— В смысле?

— Да буду я врать и не только во благо. Все врут и это нормально, — вновь улыбается и вместо того, чтобы поцеловать меня в губы, чего если уж честно я хотела, он резко наклонил голову вниз и прильнул губами к моей ключице.

«Ты ханжа, Света, но тебе это простительно в силу твоего воспитания», кажется, так он когда-то мне говорил. Сейчас же глупо отрицать то, что мне это нравится. И я не то, что не отрицаю, я и не протестую, хотя следовало бы, учитывая, где мы находимся. И даже то, что он начал скользить губами вниз, а потом оттянул одну чашечку бюстгальтера, высвобождая грудь, меня совершенно не напрягло. Как и то, что через пару мгновений он сжал ее и прильнул губами к соску. Вместо того, чтобы оттолкнуть его, я стою не двигаясь и сильнее сжимаю его плечо, борясь с желаниемподдаться ему и продолжить. Ноэто же не квартира, а сестринская. Сестринская, мамочки, сюда же может войти любой человек. Отрезвила! Очень резко меня отрезвила эта мысль, да так, что я моментально стала отцеплять от себя Волкова. Сумасшествие какое-то. Где вообще моя голова?!

— Кирилл, хватит. Мы не дома, — несильно отталкиваю его, быстро поправляя лифчик.

— Прости, я дурак. Просто выражаясь твоим языком, я очень хочу «кушать», аппетит разыгрался не на шутку.

— Я тоже не прочь покушать. Вот давай лучше этим и займемся, через пару часов, — быстро застегивая клепки, уверенно произношу я.

— О, Боги, Света, когда я произносил твое любимое слово «кушать», я имел в виду, что я тебя хочу, а не еду. Сожрать тебя хочу в смысле, так понятнее, дитя из Джунглей?

— В принципе да, но я не съедобная.

— Это как сказать, как сказать, — вновь усмехается Кирилл, взъерошивая волосы одной рукой. — Все, все, я сажусь на диету на пару дней, а с десятого по одиннадцатое отожрусь на славу. Ты сейчас ни хрена не поняла, да?

— Я поняла, что ты не про шкварки и картофель. А почему уж тогда не с девятого мая? Это вообще-то первый выходной.

— О как, ну с девятого, так с девятого. Ну ее на хрен это диету, да, Светик? — прижимая меня к себе за плечо, шепчетна ухо.

— Ну жареная картошечка однозначно вкуснее, чем брокколи, стручковая фасоль и прочие полезные продукты, которые мне пичкали с детства. Так что да, глупо не признать, что диета не самое лучшее в жизни человека.

— Охренеть, ты все о еде, а я вообще-то про секс.

— А я о том и другом. Если призадуматься я жила и без того, и без другого. Ведь моя еда тоже была пресная в большинстве своем, то есть я редко испытывала от нее наслаждение. Бывали, конечно, дни и праздники, когда были вкусняшки, но не так, чтобы часто.


— Ты ж моя хорошая, бедная, недокормленная, недотра…недолюбленная Светка. Все, выдохни: откормлю, отлюблю и затрахаю как следует.

— Вот обязательно это было говорить в конце?!

— Так значит надо все-таки врать?

— Зачем все передергивать? Это пошло. И вообще отпусти, любой может зайти и увидеть, говорила же уже, — одергиваю руку и выбираюсь из-под захвата Волкова. Отворачиваюсь от него и вновь подхожу к зеркалу, чтобы пригладить волосы.

— Ладно, не буянь, Светка. Пока не забыл, держи, — протягивает мне две заколки, некогда стыренные им.

— Спасибо. Ты что, носил их все это время в кармане?

— Нет, конечно, я видел, что ты вошла в сестринскую, думаю самое время их тебе вернуть.

— А что так?

— Ну а чего ты с распущенными волосами ходишь? Нечего развращать больных. Так что собирай шевелюру.

— Я убираю очередные следына шее, а не развращаю больных, так что буду ходить с распущенными.

— Ой, не преувеличивай, там почти ничего не видно, к тому же, мне нравится, — убирает одной рукой мои волосы и легонько проводит пальцем по свежим следам.

— А если я тебе сделаю такие же в видимых местах?

— Да пожалуйста.

— Шутишь?

— Нет.

— У меня есть волосы, более того, я могу купить крем и скрыть это. А ты что сделаешь?

— Ничего, — небрежно бросает Волков.

— То есть так и оставишь?

— Я точно не буду надевать парик и замазывать их кремом.

— Я тебе не верю. Взрослый человек, тем более занимающий такую должность как у тебя, не позволит себе такую…даже не знаю, как это назвать.

— Да как хочешь так и называй.

— То есть ты не прекратишь ставить мне засосы?

— Оно само, Светлана Васильевна, я это не контролирую, — разводит руками, не скрывая улыбки.

— Я однозначно сделаю тебе тоже самое.

— Буду ждать.

— А можно узнать почему ты такой…

— Какой?

— Радостный.

— У меня ПМС закончился. Все, Светлана Васильевна, жду вас у себя в кабинете, будем говорить на очень важную тему.

— Какую?

— О бабке твоей, о чем же еще. Все, как разгребешь свои дела, приходи ко мне.

