– Сумеешь не отстать? Помни, я обошел пешком всю Европу.

Что она может ответить? Знал ли он, что мать хочет выманить его из квартиры? Он сердит? На мать? На Грейс?

– Прости, Сэм. Но в Дартфорде нет снежных вершин и огромных рек, несущих воды в море.

– Тебе понадобится пальто, – все, что ответил Сэм.

Глава 18

Он стоял на перроне, выделяясь из толпы, не своим не слишком необычным ростом или приятной и привлекательной, пусть и не особо выдающейся внешностью: просто из всех мужчин, толпившихся на этих нескольких футах бетона, он был единственным, на ком не было мундира. Хотя остальные стояли поблизости, болтая, смеясь и куря, он не принадлежал их компании.

Грейс подняла руку, чтобы помахать на прощание. Но так и не поняла, смотрит ли он в ее сторону. Возможно, он не видел ее или предпочел игнорировать… Так или иначе, Грейс отпрянула, словно боясь получить пощечину. Рука бессильно упала. Она даже испытала некое облегчение, когда поезд все быстрее увлекал ее прочь, по мере того, как потеющий кочегар бросал в топку лопату за лопатой угля. Ей было холодно, не потому что в поезде плохо топили, – что ни говори, а сейчас начало весны, – а потому, что он явно не желал признавать, что они знакомы. Но так ли это? Она была в поезде. Он – на перроне. Может, он не видел ее. В конце концов, откуда он знал, что она может быть в этом поезде?

Слабое утешение. «Джек, – ее тело словно со всхлипом повторяло его имя, – ты занимался со мной любовью, а сейчас даже здороваться не хочешь…»

Грейс туже стянула пальто военного образца, чтобы согреться. Или утешиться? Очевидно, он получил отпуск и даже не попытался увидеться с ней. Но она была в Дартфорде. У Петри нет телефона. Даже если бы он захотел, не смог бы с ней связаться.

«Нашел меня непривлекательной? Или считает, что я настолько ниже его, что можно не обращать на меня внимания?»

Труднее всего было переносить неуважение. Она дала ему то, чего он хотел, но пала в его глазах. Грейс старалась воскресить в памяти те моменты, когда поезд подошел к станции. Она так и не встретилась с ним взглядом.

Обозленная и униженная, Грейс легла в забитом людьми купе и посмотрела правде в глаза. Невозможно сказать наверняка, видел ли он ее. Она должна выбросить это из головы и думать о долгих прогулках с Сэмом.

Первый медленный час путешествия из Лондона в Бигглсуэйд в голове мелькали образ и воспоминания о Сэме. Теперь она смотрела в окна, в которых проплывали сельские пейзажи, и ничего не видела. Перед глазами вставали два лица: Джека, смуглое, с резкими чертами и, насколько она успела заметить, обтянутое кожей, как у скелета. И лицо Сэма, такое же худое и осунувшееся, но открытое и доверчивое. Последние два дня Сэм и только Сэм был у нее в мыслях.

Почти три года она тосковала по нему и волновалась за него, когда его направили из армейской базы в Олдершоте «куда-то в Европу», потом с поля боя – в госпиталь и лагерь для военнопленных, и, наконец, она услышала о его побеге.

В своем воображении она рисовала Сэма, но не того высокого, нескладного, светловолосого, со счастливейшей улыбкой парня, а крадущуюся фигуру в грязном, порванном мундире, бегущую по вспаханным полям в поисках еды и убежища в сараях и покинутых домах, – разве не такой стала сейчас Европа? Недаром Сэм рассказывал ей о брошенных фермерских домах, разбомбленных деревушках… но были и сцены невероятной красоты и величия, и смиренного мужества, и благородства.

Почти все три года она всячески старалась убедить себя, что думает о Сэме только как о старшем брате близнецов, имевшем большое влияние на ее жизнь, и самое главное – как о человеке, любившем прекрасную и талантливую Салли Бруэр. Может, поэтому и обратила внимание на Джека Уильямса, так много отнявшего у нее и так мало предложившего взамен. Сейчас слишком поздно жалеть о случившемся.

Ее первый опыт интимных отношений был весьма впечатляющим, но она была уверена, что до конца жизни будет стыдиться того, что произошло между ней и Джеком. Она чувствовала себя избитой и измученной, радовалась, что синяки никому не видны, и понимала, что отношения с Сэмом развиваются в совершенно ином направлении.

Последние два дня в его обществе изменили ее представления о себе и Сэме. Воспоминания о его доброте и мечты о нем преследовали ее. И отказывались уходить. Они рука об руку гуляли по Дартфорду, и никто их не тревожил, даже те, кто думал: «Этот здоровый парень, кажется, один из мальчиков Фреда Петри?» «А эта трудармейка разве не жила с Меган Патерсон, той, которая погибла под бомбами? Ее дочь, верно? Или сестра?»

Но кроме старых и близких друзей, останавливавшихся на минуту, чтобы пожелать Сэму здоровья, никто их не беспокоил, и они беспрепятственно гуляли по городу, который так любили. Сэм восторженно восклицал при виде церкви и старого дома, не тронутого бомбежкой и способного стоять еще не одну тысячу лет.

– Разрушения, которые я видел в Европе… целой жизни не хватит, чтобы все восстановить в прежнем виде.

Слыша напряженные нотки в его голосе, Грейс постаралась свернуть в парк с его прекрасными садами. Нарциссы и тюльпаны очаровали обоих, и Сэм отказался сравнивать их с альпийскими лугами, а вместо этого заговорил, как счастлив оказаться дома, в покое и безопасности, каждый день видеть родителей и сестру, познакомиться с Джорджем, который появился в подходящее время, чтобы заполнить пустоту, оставленную Роном, – не то чтобы это очень помогло, но он занял свое место в семье, и его будут любить за него самого.

То же самое с девушкой, идущей рядом: она уже не ребенок, которого он когда-то защищал, а привлекательная молодая женщина, взявшая в руки собственную судьбу, выказавшая мужество в тяжелой ситуации и никогда не жаловавшаяся на трудности.

– Можешь поверить, Грейс, что там я много думал о тебе? Каким тощим костлявым созданием ты была в тот день, когда я впервые тебя увидел. И заметил твои окровавленные коленки после того, как тебя толкнули на игровой площадке. В твоих глазах стояли слезы, но ты не позволяла себе плакать. Я увидел глаза прежде, чем увидел все лицо. Ты так была похожа на Дейзи. Прелестные глаза, иногда я их представлял: большие, темные, но не голубые и не серые, скорее смесь того и другого. Иногда я видел, как ты улыбалась мне. Испуганно, словно щенок, не уверенный, получит ли пощечину или вкусный кусочек лакомства. И самое странное, что ты похожа на Дейзи больше, чем Роуз!

Она ничего не ответила, но сердце громко забилось от удовольствия. Он думал о ней. Считал, что у нее прелестные глаза.

– Мой па расстроен тем, что никогда не разговаривал о тебе с Меган, – тихо сказал он, не глядя на нее.

Она подняла на него блестящие счастьем глаза.

– Никто никогда не разговаривал обо мне с Меган. Да и зачем? Она давала мне приют, кормила, одевала…

Он не позволил ей продолжать.

– Мама сказала, что она утаила снимки и бумаги твоих родителей. Это подло. А твое наследство? Почему она никогда о нем не упоминала?

Грейс тоже задавалась этим вопросом. Но старалась не думать об этом. Все в прошлом и пусть там остается.

– Несколько дней назад мне исполнился двадцать один год. Возможно, она собиралась сказать мне в этот день.

– Двадцать один. И никакого праздника.

Он схватил ее руку и развернул к себе.

– Нужно отпраздновать, Грейс. Только ты и я. Понимаешь ли, что прогулка с тобой сделала для сержанта Сэма Петри? Нет?

В парке были еще люди, но он обнял ее и прижал к себе.

– Он расслабился. Клянусь, он действительно почувствовал, как с его плеч свалилось напряжение, и фюить – он очутился на земле. Накопившийся снег растаял, и он снова стал собой, легче на миллион тонн. Смотри.

Он поднял ее и закружил, так что красный берет, который Салли дала ей на Рождество, упал и приземлился среди нарциссов.

Сэм сразу поставил ее на землю и нагнулся над цветочной клумбой. Надел берет ей на голову и натянул на уши.

– Прелестная шляпа, прелестные глаза, прелестное лицо, – прошептал он и, к удивлению девушки, нагнулся и нежно поцеловал ее в губы.

– Прелестная Грейс, – закончил он и снова ее поцеловал.

При этом он обнимал ее, а она была рада этому, потому что колени, казалось, растаяли, как масло на солнце, а ног она и вовсе не чувствовала.

Он смотрел ей в глаза, словно искал там какое-то слово… вопрос… ответ…

– Мне извиниться?

Она покачала головой. Как хорошо, что поцелуи были нежными, потому что этот момент останется в памяти как чудесный, и ничего в его поцелуе не напомнило о Джеке.

– Это Салли подарила мне берет.

Что побудило ее упомянуть о талантливой красавице Салли?

– Славная она девушка.

Он все еще держал ее за руку, будто они привыкли так гулять.

Она смотрела в глаза, которые всегда помнила улыбающимися, сияющими добротой и любовью к человечеству.

– Славная? И это все? Я всегда думала, что ты влюблен в нее. Мы все так думали. Ты даже написал ей письмо, когда у нас была вечеринка. Ты, конечно, любишь ее, всегда любил…

Он положил руки ей на плечи, словно хотел заставить замолчать.

– Люблю Салли? Она мне нравится. Она подруга моих сестер, талантливая, веселая и добрая. Но любить? Не говори ей, Грейс, но малышка Салли с ее постоянным позированием и страстью к игре ужасно мне надоедает. Я от тоски выть готов. Она вечно старается произвести впечатление, а, прости, эффект получается противоположным.

Грейс закрыла глаза и немного подумала. Салли надоедала Сэму, и все же Грейс была уверена, что он ее любит. Почему? Как глупо осознать, что это только потому, что Сэм посылал Салли привет, когда она поступила в театральное училище, первая из всех них, которая сумела продолжить образование.

– Научусь ли я когда-нибудь понимать людей? – спросила она себя, открыв глаза, сама не понимая, как соблазнительно при этом выглядит. – Надоедает? Но как ты можешь? Салли будет знаменитой.