— Не обзывай мою родную тетку.

— И не собираюсь. Она на самом деле невероятно аппетитная. — Неожиданно Славка взял мою руку, медленно поднес к губам и поцеловал. — Но ты в тысячу раз красивей. Слушай, поедем сегодня в степь.

— Нет.

— Я загадал желание.

— Отстань.

— Не отстану. Я люблю тебя.

Последнюю фразу он выпалил скороговоркой, и я не сразу на нее среагировала. Да и, честно говоря, мысли мои были заняты крольчатником.

— Что?

— Сеньорита, очнитесь. Не провороньте свой звездный час.

Мои ноздри уловили запах табачного дыма. Я с опаской покосилась на Славку.

Он тоже смотрел на крольчатник. Потом вдруг в упор глянул на меня.

— У меня голова разболелась. — Я состроила кислую гримасу. — Пойду дрыхнуть. Спасибо за шампанское.

…Я лежала и слушала ночную тишину, окутавшую наш дом. В прошлую ночь я здорово недоспала. Глаза слипались, я все время куда-то проваливалась, откуда с каждым разом все трудней и трудней было возвращаться. Наконец я сделала над собой усилие, спустила с кровати ноги и босиком прошлепала в столовую.

Ветерок шевелил марлевую занавеску в проеме распахнутой настежь двери. Я скосила глаза в сторону дивана, благо луна освещала комнату через незашторенное окно. Подушка оказалась пуста, на полу валялась скомканная простыня. Дедушки Егора не было. Может, он вышел в сад?

Луна меня гипнотизировала. Я смотрела на ее грустный, словно заплаканный лик и шла ей навстречу. Даже руки к ней, кажется, протянула. Я плохо соображала, что делала. Я пришла в себя возле крольчатника, очутившись в густой черной тени, отбрасываемой ветками груши.

Меня подхватили сильные руки, подняли в воздух.

Вокруг была кромешная темень, затхло пахло соломой.

— Не надо, — вяло возразила я. — Прошу тебя, не надо.

— Тебе будет хорошо, — услышала я тихий шепот. — Я сделаю тебе очень хорошо.

— Я боюсь. Я… я еще никогда не пробовала.

— Никто ничего не узнает. Я сделаю так, что никто не узнает.

— Мне будет больно.

— Нет. Тебе будет очень приятно…

Это на самом деле оказалось сказочно хорошо. Я кусала себе губы, чтоб не закричать от восторга. В ту пору я была неопытна в делах секса, но даже у меня хватило ума понять, что от занятий сексом подобного рода роковых последствий типа нежелательной беременности быть не может. Эти ласки можно было назвать почти невинными. Другое дело, что они вызвали во мне отнюдь не невинную реакцию.

— Я, кажется, до крови искусал тебе губы. Прости.

— Ничего страшного. — Я с трудом перевела дух.

— Понравилось?

— Да. Но…

— Мы не сделали ничего дурного.

— Я совсем тебя не знаю.

Он хмыкнул.

— Какая разница? Тебе хорошо. Остальное не имеет значения.

— Я… Понимаешь, мне казалось, сперва нужно очень сильно полюбить.

Его смех показался мне неестественным.

— Неужели ты не понимаешь, что это и есть любовь? А теперь уходи. Тебя хватятся.

Я послушно поднялась с соломы, поправила волосы, рубашку. Он отошел в дальний угол и повернулся ко мне спиной. Впрочем, это могло мне показаться — там было темно.

Луна заметно переместилась вправо. До меня дошло, что я провела в крольчатнике часа два, если не больше. Они пронеслись как один миг.

Дедушки Егора все еще не было. Я отметила это машинально. Благополучно добравшись до своей комнаты, я в изнеможении рухнула на кровать.

* * *

— Пупсик, ты еще не опух от сна? Очнись. Уже второй час. Давай же, пока мамочка не пришла!

Я с трудом подняла тяжелые веки. Накрашенная, благоухающая духами Марго сидела у меня в ногах.

— Еще чуть-чуть. Отстань, Марго.

— Не отстану. — Марго поднялась и чмокнула меня в лоб. — Фу, от тебя гнилью за версту несет и в волосах полно сора. — Она рассматривала соломинку, которую извлекла из моих волос. — Где это тебя черти носили?

— Как всегда, — тихо буркнула я и опустила глаза. — Совсем не выспалась.

— Я пришла в четверть второго. Тебя еще и в помине не было. Погреб, между прочим, был на засове.

— Сегодня я вышла через веранду. Ты знаешь, дедушка Егор…

Я прикусила язык. В конце концов, это была не моя тайна.

— Шутишь, подруга. — У Марго возбужденно блеснули глаза.

— Я хотела сказать, дедушка Егор так храпит…

— Я тебя поняла. — Марго смотрела на меня иронично. — Я всегда знала, что любви все возрасты покорны.

— При чем здесь любовь?

— Поговорим об этом в другой раз. Немедленно вставай, слышишь? — Марго принялась меня щекотать. — Мамочка не должна застать свое единственное чадо в таком виде.

— А какой у меня вид?

Я села и спустила на пол ноги. Марго отошла к окну и, отогнув краешек шторы, выглянула на улицу.

— Из-за этой Жанки мне придется тащиться в типографию. Хоть бы предупредила заранее, что не выйдет на работу: я бы не отпустила Витьку.

