезапно поняла, что он обращается к ней:

— Несмотря на то, что речь шла о наследнике, я освобождаю тебя от дальнейших обязанностей передо мной и Лайлой. Можешь…

— Что? Ты назвал дочь Лайлой даже не посоветовавшись со мной? — возмутилась Мирабель.

На самом деле ей было абсолютно наплевать какое имя он подобрал для своего отпрыска, она не собиралась тратить на него ни времени, ни сил, ее бесила холодность Райтона, и она не могла удержаться от того, чтобы в лишний раз его не уколоть.

— Абсолютно верно. Мне жаль, что ты до сих пор еще этого не поняла. У тебя есть две недели чтобы прийти в себя и собрать свои вещи. После установленного срока, твое пребывание в Рейвенхерсте будет невозможным, — это были последние слова, что она услышала от Райтона. Все последующие дни она ни разу не видела ни его, ни дочери, которую в тот же день передали кормилице поселившейся в другом крыле.

За день до отъезда ее навестил управляющий, который передал ей пухлый конверт с деньгами на обустройство и подробными инструкциями от хозяина. На все ее вопросы он отвечал четко и лаконично заранее заготовленные ответы. Слугам было велено снести в ожидающий экипаж вещи баронессы еще до того, как она соизволит проснуться.

Сев в карету, Мирабель бросила прощальный взгляд на великолепную усадьбу, в которой могла быть настоящей хозяйкой, успей она выйти замуж за недалекого Родни. Кто же знал, что в тот роковой вечер, он, решивший подышать свежим воздухом, застанет ее в объятиях своего лучшего друга прямо возле диких зарослей, где обычно никого в это время не было. Исполненный гнева он бросился в сторону дома, чтобы поставить в известность гостей и родителей невесты о том, что свадьба отменяется, когда испугавшийся огласки и последующим за ним позором его друг Тони, неожиданно вытащил из сапога пистолет и выстрелил ему в голову.

Выстрел, оказавшийся смертельным, перечеркнул все ее далеко идущие планы. В ужасе от совершенного, ненавидя и себя и Мирабель соблазнившую и заманившую его в ловушку, Тони в спешке бежал, бросив любовницу возле окровавленного тела. Ей пришлось призвать на помощь весь свой актерский талант, чтобы изобразить ужас и страдания перед теми, кто сейчас с факелами в руках бежал на звуки выстрела. Быстро приведя себя в порядок, она, заламывая руки и заливаясь слезами склонилась над остывающим телом, всем видом демонстрируя нечеловеческое горе.

Разумеется, никому и в голову не пришло обвинить в смерти барона его безутешную невесту. Каждый старался выказать ей помощь и участие, которыми она бессовестно пользовалась несколько лет, пока не встретила Райтона.

Райтон…

Откинув занавеску, молодая женщина бросила прощальный взгляд на поместье, когда заметила на высоком холме одинокого всадника, взглядом провожающего ее карету. Она помахала ему рукой рассчитывая, что он хотя бы напоследок ответит ей тем же, но Райтон развернул коня и в тот же миг исчез из поля видимости.

Откинувшись назад, Мирабель чертыхнулась к глубокому ужасу сопровождающей ее горничной и велела кучеру гнать во весь дух.

ГЛАВА 6

— Отец, — едва переступив порог я бросилась на грудь отца, еще не успевшего разоблачиться с дороги. Спрятанная под кафтаном кольчуга, неприятно звякнула, когда я постаралась обхватить его покрепче. Это мне напомнило не только сегодняшние кровавые события, но и то, что даже правители несмотря на многочисленную охрану не могут чувствовать себя в полной безопасности вынужденные носить под роскошными одеждами металлическую сетку, призванную уберечь их от летящей стрелы наемника или что еще хуже — предателя.

Отец был не в духе. Впервые он не обнял меня в ответ, ограничившись тем, что погладил меня по голове и коротко сказал:

— Не сейчас, Фарах, я очень устал. Возвращайся в свои покои.

Но мне не хотелось никуда идти. Я знала, как несправедливо поступил отец с Джабиром не соизволив выслушать его оправданий. Желал он этого или нет, но я должна была объяснить, что произошло, пусть даже мне и влетело бы за самоуправство.

По-прежнему не выпуская отца, я упрямо замотала головой:

— Отец, мне очень нужно вам кое-что рассказать, и боюсь отложить разговор на потом не получится.

— Фарах. Я сказал не сейчас, — впервые хан повысил на меня голос.

Это был уже не отец, а гордый правитель своих земель. Но если он надеялся, что я испугаюсь и подобно другим сестрам в слезах убегу в комнату, то очень сильно ошибался. Он сам всегда учил нас бороться за то, во что веришь и отстаивать справедливость до конца, так пусть теперь не осуждает за то, что мне придется сделать.

— Государь, — я разжала объятия и смиренно склонив голову, опустилась перед ним на колени, как рабыня, но не как дочь, — клянусь Всевышним, что Джабир ни в чем не провинился перед вами, и если вам нужно кого-то наказать, то накажите меня за то, что, не спросившись отправилась на поиски лани, которую по приказу Гюльназ желавшей досадить мне, вывели за ворота дворца.

