Пришлось соврать про ремонт в квартире и занять гостевую спальню, что выбивало из колеи окончательно. Тоска не становилась меньше, она увеличивалась пропорционально прошедшим дням. Попыток позвонить Рине я больше не делал. Отец говорил, что всё с ней нормально, а моя душа рвалась в её направлении. Стало привычном в одиночестве просматривать видео и фотографии. Жалел, что не снял каждую секунду, проведённую с ней. Помимо Марины, жутко скучал по Лёшке и остальным членам семьи. Не хватало даже Тыквы. Общение с отцом проходило коротко и сухо, для конспирации и поддержания легенды, что я приехал с мыслью: «в России живут одни уроды!».

После переезда к родичам, начался полный абзац. Благотворительные вечера, грозди девок, которых Роне приходилось снимать пачками, ноющая челюсть от постоянных улыбок для папарацци и тех-же девиц, работающих на публику и желающих засветиться с сыном миллиардера Орлова.

За месяц ада мы вычислили только наличие интрижки между Кларком и Хелен, что совсем не помогало приблизиться к возвращению домой. От Хелен уже тошнило и Рону и меня, а вот с дедом установились достаточно тёплые отношения, скреплённые не одной бутылкой виски. Дед оказался увлечён своим ранчо и мастерски владел кнутом. После распития спиртного он часто сбивал концом кнута горлышки у бутылок, демонстрируя меткость и крепость руки. Общаясь с ним, всё больше убеждался, что дед не мог поступить так подло и жестоко. Оставались в списке подозреваемых только Хелен и адвокат, но каких-либо доказательств нарыть не удавалось.

Спустя ещё неделю желание бежать из этого дома обострилось до огромнейших размеров. Любой намёк по отношению к Марине или Дарьи со стороны бабки, вызывал приступ бешенства, требующий свернуть ей шею. Рона с трудом сдерживала меня от рукоприкладства, а Ларри приходилось чаще проводить тренинги по самоконтролю.

Последней каплей стал звонок отцу. На мой вопрос про Марину, он как всегда ответил, что с ней всё нормально.

— Нормально?! — услышал крик Дарьи. — Считаешь, что с ней всё нормально?! Два американских ублюдка! Интересно, когда станет не нормально?! Когда она вены вспорет?! Или таблеток обожрётся?!

Дальше связь прервалась. Похоже отец сбросил вызов и бросился успокаивать жену. Мне этого было достаточно, чтобы сдвинуть момент возвращения с точки неопределённости на стадию срочно. Заставив Рону организовать общее собрание, заказал билет с вылетом через пять дней. Именно этот срок я озвучил напарникам для принятия кардинальных решений. Тогда я решил пойти в ва-банк.

Марина

Весь месяц я не жила, а существовала. Полный, безэмоциональный автомат. Встала, поела, обнялась с унитазом, полежала, попыталась поесть, поборолась с тошнотой, полежала, поела, порыдала и легла спать. Даже Лёша не мог вытащить меня из этого болота. Борьба с тошнотой выматывала последние силы. С тоской бороться не пыталась.

Поход ко врачу откладывала каждый день, обещая маме съездить, как только приду в чувства. Но в них прийти так и не удалось. Месяц одиночества разжижил мозги и толкнул на поиски информации о Джейке в мировой паутине. Набрав Джейк Орлов, я похоронила себя окончательно. Новостные колонки пестрели улыбающимся Джейком с висящими на нём различными девицами. А заголовок «Наследник миллионов обзавёлся постоянной подружкой», и фотография, где мой бывший мужчина обнимал высокую, красивую блондинку, ударили под дых, выбив воздух и сжав сердце в железные тиски.

Завалилась на спину, пытаясь сделать вдох, но лёгкие жгло от недостатка кислорода, отключая мозг от осознания реальности. Именно в таком состоянии, без сознания напротив монитора со счастливой парой, меня застала мама и вызвала скорую. Очнулась в клинике под капельницей и успокоительным с жуткой болью в голове.

— Что-то вы зачастили к нам, Марина Денисовна, — с сочувствием произносит Борис Евгеньевич. — Не хорошо это, такой красивой, молодой девушке не беречь себя. Как чувствуете себя? Что болит?

— Душа, — шепчу ему, пытаясь сдержать слёзы. — И голова.

— С головой помогу, — улыбается он. — А душу позитивом и маленькими радостями лечить надо. Отдыхайте, Марина Денисовна. Утром возьмём анализы и посмотрим, что надо лечить.

После его ухода, в палату забежала молоденькая медсестра и вколола в капельницу дополнительное лекарство. То, что это было снотворное я поняла, когда уплыла в долгожданный, глубокий сон без кошмаров и видений.

Утром лучше мне не стало. Боль по-прежнему сжирала изнутри, заставляя мечтать об очередной спячке и подольше. В голове крутились вопросы, на которые ответов получить я не могла. (Читай на Книгоед.нет) Как он мог так со мной поступить? Зачем он клялся в любви, бросаясь вечностью? За что он выдрал мне сердце и выбросил, истоптав? Как собирать себя по кускам, когда их разметало слишком большим радиусом? Что делать с ребёнком, который остался на память от этого козла?

