— Я хочу тебя трахнуть прям здесь, — требует любимый, подхватывая ягодицы, приподнимая к возбуждённому естеству, заставляя обнять себя ногами. — Тебя пришлось слишком долго ждать.

Отодвинув край трусиков врывается мощной волной, сносящей все переживания и мысли. Не отрывая взгляд, до́лбиться так, что перебивает дыхание. Я чувствую его каждой клеточкой внутри, каждое движение посылает электрические разряды, заставляя пульсировать низ живота и стягиваться тугой спирали. Как давно я не чувствовала этой наполненности. Впитываю скольжение, сжимая стенки влагалища, пытаюсь обхватить плотнее, засосать и не выпускать. Желаю чувствовать его вибрацию и сокращение, отдающее семя. Стараюсь плотнее вжаться промежностью в пах, ощутить каждый волосок, царапающий кожу. Кричу от судороги, раздирающей меня на кусочки, от взрыва, уносящего в золотистую негу. Стискиваю член, пытаясь выкрутить и выжать до последней капли. И он отдаёт всего себя без остатка, сжимая руки до хруста костей, натягивая на себя до боли, вгрызаясь в ключицу, клеймя.

— Моя! Только моя! — рычит, орошая меня спермой.

— Твоя… Только твоя… — шепчу, принимая, впитывая.

Расслабленные, счастливые, мы плаваем в прозрачных водах Карибского моря, дурачимся, ныряем и не желаем вылезать. Так хорошо, что хочется остановить мгновенье и растянуть на несколько лет.

— Мама! Мама! — кричит с берега Лёшка, усевшись на плечи Вадима.

— Пойдём мама медведица, — тянет к берегу Джейк. — Медвежонок соскучился.

Лёша соскакивает с Вадьки и кидается меня обнимать, поморщившись отодвигается, осматривая на мокнувший об меня песочник. Сводит бровки, показывает язык и обиженно идёт в сторону дома переодеваться. Всего год и такой аккуратист. Малейшее пятнышко и требует переодеть. Смеясь идём за ним, сдерживая шаг, чтобы не обгонять.

— Лёшенька, мама тебя намочила? — Макс с сочувствием смотрит на растерянное лицо пострадавшего. — Пойдём, выдам тебе новый костюмчик.

Он, радостно подпрыгивая, цепляется за огромную руку деда и ведёт вглубь дома. Мама кормит Дину, нежно улыбаясь и воркуя с ней.

— Я рада, что ты вернулась, Мариш, — поднимает голову от Ди, сверкая глазами. — Нам всем тебя не хватало.

— Я тоже рада, мам. Спасибо, что вернули, — сажусь за барную стойку. — Что мы здесь имеем?

— Готовит повар, убираются две молодые горничные, — скалится Вадим, выделяя молодые горничные с какой-то похотью. Вырос мальчик. Уже девятнадцать стукнуло. — Есть бассейн, турецкая сауна, тренажёрный зал.

Отвлекаюсь на шум, исходящий с лестницы. Две девушки, испанки, переговариваясь, спускаются и расходятся в разные стороны. Вадим весь подобрался, грудь колесом, осанка, как кол проглотил, из ноздрей разве что пар не идёт.

— Мам. Я в бассейн, — бросает, направляясь за той, что повыше.

— Вадим! Лекцию о презервативах читать не надо? — одёргивает его мама.

— Ну мам! — возмущается новоявленный Казанова.

— Что мам!? Предупреждаю один раз! Если по вине твоей безалаберности девушка залетит — скручу писюн в узел и заставлю жениться, а если подцепишь какой-нибудь подарок — отрежу орудие нахрен! Понял?!

— Да понял, мам! Понял! — краснеет Вадька. — Есть у меня резинки! Есть!

Провожаю взглядом мелькающие пятки брата и перевожу внимание на мнущегося Джейка. Представляю, как он за пи… хозяйство переживает. Со мной он вообще забыл, что есть такие латексные чехольчики.

Лезу в холодильник, урча животом и умирая от жажды. Достаю мясную нарезку, сыр, овощи, майонез и апельсиновый сок. Забыла, когда в последний раз баловала себя огромными, вредными сэндвичами.

— Кому сделать большой, вкусный бутерброд, — интересуюсь, нарезая помидор.

— Всем делай, — облизывается мама. — Кроме Вадьки. Он не скоро освободиться. Как раз к ужину.

Смеёмся, наполняя блюдо готовыми бутербродами. Алька достаёт стаканы и разливает сок. Макс присоединяется с Лёшкой, переодетым в жёлтый песочник цыплячьего оттенка. Все набрасываются на сэндвичи, а карапуз получает кусок сыра и огурец. Перекусив, всем скопом идём на пляж, кроме Вадьки конечно.

Потрясающее место. Белые кристаллы песка, омываются неимоверным цветом лазури, лёгкий бриз, не дающий свариться под палящим солнцем и никого в радиусе километра. Рай, в котором хочется пожить пару, тройку месяцев.

— А на сколько мы здесь? — поворачиваю голову к Джейку.

— Две недели, — совсем не радует меня. — Если понравиться, можем на месяц после свадьбы сбежать.

— Понравиться, — расплываюсь в широченной улыбке, цепляющей уши.

Две недели рая и безграничного счастья. Две недели мы ничего не делали, только купались, загорали и любили друг друга. Две недели я отдавалась как в последний раз, и он брал неистово, с жадностью, без границ и стеснений. Никто не знал, что это начало конца. Никто не догадывался, что рай останется здесь на белом песке, смываемый лазуритом. Возможно я как-то чувствовала, пытаясь вклеится, втереть себя в него. Возможно это место своей беззаботностью стирала все грани, выводя животные инстинкты на передовую.

— Помнишь, я обещала, когда заживут рёбра, трахнуть тебя в попу? — слизываю капельки пота с его живота, наблюдая за реакцией. — Рёбра зажили. Готовься расстаться с девственностью.

— К-как ты хочешь это сделать? — заикаясь, шепчет он. Расслабленный член, кончивший уже два раза, нервно дёргается.

— Сейчас я привяжу тебя к кровати, разведу в сторону ноги и медленно сначала пальцами, потом вибратором буду иметь твою тугую попку.

Джейк громко сглатывает, напрягая живот, а я беру верёвки и привязываю руки над головой. За руками следуют ноги, разведённые и согнутые в коленях. Такой беззащитный и растерянный взгляд я вижу впервые у своего мужчины, привыкшего быть альфой в постели. Всегда трахает он, даже если сверху я. Сейчас всё поменялось и напряженное тело, вспотевшее ещё больше, бросается в глаза.

— Расслабься, любимый, — целую в губы, скольжу по груди, забегаю кончиком языка в пупок. — Тебе понравиться. Если будет слишком… неприятно, или больно, кричи «Развод».

— Почему «Развод»? — испуганно хлопает глазами.

— Потому что остановлюсь я либо от этого слова, либо, когда ты всё забрызгаешь спермой, — подкладываю подушку ему под попу и достаю лубрикант с маленьким вибратором.

При лёгком надавливании на колечко, член снова подаёт признаки жизни. Мой связанный дракон напряжённо следит за мной, боясь расслабиться и пропустить что-нибудь важное. Смазываю пальцы и медленно ввожу один в тёплую, гладкую дырочку. Несколько поступательных движений и палец движется легко. Прибавляю второй, растягивая, выдавливая робкий стон. Член дёргается и увеличивается, Джейк расслабляется, закрывая глаза. Добавляю смазку и третий палец, увеличивая скорость. Джей стонет, рычит, поддаёт бёдрами.

— Ты мой! Только мой! — накрываю набухшую головку губами, продолжая быстро трахать пальцами.

— Твой! Только твой! — задыхается от наслаждения.

Сменяю пальцы вибратором, включаю на малую скорость и седлаю мужчину сверху, насаживаясь на гордый член резко, глубоко, быстро. Всё смешивается, дыхание, стоны, крики, вибрация. Мы вместе сошли с ума, скатились в эту бешенную эйфорию. Так мой мужчина не стонал никогда. Он отдался весь. Мне. Навсегда.

Развязываю руки и сразу оказываюсь вдавленной в грудь. Властный поцелуй, кусающий, жалящий, требующий подчиниться и отдать бразды правления. Со стоном сдаю позиции, подчиняюсь, принимаю власть надо мной.

— Я люблю тебя, — шепчет в губы, зарываясь в волосы. — Ты лучшее, что было и есть в моей жизни.

— И я люблю тебя, — тихо отвечаю, боясь громким звуком спугнуть этот момент. — Хочу и в будущем остаться лучшим в твоей жизни.

— Навсегда, — целует нежно, зализывая предыдущие укусы.

— Навсегда, — отвечаю, ловя язык, переплетая своим.

Глава 20

Джейк

Это место снесло крышу напрочь. Мы как два кролика, трёмся везде, где нас не видно. Нагибаю Рину в любое время дня, лишь-бы детей рядом не было. Она раскрепостилась полностью и ведёт себя, как озабоченная кошка. Мне это нравится, безумно. Она уже не только даёт, но и берёт. С фантазией, с жадностью.

Заставила меня сдать тыл на милость завоевателя. Сначала было страшно до судорог в яйцах, но я ей доверился. Анальный секс — это здорово. Особенно, если трахает тебя любимая девушка. Особенно, если одновременно насаживается на твой член. Взрыв. Полный улёт. От мощного оргазма выкручивает ноги, немеют пальцы и чешутся зубы от желания вгрызться в плоть и почувствовать кровь на языке.

Люблю Марину больше жизни. Готов убить за неё, за её любовь. Не отпущу никогда. Надо будет — привяжу и буду трахать сутками, месяцами, годами. Она мой наркотик, которого всё мало. Сколько-бы не увеличивал дозу, а голод растёт, требует. Уже я не живу, чтобы любить. Я люблю, чтобы жить. Без неё я сгорю, как отец без Дарьи. Это какое-то чёртово семейное проклятье, быть зависимым от русской ведьмы. И я зависим от её любви, сгораю и плавлюсь от её рук и взгляда, взрываюсь от её губ и плоти. Зависим полностью и бесповоротно.

Последний вечер в раю наполнен грустью. Никто не хочет покидать этот дом, этот пляж. Тоскливые улыбки сопровождают ужин, непривычная тишина в отсутствии разговоров. Даже Лёшка притих и вяло ковыряется руками в тарелке.

— Давайте расходиться спать, — из-за стола поднимается отец. — Завтра в четыре утра подъём. Кто хочет проститься с морем, встаёт раньше.

Забирает у Дарии дочь и идёт в свою комнату. Даша подрывается за ним, чмокнув Алю и Лёшу и помахав на прощанье рукой. Алька лениво слезает со стула и шаркает ногами в сторону ванной комнаты. Вадим, набрав что-то по телефону, направляется к заднему входу, на ходу проверяя в кармане наличие презерватива.