Наконец выходит врач. Срываюсь к нему, боясь услышать, что всё напрасно. Он устало вытирает лоб и садится рядом с Мариной.

— Мы сделали всё возможное, — спокойный, ровный голос напрягает. — Остаётся ждать. Самое критичное первые сутки после операции. Если справится — жду приглашение в гости.

Трясу ему в благодарности руку, огромное желание набросится с привыкшими уже обнимашками. Слова застряли где-то в горле, поэтому просто трясу головой как болванчик. Сутки. Всего лишь сутки. Отец удержит! Справится! Стойкое чувство, что теперь будет всё хорошо!

Дожидаемся, когда Дашу вывезут из операционной. Отец по-прежнему не отпускает руки, идёт рядом и говорит, говорит, говорит. Оставляем их в покое и возвращаемся в палату. Следом заходит лечащий врач, меняет повязку, настоятельно требует поесть. Кусок в глотку не лезет ни мне ни Марине. Обходимся йогуртом и уговорами поспать. Относя поднос, прошу медсестру вколоть Рине снотворное. Слишком измотана и бледна. Поставив капельницу, девушка вводит туда успокоительную жидкость и Рина медленно моргая борется со сном.

— Джей. Обещай, что сразу разбудишь, — вцепилась мне в руку. — Джей. Сразу!

— Мариш. Сразу. Клянусь, — глажу её по волосам, обволакивая теплом м нежностью.

Пока Рина спит, звоню Вадиму и описывая всю ситуацию. Вадим молодец, держится. Никаких истерик и пустых вопросов. Только один:

— Когда можно приехать?

— Вадь. Сейчас ты нужен дома, — обрубаю его желание. — Здесь и так достаточно слёз. Тем более отец никого не подпускает к Дарье. Он как дракон над золотом. Как только что-то изменится, позвоню.

Сбрасываю вызов и набираю Ларри.

— Лар. Что-нибудь выяснили?

— Вычислили стрелка. Ищем где окапался, — отчитывается Ларри. — Будет информация, сразу наберу.

Захожу к отцу в надежде, что Даша очнулась. Но нет. Дыхание стало ровнее, что радует, а бледность и посиневшие губы расстраивают.

— Пап. Разговаривал с Ларри. Вычислили стрелка. Ищут, где спрятался.

— Не сейчас, сын, — поднимает голову и смотрит пустыми глазами. Осунулся, как будто постарел лет на десять. На висках выделяется седина, чёрные круги под глазами, лоб разрезают морщины. — Сейчас это не важно. Сейчас вообще ничего не важно.

— Отец! — повышаю голос. — Ты же знаешь, что нужен Дине! И не только! Ты нужен всем нам!

— Уйди, Джейк! — рычит он, испепеляя взглядом. — Просто уйди!

Вылетаю из палаты, сажусь на стул, хватаясь за волосы. До него не достучаться! Весь его мир в Дарье! Он сгорит, если её не станет!

Марина

Кто-то скажет, что сутки — это мало. Всего лишь двадцать четыре часа. Иногда, сутки — это много. Тысяча четыреста сорок минут, восемьдесят шесть тысяч четыреста секунд. Каждая секунда тянется вязким ожиданием. Каждую минуту со страхом ждёшь холод смерти и надеешься никогда не дождаться.

Я вижу сон. Солнце, слепящее и согревающее, луг, покрытый цветами. Я иду, путаясь в длинной траве. Слышу мамин смех и бегу на него. Она светится в лучах солнца, с любовью смотря на меня.

— Мариш. Обещай позаботиться о Максе, — нежно журчит её голос. — Ему сейчас хуже всех, Мариш. Один он не справится. Обещай.

— Нет, мам. Нет, — шепчу. — Ты должна вернуться.

— Мариш. Доченька. Обещай, — умоляет меня.

— Нет! Слышишь?! Нет! — перехожу на крик. — Ты вернёшься! Его никто кроме тебя не вытащит! Слышишь?! Никто!

Мама молча мотает головой и уходит, а я приросла и не могу пошевелиться. Крик застревает в груди, и только слёзы стекают по щекам.

Просыпаюсь в слезах, текущих по щекам. Сердце ходит ходуном, доставляя тупую боль. Не хочу анализировать сон. Слишком явно. Слишком тяжело.

— Джей! Отвези меня срочно к маме! — пытаюсь ускоренно подняться, насколько позволяет простреленное плечо.

— Мариш. Она ещё не очнулась, — поддерживает меня за спину, спуская ноги с кровати. — Ничего не изменилось.

— Джейк! Ты-же не хочешь увидеть меня в гневе?! — свожу брови, прищуривая глаза. — Поверь! Я похлеще мамы!

Тяжело вздыхает, но пересаживает на кресло и везёт, бубня ругательства под нос. В палате встаю, наклоняясь над мамой и выплёскиваю свой гнев, обиду, страх.

— Послушай меня, мамочка! Ты выйдешь из этой долбанной комы! Попробуй только не выйти! Последствия будут ооочень плохие! Максим загнётся через пару месяцев, мы его кремируем и будем горько плакать! Знаешь почему?! — хватаю её за руку. — Потому-что Дина с Алькой отправятся в детский дом! Мне с Вадькой в опеке откажут, так как мы не работаем! И Макс не поможет! Он же за тобой собрался! Динку конечно усыновят, может даже не уроды! А Алька никому не нужна! Она испытает всю прелесть казённого дома, от голодовки до кулаков! Так что пока лежишь — думай! И не смей приходить ко мне во сне!

