«Светик, не насилуй свою голову. И расслабься. Бабке твоей мы звонить не будем. Планы поменялись. И да, готовься к вечернему жору. Картошку нажарим с вкусными колбасками. У меня весь холодильник забит вкусняшками. А если хочешь, пожрем сала с чесноком»

— Вообще-то мне больно! — вот тебе и интонация другая. Перевожу взгляд на бабку и мысленно кайфую.

— А вы расслабьте ягодицы, Татьяна Николаевна. Небольшой одноразовый дискомфорт еще никого и никогда не убивал.

- Ну зачем так глубоко? Ай!

— Так положено, — уверенным голосом заявляет Женя. — Только на такой глубине эффективно измеряется температура, — подмигиваю ей и выставляю большой палец вверх. — Расслабьтесь, вы так сжимаете его, что датчик не сработал. Придется снова.

— Кирилл Александрович, давайте обычным способом! Ну не второй же раз подряд.

— Татьяна Николаевна, расслабьтесь. Не напрягайте так ягодицы, это всего лишь термометр.

— А такое ощущение, что мне вставляют что-то другое.

— Это вам так кажется, просто у вас чувствительные анальные рецепторы, — серьезным голосом произносит Женя, во второй раз проталкивая градусник.

— Да, так и есть, — подтверждаю в ответ.

— Все, все. Вынимаю. Тридцать шесть и восемь.

— Спасибо, Женечка. Одевайтесь, Татьяна Николаевна.

«Я чувствую у тебя улучшилось настроение. Что ты делаешь? Кушаешь что ли?»

«Кончаю, Зайка, кончаю… Мне сейчас очень хорошо»

— Ну наконец-то это закончилось.

— Я бы так не сказал, Татьяна Николаевна, — убираю телефон в карман халата.

— Что, еще будет что-то такое?!

— Нет. Такого не будет. Эта процедура проводится только один раз, — присаживаюсь напротив нее на стул, пристально всматриваясь ей в глаза. — Неприятно было, да?

— Да уж, не самая радужная процедура.

— Представляете, а у кого-то это ежедневная многоразовая процедура на протяжении… пятнадцати лет.

— В каком смысле?

— В прямом. У меня есть такая знакомая. Это все та же девочка, ту, которую родственница била скакалкой. Попа-то ее осталось нетронутой, это было просто сравнение, чтобы вы поняли, а вот испытывает она примерно то же, что и вы сейчас. Вроде и потерпеть можно, но если это постоянно, да еще и диаметр термометра будет… толще, то становится очень тяжело. Это калечит психику. Так вот, она на протяжении пятнадцати лет подвергалась психологическому насилию. А все потому что эта родственница, то есть бабушка, думает, что ее внучка шлюха. Или станет такой, потому что якобы мать этой девочки была шлюхой. И вот она насиловала ее, насиловала, пока сама же и не выгнала внучку из дома. Сейчас, правда, эта родственница хочет вернуть свою внучку обратно. Скорее всего она просто энергетический вампир, и ей надо на ком-то отрываться, но тут я могу ошибаться. Внучка, конечно, не вернется. У нее началась новая хорошая жизнь, такая, какой и должна быть жизнь у двадцатиоднолетней девушки: полная свобода действий и серьезные отношения со взрослым мужчиной. И все бы хорошо, но вот имеются последствия этого психологического насилия. Психика девочки очень нарушена. Она настолько зашугана этой неадекватной бабушкой, что боится поднять трубку, когда та ей звонит. Более того, она придумала, что при встрече, скажет этой самой бабушке, что беременна. А знаете все почему? Потому что в таком случае она думает, что та от нее отстанет. Мол внучка уже не девственница и согрешила. Что вы вообще думаете об этой ситуации, Татьяна Николаевна?

— Ты вообще кто такой? — несвойственным голосом произнесла бабуля, испепеляя меня взглядом.

— Так я же уже представлялся. На бейджике все есть. Волков Кирилл Александрович, заведующий отделением терапии. Кстати, Света уже не девственница, мы и вправду согрешили до брака. Может быть даже и беременна, время покажет. Скажите, вы хоть что-нибудь поняли за эти двадцать минут, Татьяна Николаевна?

— Конечно, поняла. Притворился хорошим и запудрил моей внучке голову, классика жанра. А слабые на передок девки — они такие.

— Боже мой, окститесь, бабуля. Я же не Света, мне эту херню про шлюхастый ген, передавшийся ей от матери, нести не надо. Я дядечка взрослый, никем не насилованный, у меня с психикой все в порядке. Даже, если ее мать и была шлюхой, это не передается, Татьяна Николаевна. Кстати, а расскажите мне о ее матери. Что там было на самом деле? Она ушла от вашего сына, и вы машинально записали ее в шлюхи? А потом отрывались на Свете, думая, что ваш сын из-за ее матери покончил с собой?

— Ты кто такой, чтобы я тебе что-то говорила? Право трахать мою внучку не делает тебя всесильным. Так что рано радуешься. Запудрить мозги — это полдела, главное удержать результат.

