— Я присяду?

— Конечно, — хватаю кофту с кресла и машинально убираю ее в шкаф.

Странное дело, никто мне сейчас не указывает на некий беспорядок в комнате, более того, в кой-то веки бабушка спрашивает моего разрешения, пусть только и присесть, но все же. Вот только я все равно в ее присутствии чувствую себя каким-то загнанным воробушком. Выше нос и расправь плечи, говорю сама себе, присаживаясь на кровать. В конце концов, это моя временная квартира, я здесь хозяйка. Да меня за просмотром порно поймали, что уж может быть страшнее? Выдохнула и перевела взгляд на бабушку. Смотрю ей прямо в глаза, кажется, впервые не отводя взгляда. И только сейчас понимаю, что фактически не видела ее целый месяц. Похудела. Однозначно похудела. Она скользит взглядом по моим ногам, платью, и слегка улыбнувшись, скидывает с шеи шелковый шарфик.

— Жарко что-то.

— Ты похудела.

— Постройнела. В моем возрасте — это даже полезно, — врет. Впервые в жизни со стопроцентной уверенностью могу сказать, что она врет. Я бы сказала, что сейчас она не выглядит здоровой как раньше. По-прежнему статная и красивая, но уставшая. Очень уставшая.

— Я не вернусь домой, если ты пришла за этим, — неожиданно для самой себя, после значительной паузы, в которую каждая из нас вновь рассматривала друг друга, начинаю я. — И я не желаю тебе ничего плохого, несмотря на то, что у нас с тобой было, но мы с тобой не уживемся, даже, если ты будешь такой же доброй как в те полчаса, перед тем как уезжала в санаторий. Да и я не хочу этого, мне нравится моя новая жизнь. Не ставь мне, пожалуйста, палки в колеса. И Кириллу тоже.

— Ты преувеличиваешь мои возможности, Света, — усмехается она, прикладывая ладонь к глазам. — И да, не уживемся.

— Потому что я встала на путь шлюхи?

— Тебе виднее, куда и на что ты встала. Или скорее под кого легла. Ну да ладно, возраст требовал, гормоны, в конце концов, никто не отменял. Как ни странно, я тебя здесь не осуждаю.

— Это не гормоны.

— Да что ты говоришь? — убирая руку от лица, в типичной для себя манере, с ноткой надменности, произносит она. — Может быть, ты скажешь, что это любовь?

— Может и скажу, но не тебе.

— Это ты сейчас так говоришь. Потому что у тебя мозг затуманен свободой и не только ею. Я бы приняла тебя и после твоего Волкова, в какой-то степени мне было бы даже в радость гнобить тебя за этот поступок.

— Ты серьезно вот так об этом говоришь?

— Говорю, как есть. Я сюда не просто так пришла. Хочу, чтобы ты кое-что поняла. Хотя вряд ли ты поймешь это всецело, я сама много чего не понимаю. Наверное, тебе в это трудно поверить, но я тебя все равно люблю. Ты единственное, что у меня осталось от моего Васьки. Знаешь, твой папа был дурак, — усмехается, копаясь в сумочке. — Мой любимый единственный сынуля был дурачком, но это мне не мешало и не мешает, любить его и по сей день. Кстати, дурачком он стал после встречи с твоей матерью. Молоденький и наивный. Ой, дурак, одним словом. Но знаешь, он был похож на твоего деда. Такой же упрямый. Мне тогда было сложно на него повлиять. Собственно, и не повлияла. Не встреть он тогда твою мать, сейчас бы возможно сидел счастливый и живой. Ну да ладно. Кто здесь на фотографии, узнаешь? — вставая с кресла и присаживаясь ко мне на кровать, спрашивает бабушка, протягивая мне фотографию, на которой изображен дедушка и женщина очень напоминающую маму. — Ну?


— Дедушка.

— А это кто?

— Похожа на маму, но не очень понятно, поза неудачная.

— Ну уж извини, эта мразь мне не позировала. Это как бы случайное фото, они такие счастливые, свободные, окрыленные и их как бы опять-таки чисто случайно фотографирует профессиональный фотограф. Знаешь, после того как они оба исчезли из моей жизни, мне случайно попало это фото. Я его размножила и тыкала в эту дрянь дротиками. Словами не передать, как мне было хорошо, — усмехается бабушка.

— Я тебя не понимаю. Ты что, хочешь сказать, что моя мама ушла к дедушке?! Я тебе не верю!

