— Да, но… Но она тогда только началась, ты ведь тогда еще не успела напиться.

В моем стоне отчетливо слышалось разочарование тем фактом, что подруга обо мне явно слишком хорошего мнения.

— Оу.

Да, это все, что выдал ангел, поспешно включая свечение нимба и прекращая работу крыльев в режиме вентилятора.

Рука, которую я использовала как подставку для внезапно отяжелевшей головы, запуталась в волосах. Пришлось приложить немало усилий, чтобы собрать все разбежавшиеся, как дошколята на детской площадке, мысли воедино.

Итак, я была слепа и глуха еще до Броуди. Была так свято уверена, что не могу нравится Бену, что нашла объяснение этому и принялась упорно отрицать все доказательства обратного. А там уже рукой подать до того, чтобы попутно начать отрицать и ответную симпатию к другу.

Я собственноручно саботировала свое счастье.

Как много страхов рождается из-за глупой неуверенности в себе. Как много недосказанности появляется в результате опасений быть отвергнутым. Как опрометчиво приравнивать отвержение кем-либо твоих чувств к отвержению тебя самого. И как много времени можно потерять, изображая немую рыбу с влюбленными глазами.

Хорошо, если потеряешь лишь время. Порой так теряют и людей.

— Выпивка — явно не твое, — шепнула мне Келли через время. — И больше на вечеринках я тебя без присмотра даже на секунду не оставлю.

Я подняла свинцовую голову и взглянула на подругу. Она выглядела обеспокоенной. Возможно, тем, что я хотела запустить руку в череп, достать оттуда мозг и слегка встряхнуть его, чтобы все шестеренки встали на место, ведь это желание, без сомнений, отпечаталось на моем лице.

Отлепив руку ото лба, на котором должен был остаться красный след, села ровно и втянула воздух полной грудью. Он тут же со свистом покинул легкие, когда я простонала:

— Шесть лет!

— Хотя бы не десять.

Я смерила Келли взглядом, и она стихла.

Моя лучшая подруга все знала, все замечала, но молчала. Как так можно?

Впрочем, она-то думала, что однажды уже достаточно вмешалась. Да и, вероятно, признание в чувствах — это одна из тех вещей, до которых двое должны дойти самостоятельно.

Интересно, когда бы мы с Беном до этого дошли, если бы нас не подтолкнули события с договорной помолвкой? Не скоро, полагаю. К тому же, именно комментарии Оливера и Зака вселили в мою голову некое подобие надежды на то, что Бен не отвергнет меня.

Может, иногда стоит сообщать близким людям свои догадки относительно симпатии в их адрес? Может, стоит начать намекать Максу и Полетт?

— Я вырисовывала его имя в сердечках, — после долгой тишины призналась я. — Первое нарисовала, когда он спас меня от задир летом перед третьим классом.

Никогда бы не подумала, что расскажу кому-нибудь об этом. Мама и отчим — это одно дело: они видели мое творчество воочию, но в остальном наши инициалы и имя Бена в окружении символов любви — даже чересчур личное.

Одно плавное движение головы вверх — и мой взгляд наткнулся на красивое лицо, что украшала самодовольная ухмылка.

— Надеюсь, там было «Бен», а не «Опасность ЗППП».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍84


Келли сообщила, что у нее назначена стрижка, опоздать на которую — восьмой смертный грех, так неосмотрительно игнорируемый священниками. Это было недалеко от истины, ведь ее парикмахер — жуткий педант, гнев которого, пожалуй, можно сравнить с карой Божьей. Хотела бы я увидеть его столкновение с Максом. Тот вообще не умеет приходить вовремя. Разве что, если будет ориентироваться на полчаса раньше назначенного времени.

К слову, после стрижки, подруга была намеренна встретиться с ним, Полетт и Бадди, а потому «вынуждена оставить квартиру на нас». Последние слова она произнесла с видом шаловливого ребенка, проказа которого вот-вот принесет свои плоды.

Первые несколько минут после того, как я нашла для попы более удобное место — диван, мы с Беном сидели в тишине. Я поглядывала то на него, то на разукрашенный конверт, который он поглаживал длинными пальцами.

Мне еще не доводилось чувствовать себя настолько растерянной. Ну нет у меня плана действий на случай внезапного просветления после нескольких лет упертых ударов о стену, выстроенную собственным сознанием.

— Я поражен, — прервал молчанку Бен, указывая на мое письмо. — Ты ни разу не назвала меня прохвостом. Будем считать это свидетельством личностного роста.

Неловкий смешок слетел с моих губ.

— Да, мне пришлось бить себя по рукам. Плетью.

— Ух, — деланно посочувствовал мне Бен. — Неужели все настолько плохо?