Прокричавшись, сажусь в кресло и поворачиваясь к Максу, добавляю:

— А ты давай рядом ложись и в кому впадай! Не у тебя-же дочь двухмесячная сиротой останется! — выговариваю этому бесхребетному, и разворачиваю голову к Джейку. — Всё. Вези меня обратно.

— Что это было? — осторожно интересуется Джейк, боясь, что и ему отлетит.

— А это попытка вправления мозгов! — завожусь ещё больше. — Ишь, два придурка! Одна лежит, другой рыдает!

Весь запал по дороге выходит, глаза щиплет от слёз. Какая-то пустота накрывает. Сил нет даже о сыне подумать.

— Джей. Пусть мне вколют чего-нибудь. Сил нет, заснуть хочу.

Он перекладывает меня на кровать и уходит за медсестрой, за спасительной темнотой.

Глава 15

Джейк

Не знаю подействовал-ли Маришкин крик, или сутки после операции на исходе, но Дарья пришла в себя минут на пять. Слабая, измождённая, не в состоянии шевельнуть рукой. Только слабое движение пальцами в руке отца. Смотрела на мужа молча, тусклыми глазами, наполненными слезами, пока снова не заснула.

Отец рыдал. Теперь от счастья. Нёс какой-то бред сумасшедшего, но тоже от счастья. Пытался растолкать Рину, но снотворное оказалось сильнее. Шепчу ей, что Даша очнулась. Надеюсь она слышит, прибывая во сне.

Звоню Вадиму, наконец-то озвучиваю долгожданную новость. Визги и крики счастья оглушают через динамик. Трубку перехватывает Алька и несёт несвязную речь, перемешенную слезами. Связно никто не может говорить. Три дня страха. Три дня надежд и ожиданий.

Рина просыпается с улыбкой.

— Я знаю, — шепчет она. — Я всё знаю. Теперь всё будет хорошо.

Завожу её в палату к матери и глаза лезут на лоб. Мой папаша точно дракон. Гоняет персонал клиники, заставляя делать полный тюнинг помещения. На окне вешают занавески персикового цвета, на тумбочках расставляют цветы, два охранника тащат кровать. Похоже кто-то решил здесь поселиться с удобствами. И самое главное никто не спорит. Любой каприз за ваши деньги.

Даша ещё спит, но бледность стала чуть менее бледной, синева губ сошла на нет. Папа расслаблен и улыбается. Как-же долго я не видел его улыбку. Целых нескончаемых три дня.

— Максим Валерьевич, что вы устроили, — делает попытки пожурить вошедший врач. — Дарье Александровне нужен покой.

— Дарье Александровне нежен муж, — огрызается Максим Валерьевич. — И радостная, комфортная обстановка.

Врач подходит к Дарье, проверяет показатели на мониторах, отключает искусственное вентилирование лёгких и улыбаясь говорит:

— Она молодец. Жду приглашения в гости на следующее Рождество.

— И на Рождество, и на Пасху, и… В общем приезжайте, когда хотите, и без приглашения. Мой дом Ваш дом, — жмёт ему руку медвежьей хваткой.

Дождавшись ухода врача, пристаю к отцу с информацией по расследованию стрельбы.

— Ты помнишь, что я говорил про стрелка? — хватаю его за плечо.

— Не сейчас, сын, — снова затыкает мне рот. — Давай через пару, тройку дней. Я не способен ни о чём думать, кроме жены. Ты с Ларри всё держишь под контролем. Мне этого достаточно.

Марина, отойдя от первого шока, вылезает из кресла и подходит к кровати. Гладит маму по волосам и склонившись, улыбаясь что-то шепчет. Сердце прыгает от счастья глядя на них.

Звонит Дима. Выхожу из палаты, отвечая на вызов.

— Джейк. Дети требуют везти их в больницу. Алёна двух ребят до нервного тика довела, — жалуется Дмитрий.

— Завтра в обед. Дарья спит. Ей нужен покой, — совсем не успокаиваю его. — И позаботься об их охране.

— Всё понял, Джейк, — сбрасывает вызов.

Перезваниваю Альке и начинаю читать длинную лекцию о слабой психике охранников и нестабильном состоянии матери. Аля, похлюпав носом, заверяет что всё поняла и кладёт трубку.

В больницу приезжает Ларри. Новостей нет. Мразь, стрелявшую в девчонок, ищут, подключив не только органы, но и криминал. То, что стрелял не самый лучший киллер. поняли по осечки с первым выстрелом. То, что он отмороженный, по второму после неудавшегося первого. А самое главное, пока не выловим его, не выйдем на заказчика, и этот кошмар может повториться. И так нервозность дошла до абсурда. Охрана проверяет всех входящих в клинику, и посетителей, и персонал. Служба безопасности пробивает всех сотрудников, партнёров, заказчиков, инвесторов и их окружение. Ребята пашут круглые сутки, сменяя друг друга на время сна.

К отцу Ларри заходить не стал. Он знает его с детства и понимает, что тому сейчас ни до чего. Проверив охрану, уезжает в офис, а я возвращаюсь за Риной, так и сидящей возле кровати мамы.

Марина

Мне ничего не снилось, пока я спала. Только тепло растекалось по телу, струилось и обволакивало. Дарило спокойствие, говорило, что всё теперь хорошо. Проснулась с улыбкой на губах, каким-то шестым чувством зная, что мама вернулась. Слабая, измождённая, но вернулась к нам.

— Теперь всё будет хорошо — шепчу, наклонившись к ней. — Спасибо что вернулась. Спасибо что ты есть. Я люблю тебя, мамочка.