Дела свои я разгребла слишком быстро, а если точнее, через полчаса я уже была в кабинете у Кирилла и тихонько сходила с ума от его рассказа. Я всякое могла ожидать, но, чтобы притвориться больной и приехать ко мне на отделение, чтобы прилюдно опозорить сразу со всех сторон…это удар под дых. Более того, я совершенно не разделяла радости Кирилла от его действий и слов.

— Свет, ну что такого я сказал, что ты побледнела?

— Ты серьезно? Совсем не понимаешь, что она может пожаловаться на тебя…я не знаю куда, в комитет здравоохранения, да хоть президенту. Ты просто ее не знаешь, зачем ты так подставлялся. Зачем, Кирилл?!

— Каюсь, мне льстит, что ты думаешь о моей заднице, но не надо о ней волноваться. В смысле, о моей жопе. Бабку твою надо поставить на место и случайный удар скакалкой по ее идеально прямой спине — не исправит ситуацию. Таких надо давить не физически, а морально.

— Ты просто ее не знаешь, совершенно не понимаешь последствий, совершенно! — хватаюсь за виски, мотаю головой из стороны в стороны. — Вот знала же, что не бывает все хорошо. Знала. Радовалась еще, что все обойдется, белая полоса, блин!

— Ну хватит, глупенькая, вот увидишь, что ничего не будет, — отцепляет мои руки от щек и тут же накрываетих своими ладонями. — У меня для тебя есть одна нехорошая новость.

— Ты издеваешься?

— Нет. Я тебе наврал, сказав, что мои родители уехали на полгода и оставили мне собаку. На самом деле они ездили отдыхать и уже вернулись. После майских праздников Машу придется вернуть. Я и так выпросил эту животинку на выходные.

— А зачем ты мне наврал?!

— Чтобы заманить тебя собакой. Кто ж знал, что ты все равно захочешь съехать от меня.

— Ну вот обязательно сейчас было говорить про Машу?!

— Конечно, обязательно. Одна трагедия, перебила другую. Видишь ты о первой забыла.

— Знаешь что?!

— Знаю, Светик, хватит носом шмыгать. Успокаиваемся и пойдем наведаем сами бабку. Хватит уже трястись.

— Вместе?

— При мне она вряд ли будет вести с тобой светскую беседу. Можно попробовать одной, а я постою под дверью.

— Под дверью? — почему от этой мысли мне стало смешно, так, что я даже издала звук, похожий на смех, чем Кирилл и воспользовался, сжав мое щеки сильнее и накрыл мои губы своими. Совершенно неподходящий момент, да вот только опять мне не хочется его отталкивать. Приятно же, что целует, да и вообще не бросает, а хочет идти со мной или быть где-то рядом.

Наверное, если бы не стук в дверь, мы бы и дальше продолжали, но, к счастью, этот звук быстро привел меня в себя. Я отскочила от Кирилла, как от огня. Благо, в тот самый момент, когда Женя вошла в кабинет.

— Кир…Кирилл Александрович, там…жопа, — переводя взгляд от Волкова на меня, запинаясь произносит Женя.

— Что-то слишком много жоп на один день. Будь добра, конкретнее, Женечка, — как ни в чем не бывало, уверенным голосом произносит Кирилл, вставая с дивана.

— Бабка эта взяла и ушла. За палату не заплатила, а белье постельное изгадила.

— Что, обосралась после термометра?

— Нет, конечно, просто посидела на нем. На белье в смысле.

— Ну бабка жжет, но это же не жопа. И вот так просто взяла и свалила никому ничего не сказав?

— Прошла мимо поста со своей сумкой, взглянула на меня так, словно я таракан, и упорхала на своих двух. На мои вопросы и просьбы написать заявление — ноль.

— Ясно. Не хочет бабуля по-хорошему. Не хочет. Ладно, Жень, иди звони в поликлинику, дай им заявку, что ушла самовольно. Ну, в общем, все по правилам сделай, я сейчас историю оформлю, а Светлана Васильевна мне в этом поможет. Все, иди, Женя.

Как только за ней закрывается дверь, первое, чем я интересуюсь:

— Она все поняла о нас, да?

— Конечно, поняла. Не бойся, я поговорю с ней. Не хочешь пока огласки — не будет.

— И что ты ей скажешь?! Ну вот знала же, что не надо здесь даже находиться рядом.

— Попрошу не болтать, а я в ответ никому не расскажу, что она трахается с женатым рентгенологом. Ой, только что тебе рассказал.

— Какой кошмар.

— И не говори. Больничные развратные будни. Все, Светик, за работу. Бабке не звони. Если она сама все же соизволит это сделать, трубку бери. Ближе к вечеру — ночи, поговорим о бабке и не только. Все, не зевай. Гоу работать.

Глава 55

— Ты как?

— Уже лучше. Дышать стало определенно легче.

— А я тебя просил не обжираться.

— Все, я больше так не буду делать, — откидываясь на спинку дивана еле-еле произношу я. Не помню, чтобы когда-нибудь так объедалась. Я грешница- чревоугодница, но было так вкусно, что я забыла обо всем на свете. И о бабушке, и о том, что Женя знает о нас. Вообще обо всех проблемах. — А колбаски еще остались? Ну это я на будущее спрашиваю.

— Для тебя не остались. Есть в двенадцать ночи — дурной тон.