У меня зашлось сердце. Я зажмурила глаза и стиснула зубы.

— Марго, ты хорошо… знаешь Жанку? — чужим, хриплым голосом спросила я.

— Не заговаривай мне зубы. — Марго направилась к двери, вихляя своим обтянутым крепдешином задом. — Умойся как следует и расчеши волосы. Жду тебя на кухне.

Я встала, потянулась и чуть не упала — перед глазами потемнело. Когда мрак рассеялся, в зеркале напротив я увидела бледное лицо с опухшими цвета перезрелой сливы губами. В ужасе я закрыла рот ладонью. Поздно. Марго наверняка заметила и сделала соответствующие выводы. К счастью, мама не такая наблюдательная, как Марго. К тому же она уверена, что я перегрелась на солнце.

Как только я появилась на пороге, Марго налила мне в чашку кофе и поставила на стол тарелку с марципанами — она частенько приносила в перерыв свежие булочки с марципаном, которые я обожала. Но сейчас мне ни капельки не хотелось есть. Меня даже подташнивало слегка, и это было очень неприятное ощущение. Очевидно, я на самом деле перегрелась на солнце.

— Выглядишь вполне пристойно, — прокомментировала Марго. — Как видишь, старина Зигмунд отвечает за каждое свое слово.

— Как ты осточертела мне со своим Фрейдом! — Я со злостью разломила булку.

— Не сердись, — сказала Марго примиряюще. — Пупсик, я очень рада за тебя. — Она шумно отхлебнула из чашки кофе и подняла глаза. — Эта Жанка когда-нибудь допрыгается.

Я поперхнулась и под этим предлогом поспешила в ванную. Меня чуть не вывернуло наизнанку.

Я слышала, как пришла мама, как они говорили о чем-то в прихожей с Марго. В ванную комнату долетали лишь их приглушенные голоса. Я заплела волосы в две косички, припудрила щеки и даже губы, побрызгала под мышками и шею дезодорантом и вернулась на кухню. Теперь было хорошо слышно. Говорила мама.

— Слава Богу, обошлось. Рита, только прошу тебя: никому ни слова. Мало ли что может присниться полоумной бабке. Потом стыда не оберешься.

Они появились на пороге кухни. У Марго было испуганное лицо.

— Что случилось? — вырвалось у меня.

— К тебе это не имеет ни малейшего отношения, — безапелляционным тоном заявила мама. — Может, скушаешь два яйца всмятку?

— Поняла. — Марго подошла и остановилась у меня за спиной. — Ты не знаешь, где Варечка? — спросила она у мамы.

— У Ставицких. Славу ночью забрали в больницу с несколькими переломами.

Марго присвистнула и выругалась. С ней это случается в минуты особого душевного волнения.

— Как это произошло? — Я не узнала собственного голоса.

— Не справился с мотоциклом и врезался на полном ходу в кирпичную ограду возле ликероводочного. Говорят, еще легко отделался.

— Во сколько это было? — Марго наклонилась и быстро чмокнула меня в макушку.

— Около трех ночи. Понятия не имею, зачем его понесло на Маяковскую, — гадала вслух мама. — Вот уж точно — без царя в голове.

— Все ясно, — протянула Марго. — Не расстраивайся, Пупсик. — И удалилась, громко стуча каблуками.

Мы с мамой остались вдвоем.

— Понимаю, ты расстроилась из-за Славы, но, поверь мне, все обойдется. Бедная Эмма Вячеславовна. Она души в нем не чает. Слава Богу, ты у меня девочка. Хотя, будь у меня сын, я бы не позволила ему и близко к мотоциклу подойти. Мать с бабушкой совсем избаловали Славу.

По моим щекам текли слезы. Известие о несчастном случае со Славкой оказалось последней каплей, и мои нервы сдали.

Я плакала, уткнувшись в мамино плечо, а она гладила меня по спине и называла ласковыми именами. Потом мама повела меня к себе в комнату, усадила в кресло. Я сидела и смотрела, как она завивает волосы, красит ресницы. Это было непривычное зрелище — в отличие от Марго мама, сколько помню, никогда не следила за своей внешностью. Еще я заметила, что у мамы виноватое и какое-то растерянное лицо. Впрочем, все происходящее вокруг в тот отрезок времени казалось мне нереальным, и я не утруждала свои мозги размышлениями. Наконец мама облачилась в шелковый немецкий костюм с белым отложным воротником, в котором играла на утренниках и выпускных вечерах в своей музыкальной школе, озабоченно глянула на часы.

— Мне пора, Асенька. Будь умничкой. Я скоро приду.

— Куда ты? У тебя же каникулы.

Не знаю, почему я это спросила, — мне было неинтересно, куда идет моя мать. Хотя она всегда была такой правильной и после работы обычно сидела дома с книгой или вязаньем в руках.

— Мне нужно серьезно поговорить с одним человеком. Это очень важно. — Она улыбнулась, глядя куда-то мимо меня. — Я обещала ему и не могу отменить встречу.

Она вышла, оставив в комнате слабый запах «Лесного ландыша». Эти духи очень подходили той маме, какую я до сих пор знала, — нежный, чуть старомодный аромат. Так и должно пахнуть от ведущей безгрешную жизнь женщины.