— Спасибо, Веро. Вы, чёрт возьми, лучшая, — говорит он моей маме. Я знаю, что он ценит мою семью, тем более, что его папа работает допоздна, затем уезжает рано утром, оставляя Рока самого по себе, но может ли он говорить “чёрт возьми” моей маме?

— Нет проблем, — говорит она ему с улыбкой. — Просто убери свою отвратительную обувь с моего стула.

Что он и делает с робкой улыбкой.

— Болван,— бормочу я. Папа усмехается на нас, и все мы садимся есть.

Как только мы закончили, Рок начинает неистово отправлять SMS-сообщения Эмбер со своего телефона (по крайней мере, я думаю, что это Эмбер), в то время как я слушаю, как взрослые смеются и рассказывают истории. Голоса мамы и Мэррейны смешиваются, они даже заканчивают предложения друг друга. Мама на шесть лет старше, но они лучшие подруги с тех пор, как Мэррейне исполнилось четырнадцать. Я всегда думала, что это классно для мамы — дружить с девочкой, которая настолько моложе. Это просто показывает, что связи между людьми возникают, независимо от возраста.

Папе и маме было по двадцать один, когда они поженились. Они удочерили меня сразу, согласившись отложить рождение ребенка на потом. Но это произошло гораздо позже, чем они ожидали — через шестнадцать лет, если быть точной. Теперь у меня есть красивые маленькие братья, но меня грызёт небольшая ревность, ведь наша мама — их плоть и кровь, а не моя. Я стараюсь не думать об этом, но мысль не покидает меня. Впрочем, как и многие другие. После смерти Сета этим летом я словно в облаке мыслей, не желающих уходить.

Например, вдруг папочка — следующий, кто уйдет? Или мама? Что мне делать в маловероятном случае, что они все умрут в авиакатастрофе, в то время как я останусь в провинциальном флоридском городе практически одна, если не считать Рока и нескольких аллигаторов? Что тогда? У меня не будет семьи. И это будет означать не только нехватку любви, но и невозможность задать вопрос. Тогда я никогда не узнаю, любили ли мои биологические родители любоваться звёздами или составляли ли странные слова, как я? Мои мама и папа больше не будут рядом, я не смогу узнать даже название агентства, через которое меня удочерили. Я действительно пытаюсь игнорировать всё это, как только могу. Они самые потрясающие родители на всём белом свете, и мне этого должно быть достаточно.

После ужина мы с Роком моем посуду. Или скорее он оставляет половину тарелок липкими, и я исправляю это, когда он не смотрит. Потом он на прощание всех нас целует в щёку, пожимает руку моего папы и уходит.

— Увидимся, Хло.

— Разве ты не хочешь пойти со мной в мастерскую? — спрашиваю я. Мы раньше зависали там каждый день. Теперь он всегда убегает куда-нибудь. — Ты хотел поговорить со мной, помнишь?

— Я знаю. Но кое-что случилось. Я позвоню тебе позже.

— Отлично, — говорю я, услышав, как он покидает дом через парадную дверь.

— Кто-нибудь, заприте за мной! — доносится его крик.

Я сама заканчиваю с посудой и наблюдаю, как мои родители суетятся по кухне с уборкой. Рука папы на талии мамы напоминает мне, что они — удачное лото. Все еще вместе, с маленькими детьми, все еще очень любят друг друга после семнадцати лет брака. Я надеюсь однажды найти такую любовь. А пока я прилагаю все усилия, чтобы помочь им, например, беру ребенка на руки, чтобы дать матери передохнуть, так что она может сварить послеобеденный кофе. Я люблю быть с ними, это правда, они ультра-клёвейшие, по другому их и не назвать, ультра-клёвейшие, но всё же не могу дождаться окончания ужина.

Зимнее ночное небо ждёт.


Глава 5

С семьёй Мёрфи я была знакома с начальной школы, они жили в паре километров от нас. Я зависала в их доме и играла с Иреной Мёрфи, моей сверстницей. Она и её семья были жестоко убиты. Все до одного. И их призраки всё еще бродят по берегу этой реки…

Шутка.

На самом деле они переехали в Монтану, потому что мистер Мёрфи чувствовал, что Флорида — сонный сезонный город, который обязан своим существованием клубнике и помидорам, становится “слишком оживленным”. Но однажды я подслушала его разговор с женой и думаю, что настоящая причина их отъезда в том, что он был сыт по горло “проклятыми эмигрантами”. Полагая, что родители папочки были “проклятыми эмигрантами”, я воздерживалась от комментариев по этому поводу.

Прошло несколько лет с тех пор, как они уехали, но я по-прежнему вспоминаю Мёрфи и их семерых детях каждый раз, когда оказываюсь у их дома. Его так и не продали, и он превратился в руины, что оказалось очень кстати для меня. Задний двор стал моим собственным пристанищем. По факту, именно в этом сарае с видом на устье я впервые увидела кошку с котятами. Здесь же я вычислила кольца Сатурна с помощью ржавого телескопа Ирены. Это был и всё ещё есть лучший день в моей жизни.

