— Согласен, — встаю, направляясь к двери. — Пойду умалчивать. В обед проведём со всеми беседу.

Домой спускаюсь, продумывая что сказать. Рина не дура и сразу поймёт, что что-то случилось. Моя задача отвлечь и продержаться до обеда. Своё отвлечение начинаю с кухни, завтрак в постель — самый лучший способ запудрить мозги. Конечно я не гений кулинарного искусства, но приготовить яичницу с беконами, помидорами и сыром мне под силу. Выжав апельсиновый сок, налив кофе и водрузив завтрак на поднос, подхватываю его, разворачиваясь к выходу.

— М-м-м! Завтрак в постель? — обламывает мои старания, появившаяся в проёме Рина. — Надеюсь мне?

— Конечно тебе, — ставлю приготовленное на стол и чмокают медведицу в носик. — И мне, если поделишься.

— Поделюсь, если не хватит сил съесть всё, — заигрывает, лоснясь как кошка. — Кто приходил?

— Ларри с Димой, — говорю небрежно, чтобы не заострять на теме внимания. — По работе.

— Что-нибудь случилось? — ласково оттягивает зубами мою губу.

— Нет. С чего ты взяла? — подаюсь вперёд, пытаюсь отхватить поцелуй.

— Ты из меня убогую не делай! — взрывается мегера, окатив меня гневом. — В шесть утра в воскресенье просто так не приходят! Или ты рассказываешь по-хорошему, или вылетаешь отсюда, и возвращаешься, чтобы рассказать по-хорошему! Мне хватает Лёшки в игрульки играть!

Теперь я понимаю, что имел ввиду отец, говоря, что Марина похлеще Дарьи будет. Если от Дашиного взрыва волосы дыбом встают и боишься пошевелиться и привлечь к себе внимание, то от взгляда моей фурии подгибаются колени и в голове только одно желание, встать на четвереньки и отползти подальше. Почему на четвереньках? Да хрен его знает! Анализация на это не работает. Все мысли просто заморозились, и очень, очень хочется рассказать всю правду.

— Мариш, милая, добрая, любимая, — лебедю, в надежде договориться и обойтись малой кровью. — Давай обеда дождёмся и отец всё, всё расскажет.

— Хорошо, — прищуривается, сканирую мой испуганный, жалкий вид. — Не попадайся мне на глаза до обеда, америкашка! Российская граница временно закрыта!

На этих словах цепляет поднос с завтраком и исчезает в направлении спальни, в которую мне вход закрыт, временно. В общем- то обошёлся малой кровью, только осадочек остался. Поднимаюсь к отцу, надеясь пересидеть грозу там, но нарываюсь на разъярённую мачеху и понимаю, что отец тоже стоит по стойке смирно, а ещё его волосы и мозги.

— Пап, — захожу в гостиную. — Может не будем ждать до обеда? И не доживём мы до него.

— Да, — тяжело вздыхает. — Этим бабам надо всё и сразу. Зови свою мегеру, а я пока всех на кухне соберу.

Рине пишу сообщение, боясь спуститься вниз, и прохожу на кухню, занимая руки приготовлением кофе. Конечно не так ароматно и слюнещипательно, как у Дарьи, но в данной ситуации и мои помои сойдут.

Собираются все быстро. В течении десяти минут стулья заняты встревоженными, сонными телами. Моя фурия приходит с Лёшей, недовольно потирающим глаза. Все сосредотачивают взгляды на папе, а я радуюсь, что не являюсь здесь старшим.

— Ребята нашли стрелка, — монотонно, сохраняя спокойствие, повествует отец. — Его застрелили при задержании, и заказчик остался неизвестен. Поэтому охрана остаётся в полном составе, а вы ограничены в передвижении.

— И? — Дарья пытливо сканирует мужа и меня. Я весь сжимаюсь от её взгляда. Ведьма! Такая маленькая, хрупкая, а взгляд прожигает чернотой!

