Первый раз Игорь мне бросился в глаза в нашем буфете, когда я с коллегами-журналистками стояла в очереди за сосисками и коржиками. Игорь зашел вместе со Станиславом и Борисом, двумя другими корреспондентами из оперативного отдела. Он был выше их обоих почти на голову. Темный ежик стриженых волос хорошо гармонировал с его нарядом: черные джинсы, черный свитер с высокими воротом (при том, что на улице стоял май!), нож в кожаном чехле, пристегнутый к толстому солдатскому ремню, мощные ботинки-берцы. Когда Игорь сложил руки на груди, я увидела еще пару мощных браслетов из черненого серебра.

— Это кто такой? — Обалдев, я шепотом поинтересовалась у коллеги.

Она сразу поняла, кто имеется в виду, и отозвалась:

— Игорь Андронов из оперативных.

Я не сразу смогла сформулировать следующий вопрос:

— А он всегда… такой? Или это у них спецакция?

— Какая у некрофилов спецакция! — Коллега фыркнула. — Нет, он сам по себе оригинал.

— Ну и жуть! — искренне сказала я. — И взгляд под стать имиджу!

Я не преувеличивала: Игорь созерцал очередь с видом аскета в варьете.

— Некоторым нравится, — загадочно произнесла коллега.

Кто эти «некоторые», стало ясно через пару минут. Дверь в буфет снова распахнулась, и в хвосте очереди появился каскад каштановых кудрей, соединенных серебристым полумесяцем заколки. Потом из-за плеча водителя Витали выглянула обладательница роскошной шевелюры — Юлия Берцова, одна из ведущих утренней программы. Заметив впереди себя черную спину Игоря, она просияла, затем тихонько подошла к нему сзади, и ее обнаженные до плеч руки обвились вокруг его спортивного торса. В этот момент я впервые увидела, как Игорь улыбается, и улыбка у него была удивительная, почти мальчишеская, такая, когда улыбается все лицо — глаза, брови, губы. Верх Юлиной прически еле доходил ему до плеча, и на фоне его черного силуэта она выглядела почти Дюймовочкой. Однако как я узнала позднее, главной в их паре была именно Берцова: она задавала тон, выбирала, на какой фильм идти в кино и как проводить выходные. Это удивляло окружающих, и меня в их числе. Лишь намного позже я поняла, что единственной причиной видимого лидерства Юлии было то, что Игорь позволял ей верховодить во всех вопросах, которые считал несущественными. Ее вкусовые предпочтения ничуть не мешали ему жить своей жизнью. Но я этого не знала и поэтому так легко попалась на крючок, сочтя Игоря более уязвимым, чем он был на самом деле.

Первые два года моей работы на телекомпании об Игоре я задумывалась не чаще, чем о любом из соседей или бывших одноклассников. Вокруг меня было много интересных мужчин, обремененных популярностью и при этом вполне компанейских. В курилке всегда можно было посидеть у кого-нибудь из них на коленях, а один из наиболее маститых новостных ведущих в течение полугода, пока мы жили в одном районе, подвозил меня домой на своем черном «шевроле».

Игорь же не вызывал у меня ни симпатии, ни интереса. Он ходил всегда в черном, носил браслеты и кулоны, что было раздражающе: я ценила в мужчинах простоту стиля. Андронов казался мне неестественным и даже вычурным — с его неизменным ножом в чехле и мрачной физиономией. Он всегда выглядел угрюмым, за исключением тех моментов, когда рядом была Берцова.

А потом случились два трагических события подряд, которые сцепили нас с Игорем крепче, чем обручальные кольца.

Событие первое — меня сбила машина, и я начала видеть приближающуюся смерть.

Событие второе — Игоря бросила Юлия.

О последнем обстоятельстве я узнала не сразу после своего возвращения на работу, а только через пару недель. Первые дни мне было не до сплетен. Я, как могла, пыталась освоиться с новым для себя миром — миром, где из-за каждого угла мне мерещилась чья-то гибель.

То, что Игорь и Юля расстались, для меня открылось опять-таки в буфете. Это было одно из немногих мест нашего здания, где случайно могли собраться в одно время сотрудники совершенно разных отделов. Когда мы с Лизой пришли на обед, Юлия уже сидела за одним из столиков с двумя журналистками из той же утренней программы. Они, по всей видимости, только что отстояли очередь и теперь приступали к еде. Юля своей изящной ручкой с жемчужными ноготками топила в кружке с кипятком пакетик черного чая.

В это время позади нас хлопнула дверь, пропуская в буфет еще кого-то. Я оглянулась и увидела Игоря. А Игорь увидел Юлю. Я ожидала, что сейчас на его лице появится та самая мальчишеская, откровенная улыбка и он начнет протискиваться между столиками к своей фее. Вместо этого Игорь, помрачнев еще больше, резко развернулся и вышел. Дверь хлопнула так, что я невольно вздрогнула. Юля же опустила глаза к чаю, проверила, достаточно ли он заварился, затем осторожно вытащила пакетик и положила его на картонную тарелку. Потом принялась распаковывать свекольный салат.

— Надо же, и глазом не моргнула, — сказала Лиза, посмотрев в ее сторону. — Стальные нервы у девочки!