Я не знаю, почему люди предпочитают жить в городе, где невозможно увидеть ни одной звезды или планеты. Лет пять назад мы с Роком нагрянули к его маме в Кендалл. Мы забрались на крышу ночью, чтобы посмотреть на звезды, но казалось, словно они все скрылись. Затем Йохан, сын её парня, нашел нас и начал называть все самолеты на пути к международному аэропорту Майами метеорами. Мы с Роком закатили глаза. Десятилетний, считавший, что он вправе называться Одаренным Экстраординарным Ребенком (ОЭР). Вскоре после этого мама Рока и отец ОЭР поженились, ОЭР превратился в сводного брата Рока и в значимую причину, почему Рок все реже видит маму.

Не понимаю, почему я думаю об этом вместо учёбы? Последнее время я многое не понимаю. Например, почему Сету было предначертано умереть от лейкемии в тридцать. Или почему он впал вкому до пересадки костного мозга, которая могла бы помочь ему. Или же Гордон Спуддинка. Что не так с этим парнем? Он раздражающий, но в то же время очень интригующий. Казалось, мы убьём друг друга, но затем он просто широко усмехнулся, удивленный тому, как далеко мы зашли. Это было забавно. И эта улыбка заставила меня забыть обо всем. Странно.

Я закрываю глаза и прислушиваюсь к звукам болота. Лягушки и кузнечики соревнуются за гегемонию в воздухе. Периодически ещё слышно, как кто-то плещется в воде — рыба, змея или, может, даже американский крокодил. Ни один из них не возражает, что я здесь, потому что я не представляю угрозу. Я просто одна из них — у себя дома, в моем маленьком кусочке рая. Я не беспокою их, они не беспокоят меня.

Я лежу на спине и потягиваюсь на деревянном настиле. Настоящий метеор летит с востока, пересекая всё небо. Он большой. Я загадывала желания на них очень давно. Это так отвратительно, когда узнаешь научное объяснение чего-то магического, и оно перестает быть таким притягательным. Но по старой памяти…

Вот бы жизнь всегда оставалась неизменной.

Я знаю, это наивное желание, но посещение мамы Рока в Кендалле, смерть Сета и перспектива колледжа свидетельствуют, что перемены просто не для меня.


Глава 6

В понедельник пришёл холодный фронт, заставляя каждую соседскую кошку и собаку резвиться, а каждого человека напялить свитер, более подходящий для катания на лыжах, чем для пятнадцатиградусной температуры. Рок не показывался уже целую неделю, и я стала сомневаться, что увижу его этим утром, но когда я открыла парадную дверь, то увидела его там. Он спит на моем крыльце, руки сложены на груди, а около головы лежит шоколадный батончик мюсли, спасибо маме.

— Разве у тебя нет кровати? — спрашиваю я, выходя и закрывая дверь за собой.

Он пробормотал что-то вроде нрвр.

Я протягиваю руку и прикладываю холодный апельсиновый сок ему ко лбу. Он зашевелился.

— Где ты был целую неделю? — Я запираю дверь и подхожу к открытому гаражу. — Не показывался на прошлой неделе. Не отвечал на мои звонки. Опять неприятности с Эмбер?

— Что-то вроде того, — бормочет он, давая понять, что «не только, но тебе не стоит беспокоиться». Рок раньше рассказывал мне всё, но, мне кажется, в последнее время, он понял, что я устала это слушать. — Я скажу тебе позже. А сейчас мы опаздываем.

— Конечно. Ты так волнуешься, чтобы успеть в школу вовремя. Отличный способ избегать темы. — Я допиваю сок, ставлю чашку рядом с тремя другими оставленными чашками на полке в гараже, а затем выкатываю Лолиту на улицу. Я закрываю дверь гаража и запускаю двигатель.

Жуя батончик мюсли, Рок встает, идет к своему автомобилю и садится. Через открытую дверь я вижу джинсы, рубашки, нижнее белье и носки, брошенные на пассажирском сидении. Он спал не дома. Не спрашивай, не говори.

Как только мы покидаем мою улицу, Рок включает дальний свет — сигнал, что он дает мне преимущество. Ха! Мне оно не нужно, но я сыграю в его игру. Едва мы оказываемся на магистрали, я разгоняю Лолиту свыше ста двадцати километров в час, тем самым составляя Року серьезную конкуренцию. Я смотрю в зеркало и вижу, что он нагоняет, поэтому убыстряюсь. Чуть позже он едет бок о бок со мной, думая, что сможет обогнать. Как оптимистично. Я немного замедляюсь, чтобы подарить ему ложную надежду.

Когда я смотрю на мустанг, он оглядывается и посылает мне воздушный поцелуй. Как будто это отвлечет меня. Я сижу в седле так, чтобы моя голова была наравне с рулем, это наиболее аэродинамическое положение, какое я могу принять на круизере, и жду нужного момента. Тогда я выжимаю педаль. Автомобиль передо мной перестраивается в левую полосу, я вместе с ним, а у Рока нет иного выбора, кроме как пристроиться за мной на съезде, если он, конечно, не хочет проехать мимо.

Я смотрю в зеркало, чтобы увидеть, как Рок ударяет по своему рулю, что он иногда делает, когда расстроен. Но на сей раз его зеленые глаза скрываются за яркой довольной улыбкой. Он просто позволил мне победить?