Даже босой он возвышался над ней. Она на секунду испугалась. Но не Сэма. А вдруг она не увидит в его глазах того, что мечтала увидеть?

Девушка подняла голову и с сердцем, полным любви, и глазами, сияющими от счастья, бросилась в его протянутые руки. Они немного постояли молча, просто обнявшись, чувствуя, как бьются их сердца. Грейс, едва осмеливаясь верить происходящему, первая разорвала волшебные чары:

– Ты схватишь воспаление легких, Сэм Петри, если будешь стоять в одних носках.

– Малая цена, любимая. Но пойдем. Миссис Лав сказала, что сделает нам чай, и бьюсь об заклад, у нее есть газета, которой можно вытереть ботинки.

Поймав нежный взгляд Грейс, Сэм снова нагнулся и очень бережно поцеловал ее в мягкие губы.

Взявшись за руки, они побрели к дому, и парень время от времени прихрамывал, натыкаясь на камни.

– Ты ни за что не получишь газету. Мы храним любой клочок бумаги, который попадает нам в руки, но миссис Лав наверняка не пожалеет старой тряпки. Только лучше не приносить ботинки на кухню: тебя примут с радостью в отличие от запаха.

Большинство трудармеек бросили работу и спешили с полей, предположительно для того, чтобы устроить пятиминутный перерыв, но на самом деле решив посмотреть на друга Грейс.

– Очень славный, – дружно согласились они.

– И такой высокий! – восклицала одна.

– В блондинах есть нечто особенное, – утверждала другая.

– Но почему он так внезапно появился? Она не знала, что он приедет, – заметила третья.

– Он достаточно хорош, чтобы быть поляком, – заверила Ева, но Катя была тверже и объявила всем:

– Это не наше дело.

Они были разочарованы, когда миссис Лав при виде неожиданно большой группы девушек, нашедших время примчаться на короткий перерыв, предложила, чтобы Грейс и Сэм взяли поднос с чайником, хлебом и маслом в маленький офис, куда она намеревалась подать ужин, оставив остальных девиц в большой кухне грезить о романтических встречах.

– Лиз, пойди напомни Грейс, чтобы оставила дверь открытой. Девушке полагается беречь репутацию, – деловито велела кухарка, отмеряя достаточное количество яблочно-ежевичного джема.

– Но, миссис Лав! Они влюблены! Неужели не могут провести пять минут наедине?

– Они могут провести пятнадцать, но с открытой дверью. И с чего вы взяли, будто между ними что-то есть? Он брат ее лучшей подруги, и только.

– О, как скучно!

Сьюзи утешила себя лишней ложечкой джема.

– Когда я работала на первой ферме в Сомерсете, там устроили свадьбу. Все были приглашены, и мы откладывали деньги несколько месяцев, чтобы взять невесте напрокат подвенечное платье из настоящего магазина для новобрачных в Лондоне и не тратить талоны на одежду. Было полно сидра и фруктового пунша. Играла музыка, пары танцевали в чистом сарае. Заметьте, у нас ушло несколько часов на то, чтобы отмыть пол, и почти столько же после свадьбы, чтобы привести все в порядок. Некоторым вообще не стоит дотрагиваться до сидра, – добавила она, оставив девушек домысливать остальное.

– Звучит неплохо, – заметила Конни, заработав улыбку Лиз. – О, они возвращаются. Сделаем вид, что мы не заметили их появления.

Сэм тащил поднос, который поставил около большой каменной раковины. У него был вид человека, собравшегося вымыть посуду.

– Оставь это, Сэм. Сплошная трата воды, потому что через пять минут чашек будет еще больше, а ты лучше пойди и помой свои ботинки.

Миссис Лав повернулась к присмиревшей Грейс.

– Принеси тряпки, те, что в деревянном ящике в буфетной. Дай парню две и скажи, что я избавлюсь от них, когда он закончит.

– Спасибо, миссис Лав, – тихо поблагодарила она и вышла, оставив девушек переглядываться и гадать о причинах изменений в атмосфере в доме.

Глава 20

Грейс наблюдала, как Сэм чистит ботинки. Она была уверена, будто знает, что именно он собирается сказать, и не хотела этого слышать.

Молчание становилось все напряженнее. Грейс пыталась выпутаться из сложной ситуации, сказать что-то, что помешает ему произнести нечто дурное.

– Ты должен познакомиться с девушками, Сэм. Они все очень славные. Почти такие же, как Дейзи, Роуз и Салли. Но больше всего я, конечно же, люблю полек…

Она продолжала трещать, рассказывая о разбившемся самолете и раненом польском летчике.

– По-моему, Ева – это та, что с белокурыми волосами и золотым голосом, – думаю, он ей понравился, летчик то есть. Он сказал, что его спасли ангелы. Она и выглядит ангелом. Разве не здорово, если… она беженка и семьи у нее нет?

– Нам нужно поговорить, Грейс, – мягко ответил он. – Все это не убежит. Я хотел сказать, что мне позволили вернуться в полк. Медики заверили: со мной все в порядке, и нет причин удерживать дома человека, годного для службы, тем более что ему целыми днями делать нечего. Мне нужно сказать тебе правду в лицо, милая. Не в письме. Я попросил их сам. Они созвали докторов, потребовали задавать мне разные вопросы, исследовать вдоль и поперек, и оказалось, что я годен к службе. И очень доволен, по-настоящему доволен.

Грейс слушала его. Каждое слово, произнесенное им, ударяло, как молотом по гвоздю. Она чувствовала, что вот-вот разойдется по швам. Несмотря на все, что он писал, она никогда не считала всерьез, что Сэм может вернуться в армию. Неужели он недостаточно сделал для своей страны? Более чем достаточно!

– Ты не вернешься на войну. Пожалуйста, Сэм, твоя мама этого не вынесет.

Он подошел к маленькому телефонному столику, у которого стояла Грейс, и обнял ее так, словно хотел раздавить.

– Ну, ну, моя любовь, – шептал он, держа в объятиях негнущееся напряженное тело.

– Ты совсем не думаешь, Грейс. Не думаешь головой. Я солдат. Был солдатом с шестнадцати лет. Малышка, это все, что я умею делать. Все, в чем я хорош.

Он поцеловал ее блестящие каштановые волосы.

– Расслабься, моя Грейс. Посиди со мной. Не нужно так напрягаться, милая, это я, Сэм, и хочу рассказать тебе, когда в мою глупую голову пришла мысль о том, что я влюблен в тебя. Я был влюблен в тебя с той минуты, когда ты упала в мои объятия на игровой площадке. Но полюбить по-настоящему, серьезно, я смог только сейчас. Ведь это совершенно иное.

Она расслабилась, но решила, что он так легко не отделается.

– Миссис Лав так старалась приготовить чай!

– И мы можем посидеть и поболтать над чашками и подумать обо всем, что упустили.

Он сказал явно не то.

– И будем упускать снова и снова, если ты пойдешь на войну…

– Мой младший брат погиб, Грейс, и только господь и британский ВМФ знают, где сейчас Фил. Можешь представить меня сидящим в гостиной и поедающим домашние лепешки вместо того, чтобы помогать делать все, чтобы покончить с этим безумием?

Она заплакала.

– Ты уже больше чем помог. Ты сражался, был ранен, попал в плен. Господи боже, Сэм. Судя по тому немногому, что я слышала, ты пешком пересек Европу в обоих направлениях.

Он поднял руку, словно пытаясь отмести такие пустяки.

– Когда-нибудь я покажу тебе Италию, фермы, на которых работал, крестьян, с которыми жил. Это самая благословенная и благородная страна! Ты не поверишь ее красоте! Всего несколько початков кукурузы в кладовой, а они делятся с голодным чужаком. Одна девушка напоминала мне тебя. Хотя ее глаза были карими. Не серо-голубыми или голубовато-серыми. Ее родители жили в маленьком каменном домике, и, представь себе, там же жила корова. Согревала нас зимой, – улыбнулся он. Ненадолго задумался и, снова вспомнив о присутствии рядом возлюбленной, заговорил:

– Они прятали меня от немецких патрулей, Грейс, позволили жить на чердаке. Кормили, а я за это работал с Альдо на полях. Я научился рыскать по лесам в поисках еды – грибов, трюфелей, орехов и ягод – и обрабатывал маленький клочок земли. Подумать только, что может вырастить человек на крайне негостеприимной почве! Поверишь, томаты растут без парников! В жизни не ел ничего подобного! Невероятно! Все мужчины в окрестности помогали друг другу семенами и черенками. А женщины и дети тоже работали… Я чувствовал, что становлюсь ближе и ближе к… – едва не произнеся «Грейс», он продолжил: – Ее звали Лючией. В один пронзительно холодный январский день мы все пошли в лес, чтобы набрать хвороста, и помню, как был рад, что она рядом. Мое сердце сильно сжалось. Глупая мысль, но внезапно все встало на свои места, и я сказал себе: «Она Лючия. Она прелестна, но это не Грейс».

Он поколебался, глядя в глаза, о которых мечтал в самые мрачные моменты.

– Я люблю Грейс.

Девушка задрожала. Попыталась встать, он протянул руку, чтобы помочь, и они долго стояли, глядя друг на друга.

– Я люблю Грейс, – повторил Сэм.

На ресницах Грейс повисли слезы.

– О Сэм, это правда?

Вместо ответа он привлек ее к себе и поцеловал. Не тем нежным поцелуем, которым коснулся ее губ чуть раньше, но поцелуем, страсть которого все росла, и она, не думая о Джеке или ком-то еще, отвечала с таким же пылом.

Наконец он отстранился.

– С тех пор как мне исполнилось четырнадцать, малышка с мягкими каштановыми волосами, хорошеньким личиком и самым бескорыстным, самым благородным характером заняла особое место в моем сердце.

Грейс подняла голову и была почти ослеплена напряженностью его взгляда.

– Но ты никогда не говорил, никогда не писал…

– Солдат, ожидающий начала войны, которую не хочет, но которая, как он понимает, вот-вот разразится? Какое право я имел связывать прелестную девушку? И вспомни, я сам осознал, что мои чувства к тебе куда сильнее братской привязанности, только когда стал военнопленным, зависевшим от доброты бедных итальянцев, живших в Альпах, которые почти голодали, но приютили беглеца.

Когда ты приехала навестить меня, я едва дышал от любви к тебе. Но ты должна была получить возможность выбирать: искать своего единственного или нет.

Она расслабилась и прижалась к нему.