Неделя в больнице под контролем врачей и витаминными капельницами. Тошнота, благодаря им терзала меньше, боль в груди от лекарств притупилась, мозг перестал задавать мучащие вопросы. Анализ крови подтвердил беременность, сроком восемь — девять недель, но УЗИ я отказалась делать наотрез. Несмотря на злость и обиду, мечтала на него идти с отцом ребёнка. Глупая, наверное. Может быть все влюблённые женщины немного глупые?

К концу пребывания в клинике ушла окончательно в себя, в свой мир, где я любима, ребёнок желанен, где Джейк рядом и смотрит по-прежнему на меня вечно-голодным взглядом. Где каждую ночь ласкает меня, шепча тарабарщину из смеси русского и английского. Где не представляет жизни без меня, как и я не вижу жизни без него.

Мама с Максом посещали меня по отдельности, днём она, вечером он, и так как я была в себе, разговорами их не утруждала. Они пытались меня раскачать и натыкались на иголки, торчащие сквозь панцирь. Не добившись какой-либо реакции, они уходили и на следующий день просто сидели молча рядом. Эта тишина завораживала, укутывала в тёплый кокон, позволяла мечтать.

Вернувшись домой, я сутки провела в этом спасительном коконе, а потом решила вернуться. Вернуться и жить ради Лёши и нового малыша. Моей любви хватит на нас троих, и не нужен нам какой-то папа. Я справлюсь, а Макс с мамой помогут.

С таким настроем спускаюсь в гостиную, где мама читает Лёше книжку, игнорируя Макса, а он держит на руках Дину и жалуется, какая её мама бывает вредная.

— Привет мам! Привет пап! — с наигранной весёлостью обрушиваюсь на них. — Я вернулась и не одна!

— С воображаемым другом? — удивлённо спрашивает Макс, заглядывая мне за спину.

— С твоим будущем внуком, или внучкой, — гордо задираю подбородок, наблюдая за массой сменяющих друг друга эмоций. Неверие, растерянность, сожаление, радость. Положив Ди на диван, сграбастывает меня в объятия и сжимает руками сильно, сильно.

— Я рад. Я очень рад, — хрипит в макушку, сжимая ещё сильнее. — Джейк… Джейк тоже обрадуется.

— Нет! — пытаюсь отстраниться, но проще гору сдвинуть. — Нет, Макс! Ты ничего ему не скажешь! Он бросил нас! Он не получит моего ребёнка!

Максим отстраняется, с болью в глазах рассматривает меня. Мама внимательно наблюдает за нами, не обращая внимания на слёзы, текущие по щекам.

— Мариш. Ты не можешь так с ним поступить, — возражает Макс. — Нельзя лишать отца ребёнка.

— Я не лишаю! Он сам себя лишил! Я не заставляла его бросать нас и развлекаться с красотками! Ты вообще знаешь, как проводит время твой сын?! На хрена ему ребёнок, когда он баб меняет чаще, чем зубы чистит?!

— Марин. Всё не совсем так, — не отстаёт Макс.

— Макс! — мама хватает его за руку. — Сейчас не время устраивать разборки! У тебя своя правда, у неё своя! Марине не нужна твоя! Не сейчас!

— Всё, молчу. Молчу, — обнимает за талию маму, проводя рукой по щеке. — Ничего не скажу, только не плачь. Не рви меня. Не могу, когда ты плачешь.

Успокоившись, все делают вид, что не было и нет отца ребёнка. Есть только мой животик, который скоро начнёт расти.

— Даш. С чего ты решила, что там мальчик? — интересуется Максим.

— Не могу объяснить, — смеётся мама. — Вот смотрю на неё и вижу, что не девочка там.

— Мама также и про Лёшку говорила, — делюсь воспоминаниями. — Я ещё не знала, что беременная, а она начала поздравлять меня с будущим сыном.

— Что же ты не сказала, что у нас дочь родиться? — смотрит на маму, прищурившись. — Ждали до двадцатой недели.

— Я не вижу себя, как Марину, — отвечает ему таким-же взглядом. — И вообще. Чего спорим? Через десять, двенадцать недель узнаем.

Ночью укладываю Алёшу с собой. Он спит, а я глажу его по голове и плачу. Какая-же я дура! Уйти в себя из-за мужика, бросить сына и не хотеть жить! Ненавижу этого американского придурка! Не нужен он нам! Сегодня я учусь заново жить. Жить без него.

Глава 25

Джейк

Мне не оставалось ничего, как поставить на кон всё и обратиться к деду. Дождавшись ухода Хелен, оккупировал кабинет. Самого хозяина пришлось подождать. На нервяке пропустил пару стаканов вискаря, но поджилки всё равно тряслись. Дед вошёл и застыл с удивлённым лицом.

— По делу, или выпить негде? — спрашивает, пересекая кабинет и садясь в кресло.

— По делу, дед, — пересаживаюсь с дивана в кресло напротив него. — По очень дерьмовому делу.

Он встаёт, проходит к бару, наполняет стакан, сделав пару глотков, добавляет ещё и садиться обратно, внимательно смотря на меня.

— Ну давай, говори дело, — подносит стакан ко рту и делает маленький глоток. — Слушаю внимательно.

Заикаясь, начинаю рассказ с самого начала, с приезда в Россию. Дед внимательно слушает, не перебивает, а я набираю обороты. Рассказываю, как Дарью еле вернули с того света, как на Марину два раза покушались, что сейчас все сидят под домашним арестом в окружении армии телохранителей и нос боятся высунуть.