— О, ну вы его удерживали на протяжении пятнадцати лет. Браво. Но теперь баста, у Светы есть я. Так что заканчивайте с мозго*бством, бабуля. Я не двадцатилетний мальчик, который не в состоянии защитить девочку Свету от злой бабки. Не хотите идти на нормальный контакт со мной, ваше право. Только я еще предлагаю разрешить эту ситуацию по-хорошему. Со мной лучше дружить, Татьяна Николаевна. Поговорите сегодня впервые с внучкой за столько лет на чистоту. Расскажите ей правду о матери, а не то, что вы о ней думаете. Вспомните наконец-то, что Света ваша внучка, а не враг, которого нужно медленно и тихо добивать. Уступите ей впервые в жизни. Может быть тогда, через какое-то время, она сама захочет с вами хоть изредка, но общаться.

— Ты думаешь на тебя не найдется управы?

— О, если вы о жалобе, то кабинет главврача находится в главном здании, на первом этаже, в конце коридора и налево. Пройдете через секретаря и напишите все, что душа желает. Но лучше формулировать так: такой-то, такой-то хрен, измерил мне ректально температуру. Точка. Мне это не понравилось. Точка. Этот же хрен обесчестил мою внучку и продолжает ее обесчестивать… не знаю, как это слово пишется, разберетесь, вам виднее. О, я забыл, кстати, про тараканов не забудьте написать и невкусную еду на отделении. В принципе, если вы пойдете сейчас, то вы еще застанете моего дядю на рабочем месте.

— Дядю?

— Да, он и есть главврач, только не распространяйтесь об этом, на отделении об этом лучше никому не знать. Кстати, его дочь, то есть моя двоюродная сестра Танечка — психиатр. Могу позвать ее, чтобы вас проконсультировала. Не хотите? Молчите… Ну ладно, подумайте над своим поведением. И когда надумаете прийти с миром — скажите мне и пообщаетесь по душам со Светой. Кстати, лечить вас, правда непонятно от чего, буду, по известным вам причинам, естественно не я. И да, повторюсь, со мной лучше дружить, Татьяна Николаевна, ибо на каждую хитрую жопу, найдется еще хитрее.

Глава 54

Захожу в сестринскую и убедившись, что здесь никого нет, начала быстро переодеваться. Не знаю, что на меня нашло, никогда особо не засматривалась на себя в зеркало. А тут встала, как вкопанная, в одном нижнем белье, да еще и в помещении, куда может зайти любой желающий, и стала пристально вглядыватьсяв свое отражение. Почему-то сейчас, несмотря на «бабушкин» лифчик и такие же «прекрасные» трусы, чувствую себя очень красивой. Прям очень-очень красивой. И если бы не предстоящая встреча с бабушкой, то даже вполне себе счастливой. Поправляю распущенные волосы назад и оголяю шею, всматриваясь в свежие красновато-синие следы. Не понимаю, как так. Ну ведь не ставил он их мне вчера. Точнее ставил, судя по наличию, но ведь не чувствовалось совсем. Или я просто была увлечена другим. Скорее всего так и есть. Только вот если в первый раз такие следы меня пугали и жутко бесили, сейчас, находясь в другом положении, меня это почему-то не раздражает. Правда, все же неловко, скрывать их все равно надо, вот это и напрягает. Перевожу взгляд на ноги и скольжу взглядом вверх, останавливаясь на трусиках. И тут картинки сами собой появляются перед глазами. Что он там творил языком, мама дорогая. И стыдно, и порочно, и пошло, и умопомрачительно хорошо… К щекам моментально приливает кровь и становится жарко, как только я представляю, что через пару дней у нас снова будет…нет, не фейерверк с языком, а секс. Более того, где-то подсознательно я чувствую, что его будет много. Стоп, а ведь с языком это же тоже секс, только…другой.

— Оральный, — тихо произношу я несвойственным для себя голосом, прыская от смеха.

— Не знал, что у тебя может быть такой секси-голос, Светик, — машинально поворачиваю голову на уже хорошо знакомый голос и облегченно выдыхаю, понимая, что это Волков.

— Напугал, — быстро отворачиваюсь и принимаюсь надевать на себя костюм.

Нога как назло не попадает в штанину, от чего я пошатываюсь и веду себя как неуклюжая овца.

— В следующий раз можешь переодеваться в моем кабинете, он хотя бы закрывается. А то ходят тут всякие мужики больные.

— Это вы так про себя, Кирилл Александрович? — интересуюсь я, вдевая наконец-то руки в рукава от рубашки.

— Вообще-то про пациентов, Светлана Васильевна. Давайте я вам помогу застегнуть клепки.

— Да я как-то сама справлялась, вроде руки все же неиз полки растут. А вы там… кончали вроде бы, вот и продолжайте, не отвлекайтесь.

— А я только что кончил, вот прям, когда узрел тебя у зеркала в этом бежевом лифчике. Только не говори, что ты обиделась на мое шуточное сообщение? — притягивая меня к себе за руку, игриво шепчет Кирилл.

— Не обиделась, но мне не нравятся такие шутки.

— Я бы мог сказать, что прекращу это делать, но мне бы пока не хотелось тебе врать.

— Пока?

— Ну потом будет типа ложь во благо и все такое, — улыбается Волков, делая вид, что застегивает клепки на моей рубашке, на самом же деле кладет одну руку на живот и начинает его слегка поглаживать, вторую руку протягивает за спину и проводит пальцами вверх по позвоночнику, вызывая волну мурашек. Никогда бы не подумала, что буду чувствовать себя с Кириллом так комфортно, тем более после вчерашнего. А еще вот так открыто смотреть ему в глаза и не испытывать дискомфорта. — Да, я, кстати, вот прямо сейчас соврал, Светик, — усмехается мне в губы, обдавая горячим дыханием.