Она раздумывает, что можно на это ответить, но тут же получает следующее сообщение.

Мэтт:

«Я сегодня ночью на работе. Если ты будешь в здании, приходи на террасу — поболтаем».

Рей нет необходимости сегодня задерживаться ни по работе, ни по каким другим делам. Но ведь и дома ее никто не ждет. Там она будет одна — наедине со своими мыслями о губах Кайло… или о чем другом.

Рей решает, что вечер можно потратить на особо трудоемкие вычисления, а позже зависнуть с Мэттом.

Рей:

«Ок. Буду».

 * * *

— Так что, у тебя проблемы? — немного взволнованно спрашивает Мэтт.

Они уже минут пятнадцать болтают, навалившись на перила и потягивая газировку. Рей даже удивляется, насколько легко ей теперь с ним. Будто они старые приятели.

Ночной город шумит и сверкает: до них доносится шум проезжающих машин, крики и перебранки гуляющих компаний, музыка, льющаяся с открытых веранд летних кафе, работающих допоздна.

Ночной ветерок ласков и в меру прохладен. Он треплет жесткие кудри Мэтта и те волоски над ее шеей, что выбиваются из нижнего пучка прически.

— Ох, Мэтт, — она вздыхает, пытаясь одним этим вздохом передать, как все запутано.

Она не может поделиться этими переживаниями с Финном: он точно не поймет, если она скажет, что запала на Кайло Рена, а если не скажет, на кого, то он примется выспрашивать и выяснять. Мэтту тоже нельзя говорить: он же типа друг Кайло. Но он хотя бы в душу лезть не станет, если она не захочет чего-то рассказывать.

— Знаешь, есть один парень… — Рей не знает, как объяснить всю ситуацию, чтобы не выдать себя.

— И… что? Он тебе нравится? — тихо произносит он.

— Очень, — поверженно признается Рей.

Она никогда не видела Мэтта при ярком свете, она даже не может рассмотреть цвет его глаз за этими большими очками, но взгляд у него очень мягкий и такой встревоженный. Надо же! Рей глубоко тронута тем, как он за нее переживает.

— Я его знаю? — задает он напряженный вопрос.

Рей тут же вскидывается и радуется, что здесь он вряд ли увидит румянец, обжигающий ее щеки.

— Не-е-ет, — протягивает она фальшиво. Прямо как Финн сегодня днем. — Он не отсюда. Не с работы. Вообще.

— Понятно.

Возможно, Мэтт раскусил это притворство и теперь обижен ее недоверием, потому что его ответ звучит на удивление прохладно. Он делает глоток, сжимает губы и смотрит вдаль.

— А он что? — ломким голосом все же интересуется он спустя минуту.

Рей сама недолюбливает тех, кто только и треплется с друзьями о своей личной жизни, но сегодня ее не удержать, потому что это копилось в ней целый день, и ей до отчаянья нужен совет или просто моральная поддержка.

— А он… сложный, — она выдыхает. — Он меня тут поцеловал. И предложил подвезти.

Мэтт делает глоток и закашливается, и Рей сочувственно со всей силы хлопает его по спине.

— Так, выходит, ты ему очень нравишься, — сипит Мэтт, возвращая себе дыхание.

— Да нет же, Мэтт! — Рей раздосадованно закатывает глаза. — Ну посмотри на меня, а он такой…!

— Рей, — Мэтт прерывает ее сбивчивую речь, беря за плечи и внимательно глядя в ее лицо с расстояния вытянутых рук. — Ты должна слушать меня очень внимательно. Ты самый потрясающий, смелый и добрый человек, которого я когда-либо знал, и ты достойна самого лучшего.

Рей смущена этим внезапным комплиментом, но и приободрена тоже.

— Спасибо, — и в благодарность она дарит ему свою самую теплую улыбку.

Когда газировка допита, а Мэтту пора возвращаться к работе (о которой Рей тактично ничего не выспрашивает), он провожает ее до лифта, и Рей нисколько не жалеет, что задержалась допоздна. Зато сейчас, после их разговора, она вновь спокойна и собрана. Она справится со всем.

Они минуют подсобные помещения, располагающиеся между столовой и туалетами, когда до ее слуха вдруг доносятся чьи-то стенания.

— О Боже, Мэтт, ты слышишь это? — Рей замирает, вслушиваясь. — Там кто-то заперт!

Она спешит по коридору на звук. Он доносится, как ей кажется, из кладовки с пометкой «Только для персонала столовой».

— Нет, Рей, погоди! — Мэтт пытается ухватить ее за руку, но Рей вырывается. — Рей!

Она мчится к источнику звука, и Мэтт догоняет ее как раз в тот момент, когда, дернув со всей силы за ручку, казалось бы, запертой двери, Рей широко ее распахивает.

В неярком свете коридорных ламп на нее и Мэтта смотрят два изрядно вспотевших лица: одно, бледное и рыжее, принадлежит незнакомому ей худосочному мужчине, а второе — круглощекое, в обрамлении черных прядей волос… — Роуз.