— Нет, конечно. Это не твоя мать. Эта мразь была любовницей моего покойного мужа, то есть твоего паскудного деда. Он приводил эту шлюху к нам домой под видом секретарши. Долго приводил. Знаешь, поначалу я ему верила. До поры до времени я была редкостной наивной дурой, обожающей мужа и сдувающей с него пылинки. Но в какой-то момент меня осенило, что эта шлюха его любовница, а потом он и вовсе ушел к ней. Правда, потом они оба сдохли. Пожар — коварное дело, особенно во время сна. И нет, к сожалению, это сделала не я. Я бы так легко с ними не разделалась. Задохнуться угарным газом — самое легкое, что может быть, они заслуживали участи похуже. А потом твой папа привел для знакомства твою мать. Честное слово, я подумала, что я свихнулась, чтобы так были похожи люди — это должна ну уж очень постараться природа. Постаралась. Надо ли говорить, как я невзлюбила твою мать?

— Из-за похожей внешности ты перенесла на маму свою ненависть?! Только из-за этого ты всю жизнь называла ее шлюхой?! Ты вообще понимаешь, что ты говоришь? Это просто немыслимо!

— Вот только не надо делать из меня злодейку номер один. Я твоей матери слова плохого не сказала, до тех пор, пока не поняла, что она живет с моим сыном только из-за тебя. Она даже никогда не любила Ваську, хотя мой сын ее боготворил. В рот ей заглядывал, Анечка то, Анечка се. Тьфу! Не я тащила твою мать в постель к другому. Не я, Света. Твоя мать сама ушла от Васи. Сама. Я не травила ее. Более того, унижалась перед ней, чтобы осталась с ним, потому что знала, как твой папа ее любил.

— То есть она не была такой гулящей, как ты талдычила мне всю жизнь, да? Она просто влюбилась в другого и ушла? А меня не бросала, а просто… просто…

— Я запрещала ей видеться с тобой, Вася был здесь со мной солидарен. Он дурачок так надеялся вернуть твою мать, а я просто…

— Просто ей гадила.

— Понимай, как хочешь. Только суть остается одна. Из-за твоей непутевой матери мой сын залез в петлю. Из-за нее, Света. И это правда. Я тебе в этом никогда не врала. Хотя врала — он залез в эту петлю раньше, чем твоя мать разбилась со своим любовником на машине. Мой сын покончил с собой не из-за того, что ее не стало, а из-за того, что просто не смог ее вернуть. Тебе это сложно понять — у тебя нет детей. А он был у меня один. И все из-за твоей матери.

— Да чего уж там, я воплощение любовницы дедушки и моей непутевой дрянной матери. Этакая непутевая шлюха. Ты ведь к этому ведешь? Я ведь похожа на маму внешне. Похожа!

— Похожа. С этим сложно спорить. Вот и представь, каково мне видеть тебя на протяжении пятнадцати лет, а ты с каждым днем становилась все больше и больше похожей на этих двух особей одновременно. Одна увела мужа, другая убила сына. Знаешь, я тебе именно поэтому отращивала длинные волосы, чтобы никакого каре как у этих двух, никакой косметики, другая одежда, другое воспитание, все другое. Я так хотела, чтобы ты была другой. Я их ненавидела, ненавижу, и до конца своих дней буду ненавидеть. Это не излечится таблетками. Это внутри меня сидит. Я ими отравленная. И тебя отравила.

— Затравила, — ничуть не задумываясь, добавляю я.

— И это тоже. Я понимаю, что в это сложно поверить, но тебя я не ненавижу, я люблю тебя. Ты единственное, что осталось от моего сына. Да, вот так странно, но люблю. Все эти недели не было ни дня, чтобы я не думала о тебе. Я боролась с собой. Думала все остынет, уляжется. Но никак я не думала, что ты найдешь себе… того, кого нашла.

Может в этом есть определенный плюс. И не уживемся мы не потому что я тебя не приму, а потому что я тебя в итоге добью. Неосознанно, но добью. Так что может и к лучшему, что так все сложилось. Вдруг тебя реально ждет счастье с этим врачом.

— И ты мне типа желаешь это счастье?

— Ты думаешь обо мне хуже, чем я есть, Света. Я тебе никогда не желала плохого. Знаешь, я так устала. Выжита как лимон. Никогда не понимала этого выражения. Нет, конечно, оно понятно, вот только не представляла, что такое может быть на самом деле. Наверное, твой доктор прав — мне не хватает подпитки. Видимо, я и вправду вампир, — усмехается, смотря мне в глаза, и тянет руку к моим волосам. — У меня же теперь нет перед глазами ни одного упоминания об этих двух, — не прекращая смеяться, выдает бабушка. — На тебе не срываюсь, вот и хандрю. Свет?

