Дарья Вознесенская - Помощница по вызову

- Как в “Особом мнении”?

- Там программа позволяет узнать о еще не совершенном преступлении,  - воодушевляясь немного,  улыбаюсь. Ну вот, доказательство, что он просто человек - кино смотрит, - Я бы сосредоточилась на судебных делах… Например, назначать срок в зависимости от того, насколько человек раскаялся.

- А если бы он притворился умело? - брови мужчины взлетают вверх. А я понимаю - раз задает уточняющие вопросы, значит интересно.

- Ну компьютеры смогли бы степень раскаяния определить с достаточной точностью.

- А она есть? Степень?

- Конечно, - говорю уже совсем свободно. Рядом с Поздняковым я часто кажусь себя совершенно косноязычной и глупой, но когда забываю об этом - вперед выходит и отличное образование, и опыт, начитанность, опять же, - Вот если он просто плачет и страдает, например, то это не по-настоящему. Потому что переживать легче, чем что-то делать. А настоящее раскаяние… - я остановилась, подбирая слова, - это когда он сам верит, что плохо поступил, искренне сожалеет и хочет наказать виновных, в том числе самого себя.  Он поступок переосмысляет, берет на себя ответственность за его исправление. Ну и себя изменить хочет...

- То есть можно уже не нагружать его внешними обвинениями и наказанием, он сам справится с этим?

- Вроде того.

- Чувствуется христианская мораль.

- Не без того, - хихикнула, - Я же из русских немцев - может не у моих родителей, но у бабушки точно все держится на трех К.

- А на чем у тебя все держится, Ис-скр-ра?

Вздрагиваю и в чашку свою утыкаюсь. Удивительное дело, как в человеке может уживаться авторитарный эгоист, гений слова, желанный мужчина и вот это участливое внимание, с которым он будто подталкивает меня постоянно к каким-то важным выводам…

- Не знаю пока,  - признаюсь, - Я ищу.

***

Елки в доме Позднякова все еще не было, несмотря на приближение Рождества.

Может потому, что Рождество католическое. Или потому, что елок вокруг полно. Или же не тот праздник, который хозяин дома празднует… Спрашивать я не стала. Если бы он хотел елку, украшения, девицу в костюме Санта-Клауса и всякие огоньки по периметру дома, давно бы сделал - точнее, мне поручил. А со своим представлением о прекрасном я точно лезть не буду.

Мы декабрьское Рождество праздновали. Бабушка и дедушка приучили. Собирались всей семьей, за праздничным столом, чтобы пожеланиями обменяться и пообщаться просто. Вместе пирог пекли и индейку делали, которая всегда у нас курицей становилась. И елка к этому моменту наряженная стояла, как у всех в России почти - чтобы до двадцать пятого поставить, а потом, как минимум, до Старого Нового года продержать.

Я и у себя дом украшала. Но не в этом году. В этом году у меня елки нигде нет - ни в моей квартире, ни в Виталиковой, ни в этом доме, который так и напрашивался на иллюминацию и европейские венки. Чтобы окончательно превратиться в сцену для голливудской зимней комедии.

- Ты же приедешь на праздник? - папа накануне звонит, но я вздыхаю только.

Нет у меня по плану выходного, а из-за внеплановой болезни и не должно быть. И мне грустно немного, что традицию нарушаю, но что поделать? Отпроситься? Вряд ли Поздняков запретит уезжать. Вот только воспоминания о предыдущей нашей семейной встрече  еще сильны. И целиком осознавая, что я прикрываюсь своей работой, чтобы увильнуть от схожего "удовольствия", отвечаю:

- Не получится, пап. Конец года  - сложный период…

- Да он там тебя эксплуатирует, как не знаю кого! Если не сказать, что хуже… - вскипает почти.

Но я на его тон внимание не обращаю, а вот на слова - очень даже.

- “Хуже” - это ты про что?

- Ну так Марьяна просветила нас, где ты и что ты, раз сама подробностей не рассказываешь.

- Погоди… Я и правда не понимаю. Кому я помогаю и как сюда попала я вам сразу сказала, что такого Марьяна еще могла сообщить, а? Она же не знакома даже ни с кем из этой сферы!

- Но это не значит, что она не узнала, что о писателе этом говорят! И с Виталием ты рассталась, мало ли что у тебя в голове творится, каких глупостей захочется сделать, когда ты так расстроена?  Я всерьез обеспокоен, дочь. Ты там, непонятно где, да еще с человеком, чьи моральные принципы…

- Ты полагаешь, что меня в сексуальном рабстве тут держат? - брякаю, разозлившись, - Да что такое происходит, а? Уж мы-то всегда на одной волне были - но сначала вы меня дома разговорами доводите, расспросами и нравоучениями, а сейчас так и вовсе предполагаете, что я не больше эскортницы значу!

- Искра…

- Что, Искра? Проще Марьяне поверить, да? Или мне придумать какое расстройство? А ей лишь бы грязью меня облить? И вам всем - побольше гадостей сказать?

- Мы ведь из лучших побуждений…

- Которыми сам знаешь, куда дорога выстлана!

Я трубку кладу.