Рей не хочет опускать взгляд ниже, но краем глаза невольно отмечает хитросплетение двух полуобнаженных тел.

А вот мужской палец в черной перчатке, стиснутый, словно стальным капканом, зубами Роуз, она не может не заметить. Та выплевывает его и сурово смотрит на своего рыжего визави, который, кажется, вот-вот начнет задыхаться, а затем приказывает:

— Продолжай.

Издав жалобный стон, мужчина вновь начинает двигаться. Мэтт за ее спиной задушенно, будто в испуге, выдыхает, и Рей со всей силы хлопает дверью.

Их путь до лифта проходит в неловком молчании, и они расстаются, погруженные каждый в свои мысли.

9. Смятение

Хакс удивлен, изумлен, шокирован.

Открыв дверь, он застывает на месте. Ему начинает казаться, что где-то по пути от лифта к своему кабинету он прошел через врата в параллельную вселенную — других объяснений представшей его взору картине у него нет.

Ему стоит огромных усилий остаться невозмутимым, глядя на Рена, материализовавшегося с утра пораньше на рабочем месте. Перед ним лежит вскрытый телефон, а сам он занят извлечением из упаковки новой сим-карты, но поскольку на его голову накинут черный капюшон, выглядит это так, будто Рен занимается чем-то незаконным и мистическим.

— Доброе утро, — кисло произносит Хакс, не зная, каков протокол для подобных ситуаций.

Рен отрывается от дела, и Хакс окончательно теряет самообладание, когда тот долго и вдумчиво вглядывается в его лицо.

— Доброе утро.

Это самое вежливое, что Хакс от него слышал, и, что самое ошеломительное, сегодня в его словах нет ни пренебрежения, ни подтекста — ничего. Лишь осторожное внимание.

Хакс ставит кофе на подстаканник, игнорируя нежданный интерес, раскладывает бумаги, включает компьютер, но по-прежнему чувствует чужой взгляд. Поэтому он достает антибактериальные салфетки и начинает немного нервно протирать и без того чистую столешницу, стараясь как можно меньше тревожить указательный палец правой руки.

Он все еще не верит в то, что там может быть перелом. Но вот темнеющая гематома на нижней фаланге имеется. Ужасно болезненная.

Она всегда кусает только за этот палец.

Судя по тому, что от стола Рена не доносится ни звука, тот все-таки продолжает на него смотреть.

— Что? — сварливо спрашивает Хакс, подняв на него вымученный взгляд.

— Ничего, — бесстрастно отвечает тот. — Палец болит? — он указывает взглядом на синяк его оттопыренного в сторону пальца.

Хакс настораживается, но вопрос звучит безобидно.

— Да.

— А что случилось? — все тем же ровным голосом спрашивает Рен.

— Не твое дело, — огрызается Хакс.

Рен словно удовлетворяется подобным ответом и возвращается к тому, чем занимался. Он вгоняет сим-карту в слот и закрывает телефон крышкой.

Хакс глубоко вздыхает.

Это какое-то безумие. Вся его жизнь — сплошное безумие.

Сегодня он не хотел подниматься с постели. Ему невыносима была мысль о том, что он должен выйти наружу и контактировать с окружающим миром: видеть соседей на парковке, вести машину в плотном потоке, покупать кофе, будучи зажатым в очереди, здороваться с коллегами, делить кабинет с этим…

Хакс не преуспевает в поисках причины своей тревоги. Возможно, в последнее время у него было слишком много работы. Или дело в пальце, с которым он упрямо не хочет обращаться за медицинской помощью. Или все же его беспокойство усилено тем, что вчера двое: та самая мусорщица и какой-то дебиловатый уборщик — застали его при столь унизительных обстоятельствах.

Вчера поздно вечером, лежа в постели и готовясь отойти ко сну, Хакс зарекся приходить вновь на эти «встречи».

Однако уже сейчас он осознает, что, загорись экран его телефона снова, — у него не хватит ни силы воли, ни решимости не явиться в указанное место к указанному времени.

В памяти до сих пор свежо воспоминание о дне их знакомства.

Это произошло четыре месяца назад, в утро вторника, когда Хакс, миновав холл, держал путь к лифтам. Со своим традиционным латте в одной руке и с сумкой с документами — в другой.

С цокольного этажа как раз подъехал лифт, и Хакс намеревался занять его. Двери открылись, явив ему его худший кошмар: оттуда вышла низкорослая азиатка с пухлыми щеками и приметной прической — но не это первым заметил Хакс.

То, что действительно бросилось ему в глаза, так это жирные пятна, виднеющиеся на ее рабочем комбинезоне в районе живота и груди, а на губах и кончике носа он мог разглядеть следы от горчицы, что было неудивительно, ведь в одной руке она держала большой, щедро сдобренный соусами хот-дог. Другой же рукой — набирала сообщение на телефоне.

Она неряшливо откусила смачный кусок, посадив новое пятно горчицы себе на подбородок, и сделала шаг в направлении холла, не замечая ни Хакса, ни нескрываемое выражение отвращения на его лице.