Я думаю о папе, вероятно, уставившемуся в темноту, не в силах заснуть, гадающему, где я нахожусь. Он, должно быть, чувствует себя измотанным. Он не хотел, чтобы я знала о Сете, а теперь я знаю. Он, наверное, думает, что я буду любить его меньше. Он, наверное, думает, что я больше не считаю его своим отцом, но это не так. В любом случае, у меня два папы, ведь можно иметь двух тёть или двух дядь, хотя я уверена, что он не хотел бы и этого. Эксклюзивность — это прекрасно.

Я сажусь напротив закрытого пляжного домика и звоню папе. Он отвечает сразу.

— Ты в порядке? — спрашивает он, даже не поздоровавшись.

— Да, я в порядке. — В действительности, нет, но помощь уже в пути, и я не хочу пугать его. Я наблюдаю, как неряшливый серый кот переходит улицу и останавливается прямо передо мной. Его глаза сверкают на меня, потом он убегает прочь. Это занимает не больше минуты, но я понимаю, что молчание на другой линии значит, что что-то в моем отце ломается. — Папа?

Шум шмыганья. Его голос сломлен.

— Я здесь.

— Я просто хотела тебе сказать... — Я думаю о настоящей причине, по которой позвонила. Я не знаю, найду ли когда-нибудь правильные слова, но делаю все возможное. — Как бы я не любила Сета, тебя я люблю больше. Ты выбрал меня и полюбил, хотя я не твоя дочь, что труднее, чем любить меня, не имея никакого выбора. Имеет ли это смысл?

Больше сопения, потом он откашливается.

— Да.

— Ты вырастил меня, так что... ты мой папа.

— Я все понял. Спасибо, красавица. — Я знаю, что он вытирает глаза рукой. Я видела, как он это делает на похоронах. — Ох, — говорит он сквозь заложенный нос.

— Я скоро буду дома. Я обещаю.

— Тебе лучше быть дома скоро, — хрипит он, и мое сердце парит.


Глава 30

Пропавший пьяный парень не возвращается. Но не это заставляет меня чувствовать себя лучше. Что действительно заставляет меня чувствовать себя намного лучше, это звук, который я слышу меньше чем через два часа. Я сажусь, прислонившись к пляжному домику, и вслушиваюсь в глухую ветреную ночь.

Позади звука набегающих волн приближается гул автомобильного мотора. Это может быть кто угодно, едущий на пляж, но это не так. Я слишком хорошо знаю этот глубокий гортанный звук. Через мгновение за углом виден яркий свет фар и вспышка дальнего света. Я встаю и подхожу к дороге.

Он здесь.

Я машу руками.

Черный Форд Мустанг 68 года останавливается там, где припаркована Лолита. Я бегу к нему навстречу. Хочется прыгать и плакать одновременно, но я просто останавливаюсь и смотрю, как он выходит из машины.

— Что, чёрт возьми, случилось с твоими волосами? — спрашивает Рок, глядя на меня.

Я пожимаю плечами.

— И где твой шлем? — Рок смотрит вокруг. Когда я снова пожимаю плечами, он качает головой и закрывает дверь. Ни с чем не сравнимое чувство, когда тот, кого ты любишь, появляется во втором часу ночи, чтобы наказать тебя за глупость.

Рок идет к своему багажнику и начинает доставать ряд предметов — моторное масло, портативный маслоотделитель вакуумной камеры, свечи зажигания и грязную тряпку.

— Мы должны были починить эту протечку давным-давно, — бормочет он, терпеливо стоя на коленях около моего байка. Его руки напрягаются и сгибаются с каждым качком насоса. Видя его в белой майке и шортах, я чувствую себя виноватой, что вытащила его с кровати. Виноватой, но довольной. — Сейчас я просто сменю масло и приведу ее к приемлемому состоянию, чтобы ехать домой. Когда вернемся, починим нормально.

— Ладно, — говорю я. — Прости, что я заставила тебя тащиться сюда.

Он быстро выдыхает, его щеки надуваются по обеим сторонам рта.

— Ты все еще не поняла, что я бы сделал для тебя.

Он беспрерывно работает насосом. Туда-сюда, туда-сюда.

— У меня есть смутное представление.

Он поднимает глаза, и хотя Рок не совсем улыбается, но и не злится на меня. Он вставляет вакуумную трубку в масляной бак и открывает клапан. Вакуум тут же начинает высасывать черную грязь из бедной Лолиты.

— Я не могу поверить, что пренебрегала ею так долго.

Я опираюсь на мустанг и протираю глаза. Это самая странная ночь в моей жизни. Рок фыркает, смотря на меня со стороны.

— Может быть, тебе нужно было немного пренебречь, чтобы ценить.

Да, хорошо, я всё поняла.

Он стоит и проверяет свою работу. Через десять минут у нас будет чистый масляный бак, который можно будет залить маслом. Если Лолита все равно не запустится, тогда нам придется вызвать эвакуатор. Рок подходити прислоняется рядом со мной к своей машине. Он складывает руки на груди, глядя на пляж.

— Русский чувак бросил тебя?

— Он меня не бросил, — говорю я, хотя он именно бросил меня. — Но давай просто скажем, что я должна была это предвидеть.

— Мм-хмм, — бормочет Рок.

Я пихаю его своим бедром.

— Да, я знаю, я знаю. Не нужно ничего говорить.

Пауза затягивается, и я ожидаю, что он снова начнет расспрашивать о Гордоне, но вместо этого он говорит:

— Ты все еще думаешь, что я развратный неандерталец?

Я смотрю вниз на свои ногти. Они черные, и кончики неровные.

— Честно? Иногда.

— Это больно, знаешь ли.

— Я знаю, Рок. Но в этом есть определенная толика правды, и это пугает меня.

— Тогда мне лучше уйти сейчас. — Он делает вид, будто уходит.

— Нет. — Я тяну его за руку в свою сторону, прислоняю голову к его руке. — Не делай этого. — Я дуюсь, как ребенок. Впрочем, я так себя и вела, не разговаривая с ним уже почти месяц. Даже если он все еще развратный неандерталец.

— Ах, нет? А почему нет?

Если я скажу, шлюзы откроются. Но сейчас это нормально.

— Потому что ты мне нужен. — Вот, я это сказала.

— Ох, теперь я тебе нужен? Но я неандерталец, а тебе нужна культура... искусство... — Он высоко поднимает другую руку в широком жесте. — Академия!

Я бью его в живот.

— Стоп.

Его веки плотно слипаются.

— Я думал, что я не твоя родственная душа. Я думал, что быть вместе будет означать армагеддон для тебя.

Я тихо бормочу в его плечо.

— Я не знаю, что сейчас чувствовать. Но я знаю, что настоящая любовь не означает удобная.

— Что? Я не слышу тебя.

— Я сказала... настоящая любовь не всегда удобная. Это происходит в любом случае, хочешь ты этого или нет. — Я смотрю в его совершенные губы. Отныне я постараюсь не думать о том, кого еще они целовали. Я просто буду рада, что в настоящий момент он хочет поцеловать меня и никого больше.

— Что изменилось, Хлоя? Я не хочу быть вторым в очереди, просто потому что ничего не получилось с тем придурочным чуваком.

Я игнорирую последние слова.

— Ты не второй в очереди. Но я была. Для Гордона. И я никогда не хочу быть чьим-то сторонним проектом.

Он закручивает мои волосы в тугой виток.

— Ты этого не заслуживаешь.

— Я хочу кого-то, кто бросил бы все дела, чтобы прийти и быть со мной, — говорю я, слишком очевидно описывая того, кого мы оба знаем. — Кого-то, кто понимает мой мир так же, как я понимаю его. Но я всё также не хочу терять его.

Я смотрю на него, убедившись, что он понимает, что я говорю.

Он отпускает мои волосы и молчит некоторое время. Необычно для Рока, но мне нравится. Ветер поднялся в последние полчаса, и волны бьются сильнее о берег.

— Ты не обязан ничего говорить. Я знаю, что ты думаешь. — Что я не могу иметь и то и другое. Что мне придется рискнуть, и если получится, то получится. Если нет, значит нет. Я прислоняюсь к нему. Его тело отвечает. Он не слишком зол на меня.

— Я скучал по тебе, — шепчет он, обнимая меня. — Прости, я был глуп.

— Я единственная, кто вел себя глупо в этот раз. — Невероятнохватывающе глупа. — А ты, ты всегда глуп.

Я чувствую, что он улыбается, несмотря на то, что мое лицо прижимается к его шее. Я отклоняюсь и смотрю на него.

— Пообещай мне кое-что.

Он вскидывает руки.

— Прости, Хло, я не могу не поддразнивать русского чувака.

Я ухмыляюсь.

— Нет, не это. Кое-что другое. Пожалуйста, не уходи и не умирай в ближайшее время. Я не думаю, что смогу справиться с плохими новостями снова.

— Разве я не говорил тебе всегда, что ты не сможешь погубить плохой сорняк?

Моя улыбка переходит в тихий смех. Я чувствую себя счастливее и хуже, чем чувствовала за долгое время.

— Я буду рядом. — Он берет мою руку и кладет ее себе на грудь. Его рука шире, чем Гордона. Я держала ее раньше, но это было давно. Мой желудок нервно прыгает вокруг. Я не могу поверить, что подумываю рискнуть с Роком.

И тут я почувствовала, что вымотана, подавлена этим днем, словно я не спала целую вечность, и я начала терять контроль над слезами. Они появляются и переливаются, в то время как я думаю о Сете и о папе, и о том, как он чувствовал себя сегодня вечером, когда я позвонила ему. Я, наверное, теперь люблю его больше, чем когда-либо прежде. Он взял на себя риск. Он был храбрым воином.

Я могу сделать то же самое.

— Мне нужно знать, что ты не хочешь никого больше, Рок, что ты не будешь глазеть на кого-либо еще. Если ты можешь пообещать мне это, тогда я в игре.

Я должна знать, что я конечная остановка. Больше никаких ароматов недели, никакой Эмбер. Если он не сможет с этим справиться, всё закончится даже прежде, чем начнется.