Обидно очень… Но закономерно. Наверное так всегда происходит, когда начинаешь границы выстраивать с близкими людьми, с которыми и границ-то раньше не было. Я знаю, что любят они меня, и я люблю - уж родителей-то и вовсе безусловно. Но что-то явно не так пошло в наших отношениях, и давно, раз они обесценивают все, что я делаю. И до сих пор маленькой девочкой меня считают, за которой присматривать надо.

Невольно выступившие слезы вытираю.

А на следующее утро пораньше встаю и пеку фигурное рождественское печенье. С имбирем. И запах такой сразу! На улицу иду, несколько веток срываю, чтобы в вазу поставить - для красоты. Я не озаботилась подарком для Позднякова заранее, но когда он приходит на завтрак, то видит и ветки эти, и печенье, и праздничную сервировку, которую я нашла в одном из шкафов.

- С Рождеством, - улыбаюсь.

Он меня тоже поздравляет. Кивком. И, похоже, печенье есть не будет.

Это тоже обидно. Может даже обидней, чем разговор с отцом. Я понимаю, что никогда он не будет из приличий поздравлять с тем, что не празднует или делать вид, что хочет попробовать то, что обычно не ест...

Ой, ладно, не понимаю.

Себе тоже кофе наливаю - несколько дней уже мы вместе завтракаем - и с каким-то мстительным удовольствием откусываю имбирному человечку голову.

И та едва не застревает у меня в горле, когда Поздняков сообщает:

- Задание на сегодня у тебя есть уже, а я в город на целый день. В шесть за тобой машина приедет.

- З-зачем?

- Пойдешь со мной на вечеринку.

Пытаюсь проглотить и непрожеванный кусок, и это неожиданное приглашение. Наверное у меня очень выразительно округленные глаза, потому что Поздняков комментирует со смешком:

- Мне нужна спутница - на такие мероприятия я предпочитаю ходить не один. Мне следует быстро кого-то найти или ты сможешь переступить через свои принципы, которые неоновой строкой у тебя сейчас на лбу, и составишь компанию?

- Составлю, - хриплю быстро, чтобы не передумал.

Интересно, он обязательно с кем-то ходит, чтобы на него там не накидывались? Нет, не интересно. Сегодня я пойду, и плевать на остальных! И плевать, что все это немного странно. Только…

- Мне ведь домой заехать надо… - бормочу, - Я ничего не брала с собой из вечерних нарядов...

Головой качает:

- Твой дом в другой стороне, по дороге заедешь в магазин - там и встретимся.

- А…

- Это была вся фраза.

Веселится.

По глазам вижу - веселится, гад! Хотя лицо непроницаемое.

Ну и ладно, я тоже так могу сдерживаться…

Но вся моя сдержанность исчезает, когда он бросает, уходя:

- Надень прозрачный комплект. Розовый.

Предвкушение - важная часть игры.

Не знаю, понимает ли Искра, что все уже решено? Может быть еще тогда было решено, когда я за проститутку ее принял. Или когда журналистку выгнал, вместо того, чтобы воспользоваться.

Но когда я просыпаюсь с девочкой в одной кровати  - уже решено.

Во сне не понимаю, кто барахтается подо мной. Кожу нежную прикусил - вкусная. Руки плоть женскую сжали, и от этого по пояснице аж волной горячей продрало, потому что тоже вкусно… А когда осознал, что Искра - еще лучше стало. Но настаивать не стал, она едва ли пришла в себя. А мне хотелось, чтобы в полной мере каждую секунду со мной прочувствовала. Каждое мое действие. Прикосновение.

Я ведь чувствую. Все глубже. Это странно, но мне удовольствие доставляет. Механический трах, чтобы просто спустить напряжение, не столь интересен, как этот танец на гранях. Я к ней - она от меня. Поворот… Глаза в глаза. И всегда в ее глазах - эмоции. Сильные. А моих вроде бы и нет на поверхности, но это как с глянцевой водой. Зеркальная поверхность, внутри которой смертельно опасные вихри.

В магазин я приезжаю первым. Её рождественское печенье из головы не идет, что ли? Хочется сделать ей приятное. Знак внимания. Я не люблю печенье. Но и она вряд ли просила Санта-Клауса, чтобы я ее на прием одевал. В качестве подарка

- Это, это и это, - киваю консультантам на выбранные платья.

У меня нормально все с глазомером и с вкусом. Искре нравится тоже, та-ак она смотрит на одежду. И хорошо, что не пытается возражать или отнекиваться из мнимого “не положено”. Уж если что она решила или согласилась с чем, то будет спокойно это делать, без нытья. Я заметил и оценил.

Жаль только, что не настолько раскрепощена, чтобы в примерочную меня пригласить - я бы не отказался зайти.  Убедиться, что она в том белье прозрачном. Что ее дыхание от моего присуствия участится, а пальцы задрожат. Что она вожмется в угол, а когда я подойду совсем близко - дышать перестанет...

Меня отвлекает звонок.  Прошу девушку в магазине сделать кофе и в кресле располагаюсь. Через какое-то время Искра выходит уже в выбранном платье и туфлях на шпильк. Красивая. Она что-то сделала со своими волосами сегодня. Лежат крупными завитками  - зарыться руками хочется. И обманчиво простое серебристое платье тоже свободно на ее фигуре, но стоит шевельнуться - видно, насколько вырез глубокий, какие стройные у нее ноги.