— Что?

— Я тебя об одном прошу — не стриги волосы. А если уж соберешься, то не под каре.

— Иначе что? Умрешь от разочарования?

— Господь с тобой. У меня длиннющая линия жизни. Я пережила стольких тварей и потерь, что буду жить этак лет до ста. И правнуков своих застану, если родишь, конечно. И да, лучше мальчика рожай.

— Может быть что-нибудь еще?

— Может быть — да. Не переусердствуй с любовью.

— Ты сейчас вообще о чем?

— Не растворяйся в мужчине, это может плохо закончиться, — привстает с кровати, и я встаю следом за ней. — Пожалуй, мне уже пора, — она неожиданно тянется к моему лицу и целует в щеку. — Еще увидимся. Когда захочешь. Точнее, если захочешь, — быстро добавляет она, завязывая шарфик на шее.

И больше не смотря на меня, идет на выход. Надевает обувь и, кивнув мне, молча, выходит из квартиры. Стою как вкопанная, гипнотизируя взглядом дверь, и не могу понять, как так получилось, что сейчас мне от чего-то жаль бабушку. Да, именно жаль.


— Ну, я же говорил не шлюха, — поворачиваюсь на насмешливый голос Кирилла.

— Очень уместное замечание.

— Конечно, уместное, иди сюда, ущербная моя, — притягивает к себе, обнимая за талию и целует в макушку.

Глава 59

Два месяца спустя

Что ты пытаешься донести до меня, мужчина с щетиной и большими пальцами? Ах эти пальцы, пальцы, пальцы, пальцы пели и плясали ля-ля-ля-ля… нет там было про свадьбу. А эти пальцы не поют, но все же пляшут. Здорово так пляшут по телу, особенно приятно, когда щекотят спину и копошатся в волосах. Ну ладно, в трусах не менее приятнее. Но сейчас я согласна просто на волосы, ну или на спинку. Да на любой участок тела, а не на разбор сотен пленок ЭКГ, лежащих на столе. От отчаяния хочется выть. Ну кто меня дергал за язык с этими дурацкими кардиограммами? И как теперь объяснить, что я не хочу и не могу их разбирать? Даже при большом желании не могу я это делать с Кириллом. Не могу и все тут. Ровно неделю от начала практики он пыжится со мной, объясняя премудрости ЭКГ. Голова совершенно не воспринимает то, что говорит Волков. Я не знаю, как так получается, но все, что я делаю при всех этих разборах — это пялюсь на его руки и другие части тела. То, как он сидит сейчас — напротив меня через стол, я обожаю больше всего. Тут и лицо его в сотый раз рассмотришь, когда дожидаясь моего заключения по пленке, он начинает что-то смотреть в телефоне, ну и руки само собой в очередной раз попадают под поле моего зрения. Наверное, умей я рисовать, с легкостью изобразила бы портрет Кирилла со стопроцентной точностью. Каждую морщинку на лбу, каждую веснушку и родинку. И вены на руках… ах эти вены, вены, вены, вены… Зачем? Ну вот зачем я решила проходить с ним практику? Хотя, собственно, выбора-то у меня и не было, ну разве что пойти в другое место. Но это ж надо быть полной дурой, чтобы уйти из больницы, в которой работаю. Ну и помимо того, что это крайне глупо, во мне взыграла самая что ни на есть ревность, когда осознала, что Кирилл возьмет к себе какую-нибудь студентку. Да ладно, не какую-нибудь, а, например, Веронику, которая зачем-то выбрала это место для прохождения практики. В начале я даже была рада, что Волков распределил всех студентов и ординаторов и демонстративно выбрал меня. А сейчас я готова от этого выть. Ну кто же знал, что вместо того, чтобы заниматься хоть иногда куда более приятными вещами, мы будем разбирать ЭКГ? А теперь я — отличница со стажем, сдавшая летнюю сессию на все пятерки, чувствую себя… тупой. Да, именно тупой. Ну не получается у меня разбирать с ним эти дурацкие кардиограммы. Единственное время, когда я могу за них взяться — это дома, после работы или практики. Только дома, точнее в его квартире, мы всегда вдвоем. А достань я в квартире при нем эти пленки и методички, начнется очередной урок «почувствуй себя тупой».