— И всё, — отец передёргивает плечами от её тяжёлого взгляда, и спешит уткнуться в кофе, делая вид, что вкуснее помои не пил.

— Орлов! Я по-твоему дура?! — прищуривает глаза, задерживая молнии, грозящие покарать всех вокруг. — С таким сухим и супердлинным рассказом мне мог, и следователь позвонить!

Поджилки явно в напряжении не только у меня. Отец сползает со стула и ссутулившись идёт в кабинет. Возвращается оттуда с пачкой злосчастных фотографий.

— Лена была связующим звеном между стрелком и заказчиком, — похоронным тоном сообщает он. — Та мразь, что… В общем та сука, которую мы все знаем.

— Где она? — тихо спрашивает Даша, поднимая бледное лицо от пачки, расползшейся по столу.

— Исчезла, — папа подходит к ней и обнимает за плечи, притягивая к груди. — Её ищут, и обязательно найдут.

— Это ведь она? — Даша смахивает так не вовремя появившуюся слезинку. — Она устроила ту аварию?

— Всё указывает на то, — папа накланяется ниже и целует её в макушку.

Нас они больше не замечают, погрузившись в свои тяжёлые воспоминания. Боясь помешать, тихо испаряемся с кухни. Все молчат, погрузившись в себя. До всех дошло, на сколько всё хреново.

Марина

Увидев фото, я оторопела. Трудно осознать, что слежка за нами ведётся почти-что год. Нас планомерно изучали, подбираясь достаточно близко. Страх за сына, себя, родных острым лезвием распарывает грудь. Ощущение, что это никогда не кончится, накрывает с головой. Уйдя от родителей, передаю Лёшу Джейку и ухожу в ванную. Мне надо побыть в тишине, поплакать, подумать, смириться. Перед глазами встаёт Макс, лежащий сломанной куклой, мама, истекающая кровью, делающая последние, жалкие попытки дышать. Я очень боюсь. Мне страшно до онемения в ногах. Кажется, где-то в подкорках, я пожалела, что мама встретила Макса. Моя тщедушная душонка испугалась сильнее меня и попыталась найти виновных в ближайшем круге. И ближе всех оказался Максим. Самой стало тошно от этих мыслей. Стою под прохладным душем и закапываю подальше грязь, вылезшую от страха.

На нервах бунтуется весь организм. Жуткая боль простреливает виски, вызывая рвотные позывы. Еле успеваю вылететь из кабины и открыть крышку унитаза. Выворачивает на изнанку долго, до боли в кишках. Стук в дверь ванной комнаты не слышу, только дуновение ветра по спине и меня подхватывают тёплые, родные руки.

— Милая моя, любимая, — шепчет мой мужчина, укутывая меня в большое полотенце и вытирая лицо от следов истерики. — Мы их найдём и уничтожим. Только не волнуйся.

Подхватывает на руки и несёт в кровать, а мне так плохо. Не прекращающаяся боль в голове, сдавливающая в тиски, желудок свернуло в узел, грозящий затянуть в воронку все органы.

— Прости, — шепчу из последних сил и проваливаюсь в серь.

Просыпаюсь к обеду, с тупым туманом в голове, тошнотой и болью в желудке. Прохожу на кухню, выпиваю нурофен и омепрозол, в надежде разом снять боль во всех пострадавших частях тела. Следом заходит Джей, устало улыбаясь.

— Лёшу покормил и спать уложил, — притягивает к себе, нежно поглаживая по спине. — Ты как?

— Лучше, — утыкаюсь в грудь, глубоко вдыхая родной запах. — Прости, что сорвалась. Просто увидев фото, я была в шоке. В голове не укладывается, что мы все долгое время ходили под прицелом и не догадывались. Страшно подумать, что за маньяк режиссировал это действо. Я боюсь. Очень. За Лёшку. За тебя. За себя. За маму и Макса. Дина, Аля, Вадим. Мы все зависим от дальнейших желаний заказчика. Он может нас прихлопнуть как мух, проснувшись не стой ноги. От нас ничего не зависит. И охрана нас не спасёт.

Последние предложения шепчу, давясь слезами. Истерика снова поглощает и топит меня. Не могу всплыть и сделать спасительный глоток воздуха. Где-то вдалеке слышу тревожный голос Джейка, но сил нет плыть к нему. Меня затягивает на дно. Я захлёбываюсь, теряя сознание. Слишком глубоко. Слишком больно. Всего слишком.

Резкий запах нашатыря врывается в нос, обжигая и приводя в сознание. Открыв глаза, встречаюсь с испуганным взглядом Джейка, нависшего над кроватью.

— Не пугай меня так больше, — судорожно сглатывает. — Я задыхаюсь, когда тебе плохо. Мне все внутренности выкручивает от мысли, что с тобой что-то может случиться.

— Больше не буду, — протягиваю потяжелевшую руки и глажу его по щеке. — Прости.

Пытаюсь подняться, но новая волна слабости притягивает к подушке. Глаза наливаются свинцом и нет сил держать их открытыми.

— Отдыхай, — накрывает меня одеялом. — Тебе надо поспать. О Лёше я позабочусь.

Снова проваливаюсь в серый, густой туман, обволакивающий, лезущий в нос, рот, заполняющий всю меня. Не могу пошевелиться, лишь всматриваюсь в глубь кисельных сгустков, обступающих меня со всех сторон. Сквозь них пробивается луч света, выдёргивающий меня из ступора. Фары, рассекающие мрак, разрезающие серую вату, несутся на меня. Я разворачиваюсь и пытаюсь бежать, но ноги вязнут в какой-то хлюпающей жиже, затягивая сильнее. Удар, молчаливый крик и я поднимаюсь над сизыми хлопьями. Моё тело лежит внизу в неестественной позе, разбросав руки и изогнув ноги под немыслимым углом, уставившись стеклянными глазами в небо. Мертва. Пытаюсь проснуться и вновь захлёбываюсь густым туманом. Какой-то бред, не отпускающий меня из своих лап.

Проснулась вечером, на удивление выспавшаяся и спокойная. Лёгкая тошнота от голода и головокружение от стресса. Тихо пробираюсь в коридор и слышу из детской голоса моих мужчин. Они с упоением строят гараж, расставив кучу машин в ожидании парковочного места. Счастье смывает всю тревогу, вызванную сном, заставляя стоять в проёме двери и улыбаться как дурочка. Так мало нам, глупым женщинам надо. Не важно, что во мир вокруг ощетинился, главное тепло, пронизывающее сердце от радости. Моё тепло здесь на полу, увлечённо играет, не замечая меня. Оно моё. На всю жизнь.

Глава 18

Джейк

Со временем страх становится не осязаем, перестаёт терзать душу и тело. Он остаётся где-то в подсознании, спрятанном в самом далёком углу. Жизнь катится дальше, утягивая за собой. Через два дня мы перестали обмусоливать причины и следствия произошедшего. Ещё через день эта тема была под запретом в нашей семье. Женщины наотрез отказались слушать отчёты службы безопасности и запретили вносить это дерьмо в квартиры. Пришлось организовать новостной штаб в ближайшем кафе, в которое сбегать под предлогом пробежки и выгула Тыквы. Щенков почти всех разобрали, но Лёшка выпросил одного себе. Выбор пал на палевую девочку со смешными затемнёнными очками, вечно выпрашивающую есть. Дурная привычка в этой семейке называть животных непонятными именами, сказалась и на щенке. Единогласно пушистого колобка, грозящего вырасти в огромную, свирепую собаку, назвали Булка, уменьшительно Буля. Теперь вечерами мы выгуливаем своих пушистиков. Папа гордо ведёт Тыкву, весящую шестьдесят килограмм, а я заплетающегося в ногах медвежонка с не гордым именем Булка. В это время Лар с Димоном складываются пополам от смеха, ожидая нас на входе в кафе.