— Кажется, что-то прошло мимо меня, — сделала я вывод.

Во время того обеда, в промежутках между поглощением салата и риса с куриной отбивной, Лиза рассказала мне, что около двух недель назад Юлия дала Игорю от ворот поворот. О причине ходили разные слухи, но все стало более очевидно, когда кто-то заметил, что теперь после работы Юлия почти каждый вечер уезжает не на служебной машине и не на метро, а на пятидверном «порше» цвета металлик. И садится не за руль.

Игорь молчал и ходил по коридорам нашего здания с замороженным спокойствием на лице. Некоторые девушки полагали, что предательство Берцовой его никак не затронуло. Но мне, чтобы не верить в эти предположения, было достаточно того случая в столовой, когда Игорь случайно наткнулся на Юлию. Я видела его лицо, и после этого никто бы не смог меня убедить в нечувствительности «этого некрофила». Думаю, что его боль была еще большей, чем я могла себе представить, потому что он не давал ей никакого выхода наружу, и она горела внутри его, сжигая весь душевный механизм, который был у Андронова довольно-таки тонко устроен.

Дней через десять после происшествия в столовой я увидела Игоря вечером около входа в наше здание. Мы с Лизой направлялись домой, а он ждал оператора, чтобы ехать на съемку, и курил. На нем была знаменитая на весь телеканал летная куртка, из-под воротника которой виднелся металлический кулон в виде греческой амфоры. Мой взгляд зацепился сначала за этот кулон на крупной цепочке, потом я подняла глаза и увидела. Словно дым от сигареты не развеивался в воздухе, а собирался над его головой, скапливаясь в небольшое облако. Мне было уже вполне ясно, что это значит. Стало так плохо, что здесь же, у порога телекомпании, я упала на скамейку и зажала рот руками, словно меня затошнило.

А знаете, это ощущение на самом деле похоже на тошноту: кажется, что тело выворачивается наизнанку и к горлу подкатывает желчь. Только в отличие от обычной тошноты, сколько бы ни держал пальцы во рту, никогда не бывает рвоты, а значит, облегчение так и не наступает.


Что было дальше?

Дальше была бессонная ночь, Лиза, трижды заваривающая свежий чай в глиняном чайничке — моем подарке, пачка «Вог» на двоих, Моррисон, троекратно исполнивший один и тот же альбом, много разговоров и много пауз, во время которых мы не смотрели друг на друга. Лиза разглядывала кончик своей сигареты, выдвинув руку перед лицом, а я созерцала окно, окрашенное ночью в непроницаемый черный цвет. Окно Лизиной кухни выходило на пустырь, и поэтому даже желто-оранжевые маячки окон не сигнализировали о жизни вокруг. Здесь я всегда себя чувствовала как на острове.

Естественно, я рассказала Лизе про Игоря. В ту ночь мы с ней вместе пытались понять, что можно сделать. Ближе к рассвету наш разговор стал напоминать блуждание по кругу: было движение, но отсутствовал его смысл.

— Мы не можем оставить это так, как есть, — в сто первый раз повторяла Лиза.

— Мы не должны, — снова подтверждала я.

— Может, сходить в церковь, посоветоваться со священником? — неуверенно предлагала Лиза.

Однако мы обе понимали, что ни в какую церковь не пойдем. Для этого нужно хотя бы немного верить, а я, хотя и хранила свой крестильный крестик в шкатулке с сережками, на вопрос о своем вероисповедании твердо отвечала: «Агностик». Наконец часов в пять утра, когда у нас иссякли сигареты и слова, Лиза в состоянии полусна пробормотала:

— Вот если бы познакомить его с какой-нибудь сногсшибательной девушкой, так чтобы эта дура у него из головы выскочила…

— Клин клином? — уточнила я. — Да, пожалуй, это вариант.

— Сомневаюсь, — уныло отозвалась Лиза, — это же надо найти свободную девушку, придумать, где их познакомить, чтобы это выглядело как случайность. Еще надо, чтобы барышня оказалась в его вкусе…

На том наши ночные измышления и кончились.

В течение следующих нескольких дней я Игоря не видела. Как потом выяснилось, он был в командировке. Я почти забыла о нем, но лишь до того момента, как Андронов в своей летной куртке и вечных черных джинсах в районе двух часов дня прошагал по коридору мимо нашей редакции. Серая аура над его головой стала еще плотнее.

Игоря заметила не только я.

— Девочки, а вы знаете, что наш угрюмый некрофил пишет стихи? — довольно громко спросила Ниночка Браценко, наш корреспондент-эколог и школьная подруга Юлии Берцовой.

Естественно, она ожидала ответа «нет», и мы его выдали, сопроводив хором удивленных возгласов.

— Мне Юлька по почте присылала, — красногубая Ниночка догадалась понизить голос, — у меня они где-то здесь, в инбоксе лежат. Сейчас продемонстрирую!

Наши журналистки и продюсеры тут же собрались вокруг компьютера Браценко. Мне благо даже двигаться не пришлось — мы сидели за парными столами. Через минуту Ниночка нашла нужный файл и начала вслух читать. Лучше бы она этого не делала: мне стоило большого труда абстрагироваться от ее фальшивого, подвывающего голоска и воспринимать сами стихи. А они того стоили.