— Фарах, доченька, немедленно встань.

— Нет, отец, я останусь на полу до тех пор, пока ты не выслушаешь меня до конца, — упрямо покачав головой я оттолкнула руки отца, пытающиеся меня поднять и была несказанно удивлена, когда увидела его на полу рядом с собой.

— Упрямая, как ишак. И, в кого ты такая уродилась? — притянув меня к себе, он крепко обнял, пряча смешок в моих растрепавшихся волосах. — Хотя нет, знаю, упрямство тебе досталось от меня, а вот хитрость — это уже от матери, — уже открыто улыбнулся он, и глаза его потеплели, — та тоже знает, как вить из меня веревки.

Как же я любила эту его улыбку. Она всегда смягчала суровые черты его лица, отчего оно становилось для меня самым прекрасным на земле.

Я по привычке потянулась к лучикам-морщинкам в уголках глаз, когда, вспомнив зачем я здесь, резко опустила руку.

Ожидавший ласки отец дернулся как от удара. Боль промелькнула по его лицу и исчезла так быстро, что я решила мне это почудилось.

Вздохнув, отец взял меня за подбородок и заставил взглянуть на себя:

— Хорошо, я выслушаю тебя, но при одном условии.

Обрадованная, я закивала головой готовая на все:

— Конечно, отец, все что угодно.

— Ты больше никогда и не перед кем не склонишь головы, поняла? Ты — дочь могущественного хана, в жилах которого течет кровь великих государей и полководцев. Борись, умри если нет иного выхода, но никогда не склоняй головы.

Как каленым железом каждое слово отпечатывалось в моей голове. Упав в родные объятия, я и сама толком не понимая почему разрыдалась.

Выходила я от отца с чувством облегчения. Не таясь и не пытаясь приуменьшить свою вину, я поведала все, как было на самом деле. Ни один мускул не дрогнул на лице повелителя, за все то время, что я говорила, единственное, что выдавало его внутреннюю борьбу — это маленькая вздувшаяся вена на виске, которая пульсировала с бешеной скоростью.

Он ни разу не перебил меня, дав возможность довести рассказ до конца, и лишь тогда, когда я замолчала, ласково погладил по голове и велел идти в свои покои, не волнуясь ни о чем. На этот раз, я спорить с ним не стала. С чувством выполненного долга я возвращалась на женскую половину, не подозревая какая гроза разразится вскоре.

Не желавший пугать меня отец, едва дождавшись моего ухода, дал выход собственному гневу. В срочном порядке были проведены расследования и все те, кто оказался причастен к исчезновению лани были наказаны. Мои сестры получили строгое предупреждение, лишившись возможности присутствовать на предстоящем грандиозном празднике, посвященному двухсотлетию правления нашей династии. Зейнаб-хатун, которая вместо того, чтобы наказать виновных и организовать поиски моей любимицы предпочла взять их сторону, правитель предостерег от ошибок в будущем, которые могли привести к тому, что она может лишиться всех своих привилегий и будет сослана в "Обитель слез" — небольшой дворец на окраине, куда удалялись неугодные наложницы и вдовы правителей. Лишившись возможности жить среди роскоши и веселья, эти женщины проводили все дни и ночи за единственным занятием — оплакивали свою несчастную участь.

Баш кадыны была поражена. Меньше всего она ожидала, что ее может коснуться такая судьба. Напрасно хан рассчитывал на то, что своим предупреждением сможет усмирить нрав непокорной супруги, этим он ее только еще больше разозлил и окончательно настроил против меня.

Ища выход своему гневу, она разнесла в пух и прах убранство своей опочивальни, чем привела в отчаяние служанок пол дня, приводивших комнату в порядок. Увидев входящего Джабира пропадавшего невесть где, она, не скрывая ярости набросилась на него:

— Как ты мог? Для чего нужно было посылать гонца к отцу? Неужели ты не понимаешь, что эти ведьмы только и ждут, чтобы опорочить нас и выслать вон из дворца?

Если бы женщина не была бы так взбешена, она, как никто другой знающая своего сына, сразу же заметила бы, что с ним что-то не так. Задумчивый и отрешенный, он с удивлением посмотрел на учиненный погром:

— Что произошло?

— О, он еще спрашивает, — всплеснула руками мать, — Где ты был, когда твою мать унижали и втаптывали в грязь? Ты хотя бы в курсе, что из-за гадкой девчонки, повелитель пригрозил отправить меня в "Обитель слез"?

— Тебя? Но почему? — Джабир никак не мог собраться с мыслями, которые в этот самый момент были где-то очень далеко.

— Почему? Да потому, что тебе не хватило ума воспользоваться шансом, что на блюдечке поднесла судьба, разом покончив с проклятой девчонкой. Вместо этого, ты решил прийти ей на помощь рискуя собственной жизнью. Как можно было так сглупить? Неужели ты не понимал, что можешь погибнуть из-за нее?