— Ну почему же плохо? — с перепугу начала нести бред я. — В этом определенно что-то есть. В плетках, кнутах. Воспитание розгами, конечно, было ужасно. Просто-таки отвратительно и абсолютно неприемлемо. Но иногда с помощью чего-то подобного можно представить себя на месте Индианы Джонса. Только сражаешься ты не с нацистами, а с собственными пороками. Сквернословием, например. Да и эти штуки в руках сразу придают образу некой грозности, власти, что ли. Последняя может быть весьма привлекательна. К тому же, ты слышал, какой звук раздается, когда плеть рассекает воздух?.. — Я закрыла глаза и дрогнула для наглядности. — Дух захватывает и заставляет трепетать в предвкушении.

— Любопытно, — ухмыльнулся Бен. — Значит, ты хотела бы поэкспериментировать?

Я залилась краской, осознавая, что тактика со словесным потоком несуразиц сбила мысль Бена не в ту сторону.

Мужчина засмеялся, снимая повисшее в воздухе напряжение, и придвинулся ближе. Он закинул руку на спинку дивана и обернулся ко мне всем корпусом. Я тут же уловила аромат, которого практически лишились наволочки из дома мамы. Тот, который делает мое тело мягким, аморфным, а мысли — тихими и расплывчатыми.

— Тебе не стоило возвращать кольцо.

— Оно было прикрытием.

— Нет, подарком. Я выбирал его для тебя.

Бен достал кольцо из конверта и протянул мне.

— Я не хотел целовать Аманду, — прошептал он, проводя пальцами по контуру моей ладони, вкладывая в нее свой подарок. — И я не ответил на ее поцелуй в тот раз. Даже не понял, в какой момент он вообще стал возможен. Мы встретились совершенно случайно, причем оба раза. В первый раз я столкнулся с ней, когда заехал пообщаться с Чарли. Помнишь, мой друг из университета? Механик, он еще Максу мотоцикл подлатал и… А, не важно. На свадьбе Трэйси…

— Виновница торжества решила подработать свахой, — прервала его оправдания я. — Знаю и сожалею, что не послушала тебя.

— Прости, что сделал больно, Лоис.

— А ты прости, что не поверила, и за то, что наговорила. И за написанное прости. Я не…

— Ты очень много извиняешься для пострадавшей стороны, — прервал меня Бен с мягкой улыбкой. — Если подумать, ты в принципе склонна к самобичеванию больше любого из моих знакомых.

Я виновато опустила взгляд и тут же встрепенулась от мужского: «Вот, снова».

— Не могу же я себя переделать!

— И не нужно, но ты упорно пытаешься. Есть у меня одна практика для избавления от чувства вины…

— Давай чуть позже, — попросила я, набрала в грудь побольше воздуха и, указывая на детский конверт, сказала: — Я не думала, что это письмо когда-нибудь попадет в твои руки.

— Тогда почему оно было отправлено?

— Мое неумение следить за собственными вещами, наша с мамой любовь к взрыву в месте проживания, плюс Уолтер, который начитался любовных романов и решил поспособствовать нашей с тобой старомодной переписке.

Я хлопнула в ладоши и развела руками, как бы говоря: «Та-дам!».

— Что ж, я рад, что получил его. Мне безумно жаль, что причинил тебе боль, Лоис, но мне также было приятно узнать, что я для тебя значу. А учитывая, что ты не планировала его отправлять, приятно вдвойне, ведь ты писала то, что на самом деле думаешь. Без цензуры, так сказать.

И вновь повисла тишина. Пару раз мне казалось, что Бен вот-вот заговорит, но он продолжал вести мысленную беседу с самим собой, как и я. Не знаю, обдумывал ли он, как мягче отшить меня или как красивее признаться в собственных чувствах, но это заставляло меня ощущать зависшую над головой гильотину.

— А с чего ты взяла, что в произошедшем замешена Трэйси? — поинтересовался мужчина.

Итак, мы обходим прямое обсуждение вопроса касательно наших отношений. Значит ли это, что он не придумал, как не обидеть отказом, и поэтому уводит подальше от щепетильной темы?

— Она пришла с поличным вчера, — ответила я, стараясь делать вид, что меня не распирает от чувства неопределенности. — Подняла повыше свои грязные ручонки и даже извинилась. Чепуха, да? Должно быть, свиньи полетели, а коровы начали выделывать изумительные пируэты на коньках. Хотя, погоди, я видела, как Трэйси катается на коньках — довольно неплохо, да и она десятки раз летала на самолете. Не знаю, считается ли последнее за полноценный полет, но, похоже, мы официально можем сказать, что возможно все.

— Вижу, вы, девочки, о многом поговорили, — понимающе кивнул Бен. — Будешь писать новое письмо?

— Пожалуй. На этот раз с извинениями, для Трэйси. Может, парочку, так как перестать оскорблять ее у меня что-то не выходит.

— Н-да… — протянул мужчина, скользя по моему лицу изучающим взглядом. — К этому мы еще вернемся. А что ты сделала с уже имеющимися письмами?

— Уничтожила вместе с частью газона (да простит меня мама!) и представлением Трэйси о щепотке моей адекватности.

— Она видела письма?

— Длинная история, — отмахнулась я и тут же выпалила: — Значит, я нравилась тебе в школе?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍85